— Ну... Я не могу вам этого сказать. Это личное. Касается только нас с ней.
— Вообще-то, если я вас впустила и разрешила ждать, то как бы имею моральное право знать, — возразила я.
— Вы ставите меня в неловкое положение, — продолжая всё так же многозначительно ухмыляться, сказала она. — Вам что, все интимные подробности выложить, что ли?
Меня словно кипятком ошпарило изнутри.
— Ка... какие ещё интимные подробности? — пробормотала я.
— Ну... вот такие, — с кривой усмешечкой ответила Алиса, изящно вышагивая вдоль ковра с заложенными за спину руками — ни дать ни взять профессор, читающий лекцию. — Вы же знаете Сашин любвеобильный характер и вкусы... Ей нравятся молодые, красивые, ухоженные девушки, а не домашние клуши. Одними борщами да пирогами её, знаете ли, не удержишь... Вы на себя посмотрите. — Она окинула меня оценивающе-презрительным взглядом. — Хоть бы волосы покрасили, что ли... И в спортзал бы походили, а то выглядите, как сорокалетняя баба!
Я слушала и, не побоюсь этого слова, охреневала от такой наглости. В моей голове моментально пронеслось всё время, проведённое с Александрой: никаких признаков остывания чувств, никакой небрежности, грубости и невнимательности с её стороны я не замечала. В её взгляде всегда тихо светилась нежность — какой бы усталой она ни приходила с работы. На моём столе в кабинете всегда стоял букет цветов, а когда увядал — сменялся свежим, и я не могла припомнить такого дня, когда бы ваза пустовала. Встретившись в Новый год с Элей, я уже не комплексовала при виде её шубы: на мне была шуба не хуже — подарок на день рождения, а на шее, в ушах и на пальце сверкали голубые топазы — новогодний подарок. Если я себя неважно чувствовала, для меня не существовало лекарства лучше, чем расслабляющий массаж, с любовью сделанный тёплыми, сильными, искусными и ласковыми руками моего ангела-хранителя, а уж благодарной быть я умела: без своей доли удовольствия мой ангел не оставался. Часто эти родные руки переносили меня, закутанную в махровую простыню, из ванной на кровать, а потом бережно расчёсывали и сушили мне волосы, в то время как губы зацеловывали мне шею и плечи... А потом — всё тело, вплоть до пальцев ног. Стали бы они это делать, если любовь остыла?
И вот, во всё это наглая брюнеточка Алиса, выпив гостеприимно поданный мною кофе, смачно плюнула, ещё и намекая на какое-то продолжение своих отношений с Александрой. Расхаживая вдоль кромки ковра, она неосторожно повернулась ко мне спиной... Это было ошибкой. Я пантерой прыгнула на неё, опрокинула ничком, вцепилась в волосы и с холодной яростью припечатала её смазливую накрашенную мордашку об пол. Сразу же из её носа хлынула кровь с соплями, но я ещё парочку раз устроила её физиономии встречу с паркетом — для закрепления урока.
— Заткнись, сука, — прошипела я, за волосы задирая ей голову вверх. — И не смей врать. Нет у вас ничего и быть не может! Ни единому твоему слову не верю.
— Что тут происходит?! — раздался голос Александры. — Лёня, прекрати немедленно! Что ты делаешь!
Я не особо сопротивлялась её рукам, оттащившим меня от Алисы, и не особо вслушивалась в то, что эта девка истерично визжала, размазывая по лицу слёзы и кровавые сопли. В голове стоял колокольный гул, колени подкашивались, руки тряслись. Александра, не успевшая даже снять плащ и переобуться, что-то говорила мне — я видела это по движению её губ, но из-за шума в ушах ничего не могла разобрать. Она увела Алису в ванную — умываться, а я, с безжизненно повисшими между колен руками, осталась сидеть на диване...
Гул колоколов постепенно отступал, затихал: я уже слышала, как Александра достаёт из морозилки лёд — хрустит гибкой формой, выковыривая из неё кусочки. В ванной шумела вода и булькали всхлипы — мне так и представлялись сопливо-кровавые пузыри, надувавшиеся из ноздрей брюнетки. Шаги Александры: она понесла лёд — прикладывать к разбитой морде Алисы. Негромкие голоса...
Шатаясь, я подошла поближе... Пол ступенчато уходил из-под ног, и я ухватилась за дверной косяк, слушая.
— С чего ты взяла, что я должна снабжать тебя деньгами?
— Саш, мне больше не к кому... обратиться. Если я не верну деньги, мне крышка...
— А я здесь при чём? Не надо было ввязываться во всякое дерьмо.
— Саш... Пожалуйста... У тебя же водятся бабки... Что для тебя пятнадцать косарей зелёных? Ерунда... А мне — позарез надо...
— Голубушка моя, ты так говоришь, будто денежки мне с неба сыплются, как дождик. Я работаю и кручусь для этого. Я не одна теперь живу, у меня — жена. У неё здоровье слабенькое... И в любое время деньги могут потребоваться на лечение.
— На кой тебе сдалась эта больная курица...
В ванной послышался льдистый, колючий смех.
— А-а, я поняла, за что Лёня тебя проучила... Правильно сделала, я считаю. За языком следить надо, дорогуша — могут и укоротить.
— Значит, не дашь денег?
— Прости, красавица. Я и так на тебя потратилась в своё время... Хватит. Да и ведёшь ты себя, мягко говоря, странно. Приходишь просить у меня денег — и оскорбляешь мою жену. На что ты рассчитываешь?
Я вернулась в кабинет и опустилась в кресло. Из меня словно выкачали все силы и душу — осталось только тело, способное двигаться, как зомби. Значит, всё-таки не личный вопрос, а денежный... И Алиса врала про "интимные подробности". Вот только для чего ей это? Просто уязвить меня? Хотя бы ехидным словом достать меня за то, что Александра когда-то указала ей на дверь?
Александра остановилась в дверном проёме, постояла секунду и вошла. Её кожаный плащ поблёскивал в свете настольной лампы.
— Что, она тебе гадостей наговорила?
Я молчала, глядя в монитор, но совершенно не понимая текста на экране: всё сливалось в сплошной готический шрифт. От гула в голове осталась только тошнотворная, шершавая и терпкая, как кофейная гуща, пульсация в висках. Александра устало оперлась на спинку кресла, склонившись надо мной. Бахрома её тонкого шарфа защекотала моё плечо.
— Ладно... В общем, сейчас я её на вокзал отвезу, билет ей куплю, и пусть катится на все четыре стороны. Сама вляпалась в какую-то афёру — пусть сама и выкручивается.
