В номере тихо, свет приглушен. В коридоре слышен какой-то разговор. Наверное, соседи.
Решаюсь.
– Должен признаться, я считаю извинения беспричинными, но мне нравится ход твоих мыслей, – ворчит он, когда я хватаюсь за края его толстовки и тяну плотную ткань наверх.
Справившись, заботливо поправляю белую хлопковую футболку, облегающую крепкое туловище, и целомудренно отвечаю:
– Не знаю, о чем ты... Просто хочу вернуть всё как было, ммм… до того, как я начала умничать. Мне так будет комфортнее.
Нежно берусь за его запястье, обхватываю его пальцами и старательно пытаюсь снять часы.
Вэл пристально за мной наблюдает, словно принимает решение, а затем массивные плечи как-то враз расслабляются, и он легко смеется. Это похоже на полнейшую капитуляцию, которой я и добивалась.
Вэл как настоящий мужчина проявил великодушие и не стал дальше лелеять обиду. Не разыграл драму и не самоутверждался за счет моей ошибки. Это, безусловно, подкупает.
Да-да, мы действительно сейчас живем в таком мире, где мужественность удивляет, а настоящие поступки восхищают.
Сердце останавливается от трепета, и я путаюсь, не могу справиться с кожаным ремешком.
Костров тактично забирает свою руку и сам снимает часы. Откладывает их на прикроватную тумбочку, к тем самым презервативам, эротическим картам и смазке. И смех и грех.
– Спасибо, Вэл, – тихо произношу, указывая в сторону стола. – Поужинаем?
Он размещает руки в карманах и кивает, галантно пропуская меня вперед. Усевшись на стул, вытираю влажные ладошки о штаны и позволяю телу расслабиться.
Уф…
Я порядком виновата за свои поспешные выводы и сомнения, но чувствовать себя на шахматном турнире, бесконечно просчитывая дальнейшие ходы и поведение соперника, тоже не хочется.
Здоровые отношения – это про комфорт. Если в присутствии любимого человека или друга вы никак не можете расслабиться и выдохнуть, у меня для вас плохая новость – кто-то из вас просто играет. Играет!
А ведь любая игра когда-то заканчивается поражением. Особенно в случае, если одна из сторон не в курсе про правила.
– Я сначала вечера чувствую себя не в своей тарелке, – признаюсь честно.
Была не была.
Если решила быть открытой, нужно идти до конца.
Стискиваю в руках вилку и кончиками пальцев прохожусь по белоснежному фарфору.
– Почему? – удивляется Вэл. – Я сделал что-то не так? Это из-за номера?
Пошел на уступки, но общается довольно сдержанно. Даже с фанатками сегодня болтал приветливее.
Не так-то ты и прост, Костров!
– Устрицы, – смотрю на красивые раковины и краснею. – Я никогда их не пробовала…
– И?..
– Мне стыдно, – опускаю взгляд.
Тишина пугает, но я продолжаю ждать какой-либо реакции от своего друга детства.
– Стыдно за то, что не пробовала устрицы, Ива? – непонимающе проговаривает Вэл.
Если бы он посмеялся или начал иронизировать, я бы, честно признаюсь, не выдержала.
– Ну да, – нервно мотаю головой. – Ты такой весь современный, модный. Татуировки эти…
– Татуировки? А с ними что не так? – осматривает свои руки.
– Нет, – закусываю губу, улыбаюсь и спустя секунд десять продолжаю: – Это, видимо, со мной не так…
Жизнь научила меня в любой непонятной ситуации искать причины прежде всего в себе.
– То есть я первый в мире человек, пострадавший из-за устриц, Ива?
Тоже не выдерживаю и хихикаю.
– Позволь, я тебе помогу, – говорит он, вставая и передвигая стул ближе.
Плюхается на него, тянется за тарелкой. Мышцы на его руках напрягаются. Это эстетически приятное зрелище, на котором я, как в музее, зависаю.
Придя в себя, замечаю, что Вэл изумленно за мной наблюдает и трясет салфеткой.
– Давай, конечно – с энтузиазмом соглашаюсь. – Прости.
Костров тут же приступает к дегустации:
– Я люблю маслянистый вкус устриц. Не знаю, возможно, кто-то посчитает меня идиотом, но для меня они вообще больше похожи на грибы. Поэтому, мне интересно, что ты скажешь.
– Так как их едят вообще? – включаюсь.
