и густой итальянский акцент, кричащий из каждого поворота. Неужели богатству этого человека нет конца? Как и его власти?
Когда я подошла к машине, Сэйнт схватил меня за запястье и рывком развернул к себе, прижав к груди. Я почти не дышала, а он впился в мой рот одним жестким и пьянящим, отчаянно сильным поцелуем. Его пальцы впились в мои щеки, когда он сильнее обхватил мои губы, удерживая меня на месте поцелуем, чтобы я не могла вырваться. Яростные прикосновения его языка к моему, то, как его рот практически поглощал мой, когда он искал мой вкус, заставили мои ноги ослабеть, а сердце забиться со скоростью света. В его поцелуе не было ничего нежного. Это была не любовь, не забота, не проявление привязанности. Это был акт жесткой страсти, чтобы показать право собственности. Чтобы взять и пометить, чтобы убедиться, что я знаю, кому принадлежу.
Ему.
Он оторвал свои губы от моих, его язык облизал то, что осталось от нашего поцелуя.
— Я еще не закончил с тобой, Segreto.
— Что ты имеешь в виду?
Он втянул воздух сквозь зубы.
— Ты сбежала от меня. Думаешь, я оставлю это безнаказанным?
При воспоминании о моем последнем наказании по телу пробежали мурашки. Я до сих пор чувствовала ожог кожи на своей плоти, просто думая об этом.
— Я не буду играть в твои сексуальные игры, Святой.
— А кто сказал, что я играю?
Я отступила назад, мои губы были нежными от его яростного поцелуя.
— Если бы я попросила тебя не причинять мне боль…
— Не надо.
— Что не надо?
— Не проси меня о том, чего я не могу тебе дать.
Я нахмурилась.
— Ты не можешь дать мне слово? Обещание?
Он прикусил нижнюю губу, и маска, которую он всегда носил, чтобы я не могла прочитать его выражение лица, вернулась на место.
— Не тогда, когда речь идет о том, чтобы причинить тебе боль.
Мимо проехала машина, звук которой нарушил тишину вокруг нас. Сэйнт обошел машину и остановился у двери со стороны водителя.
— Садись в машину, Мила.
Я посмотрела в его сторону.
— Ты настолько уверен, что причинишь мне боль, что даже не хочешь дать мне слово, что не причинишь? — Он не попытался ответить. Он просто смотрел на меня, не давая ответа, который я хотела услышать.
— Я не такая, как ты. — Я сплела пальцы и повернулась к нему лицом. — Я не такая, как ты, Святой.
— Это тот факт, о котором я прекрасно знаю.
— Ты хочешь, чтобы я стала такой же, как ты? Стала той, кто любит боль?
— Нет. — Он покачал головой. — Ты все не так поняла. Я не люблю боль. Мне нравится только причинять ее.
Мое сердце ёкнуло, и я задержала дыхание.
— Что он с тобой сделал?
— Кто?
— Твой отец. Он что-то сделал с тобой. Он причинил тебе боль. Я смотрела в его глаза, Сэйнт, и не видела ничего, кроме чистого зла.
Выражение его лица оставалось каменным, а глаза — бескрайним океаном бурных морей.
— Я впечатлен. Тебе понадобилось пять минут, чтобы понять, что мой отец — дьявол. — Он открыл дверь своей машины. — А мне понадобилось двадцать лет.
Он забрался в машину, и я тяжело сглотнула. Смятение не было подходящим словом, чтобы описать хаос в моей голове. В моем сердце. И после того, что только что произошло между нами, на фоне высоко возвышающейся сосны, я не была уверена, что сейчас подходящее время для того, чтобы попытаться разобраться в этом хаосе. Попытаться разобраться в своих чувствах.
Поездка до пристани была тихой, но я приветствовала это. Усталость переполняла мои кости, и у меня не осталось сил на роль непокорной заложницы, скорее на роль покорной жены.
Пейзажи пролетали как одно сплошное пятно, и плавное движение машины Сэйнта убаюкивало меня. Мне захотелось закрыть глаза, поглубже устроившись на кожаном сиденье. Хоть ненадолго. На несколько минут.
— Мила. Давай, детка, держись за меня. — Две сильные руки подхватили меня, и я открыла глаза, только чтобы понять, что мы уже на пристани. Знакомый его запах: диких специй и перца, успокаивал меня, когда я прижалась головой к его груди. Я слишком устала, чтобы бороться с ним. Слишком устала, чтобы требовать, чтобы он поставил меня на землю, чтобы я могла доказать свою силу, встав на ноги. На самом деле я была рада утешению в его объятиях, когда он нес меня, и сон грозил вырвать меня из реальности и погрузить в грезы. Мир затуманился, сознание помутилось, а мысли затихли. Было приятно, что кто-то несет меня, когда я слишком устала, чтобы идти сама.
— Я держу тебя детка, — прошептал Сэйнт, гладя меня по волосам. — Ты со мной сейчас и всегда.
— Шесть месяцев, — прошептала я. — Только шесть месяцев. — Я прижалась щекой к его груди, и он крепче прижал меня к себе.
— Ты ошибаешься.
Если бы у меня оставалась хоть капля энергии или хоть одна связная мысль, я бы спросила, что он имеет в виду. Но я не могла. Не сейчас.
Не сегодня.
Как гребаный сталкер, я прокрался в ее комнату, наблюдая за ней, пока она спала. Я не мог заставить себя уйти, когда положил ее обессиленное тело на кровать. То, что она бормотала во сне, прося меня не уходить, не имело никакого отношения к тому, почему я все еще крутился рядом. Я прислонился к одному из столбиков кровати и заглянул в ее прекрасное лицо. Безупречная кожа, вороные локоны и губы богини. Как ей удается выглядеть такой умиротворенной? За один проклятый день произошло практически недельное дерьмо.
Если бы я не был эгоистичным ублюдком, я бы отпустил ее. Если бы вся моя жизнь не вращалась вокруг разрушения жизни моего отца, я бы начал все сначала. Я бы отпустил всю эту ярость и забыл о своей жажде мести. Но прошло слишком много времени. Прошли годы, и я уже не знал, кем был без нее.
В дверь постучали, и я выругался под нос, тихо пробираясь через спальню. Я открыл дверь, и меня встретили обеспокоенные глаза Джеймса. Я оглянулся на Милу, которая все еще крепко спала, затем вышел и осторожно закрыл за собой дверь.
— Что случилось?
— Твой отец уже едет сюда.
— Что?
— Один из моих парней только что заметил, как он вышел из машины, и направился сюда.
— Господи. — Я потер затылок. — Ладно. Оставайся здесь.
Джеймс