– Смотри, – он двигает блюдо, берет одну раковину с подушки из колотого льда и специальной вилкой подцепляет мякоть.
Под пристальным взглядом повторяю за ним все действия.
– Молодец. Я больше люблю просто с лимонным соком.
– Мне тогда тоже, – подставляю свою устрицу.
Вэл, сминая дольку лимона, щедро поливает мякоть. Глаз не отвожу от длинных, ухоженных пальцев.
– Так, – сосредотачиваюсь. – Я слышала, что их не надо жевать. Это меня немного пугает. Боюсь подавиться.
– Ешь, как ты хочешь. И вообще, расслабься, – мягко проговаривает Вэл, поглядывая на моё перепуганное лицо. – «Устричная» полиция нравов вряд ли сюда доберется, а я тебя не сдам. Клянусь нашей дружбой.
Смотрим друг на друга в упор, замираем и… одновременно широко улыбаемся.
Даже как-то светлее в номере становится.
Пожалуй, в этот момент… вот только сейчас мы с Костровым окончательно миримся. Снимаем защитные маски и снова становимся такими, как есть.
Просто Ива и просто Вэл. Парочка друзей из бараков, которые едят устрицы в лучшем отеле родного города. Те, у кого, пожалуй, всё получилось. У него так точно!
– Спасибо, Костров, – шепчу, переводя взгляд на свою устрицу.
Задержав дыхание, подцепляю содержимое раковины и отправляю в рот. Активно пережевываю, пытаясь уловить малейшие ощущения, которые распространяют по телу мои вкусовые рецепторы.
– Как? – с любопытством приподнимает брови Вэл. Быстро подхватывает и съедает свою устрицу.
– Хмм… – прикрываю губы ладонью.
Подцепляю со стола бокал и щедро отпиваю шампанское. Нос щекотят мелкие пузырьки.
– Очень странный вкус, Вэл. Непротивный, как многие утверждают. Мия как-то сравнивала устрицы с соплями... Нет, совсем не похоже.
– Ну так и?..
– Но мне не очень нравится запах сырой рыбы… или водорослей, не знаю, как объяснить тебе.
– Значит, не понравилось? – усмехается.
– Понравилось, но… больше я не буду.
– Ладно, принял, – он тоже делает глоток шампанского и облизывает губы.
– Кстати, – откидываюсь на спинку стула, – а ты знал, что устрицы могут менять пол? Как-то играла в университетский квиз и там был такой вопрос.
– Впервые слышу, Заучка, – закатывает Вэл глаза и потирает больное колено.
Вдруг испытываю отвращение к его девушке. Как можно было так поступить с любимым человеком? Наверное, это вопрос риторический.
– Устрицы рождаются самцами, но их органы могут производить как сперматозоиды, так и яйцеклетки, в зависимости от потребности, – поучительно рассказываю.
– Тогда у этих ребят проблемы, – кивает он на блюдо в центре стола.
– Почему?..
– На территории нашей страны такие финты вроде как запрещены, – произносит на полном серьёзе.
Даже глаза не улыбаются.
Откидываю голову назад и хохочу от всей души.
– Обожаю твоё чувство юмора, Костров.
– Хоть в чем-то угодил, – произносит он грустно, но меня больше этим не пронять.
– Ой, ты прибедняешься. Ты ведь знаешь, что нравишься мне.
– Я почти под дулом пистолета вытребовал у тебя это признание.
– Если бы это было не так, я бы не стала реагировать на нашу несовместимость так, как отреагировала…
Вдруг замолкаю. Пожалуй, слишком рано вспоминать мою глупость. Мы оба ещё не остыли.
– Мне просто интересно, – проговаривает Вэл, отодвигая блюдо с двуполыми устрицами. – Ты всех своих парней прогоняла через эту прогу?
– Всех? – вспыхиваю. – У меня были только одни отношения, про которые ты знаешь. Кстати, откуда?..
– Одни… – произносит Вэл, хмыкая.
Мой вопрос, естественно, игнорирует.
– Да, – легко признаюсь. – Лет с пятнадцати… я безответно любила Мирона Громова. Такая дурочка была.
– Мира?.. Уже начинаю тихо его ненавидеть, – недовольно выговаривает.
– Да, ну ты брось, – машу рукой. – Он даже не знает об этом, и если когда-нибудь он или Мия узнают, я сгорю со стыда. В эту же секунду.