Они любили друг друга при расшторенных окнах с видом на нью-йоркское небо. Такого Анна не испытывала даже с ним. Филипп шестым чувством угадывал, что ей нужно, и предупреждал любое ее желание. Когда все кончилось, Анна расплакалась, будто освободившись наконец от страшного напряжения.
– Прости, прости меня. Филипп, что я не доверяла тебе.
На следующее утро они уже были в Вейле, который встретил их великолепной белизной горных вершин. Везде еще сохранились рождественские елки. Бридж-стрит была украшена праздничными огнями, и гирлянды висели на фасадах зданий.
Даже госпиталь «Kapp Мемориал» встретил Анну рождественскими елками. Дети из соседних школ сделали самодельные поздравительные открытки, которые пестрели теперь на дверях больничных палат.
Мать сидела на постели и слушала музыку. Анна почувствовала, что сердце ее вот-вот остановится, когда она увидела радостную улыбку Кейт. Та подняла руки и обняла дочь.
– Анна, Анна, – не переставая, шептала она.
– Ты соскучилась по мне?
– Да…
– Я кое-что привезла тебе, – сказала дочь, роясь в сумке. – Серебряный браслет из Милана, кашемировый джемпер – из Лондона, и целая гора книг. А эту банку меда я привезла тебе из Грейт-Ло.
Анна смотрела, как мама взяла мед – пальцы еще не слушались ее. Банка готова была выскочить, но Анна вовремя перехватила ее. Улыбка еще раз осветила лицо матери.
– Эвелин… – Кейт посмотрела на Анну. Анна кивнула ей в ответ.
– Она сейчас не в лучшей форме, мама. Хотя выглядит неплохо. Эвелин очень больна. Она умирает.
Глаза Кейт повлажнели.
– Надо… к ней, – с трудом прошептала она.
– Да, мама. Как только ты выйдешь отсюда, мы тут же отправимся в Англию.
– Мне нужно…
– Да, мама. Ты ей очень, очень нужна.
– Больно…
– Эвелин? Ты имеешь в виду Эвелин? Ей дают наркотики. Сиделка находится с ней по ночам. Мне обещали, что бабушка не будет очень сильно страдать.
– Печально. Эвелин больна… я здесь…
– Скоро ты тоже сможешь отправиться в путешествие. И тогда мы снова будем все вместе.
Радостно было видеть, как вновь оживает лицо Кейт, исчезает маска болезненного равнодушия.
От неожиданности Анна даже вздрогнула, когда перед ее мысленным взором на мгновение мелькнул образ Кейт, неподвижно лежащей в кровати.
Отрастающие волосы придавали Кейт очень молодой вид. Сейчас она напоминала девочку. Создавалось такое ощущение, будто этот инцидент вернул Кейт ее молодость. Она по-прежнему говорила с трудом и часто переходила на шепот, но Анна теперь точно знала, что мозг матери каким-то чудом остался неповрежденным. С помощью специалистов и координация движений должна была быть восстановлена.
– Я беспокоюсь, Анна… – прошептала Кейт.
– Беспокоишься обо мне, почему?
– Будь осторожна.
– Не волнуйся за меня. Сосредоточься на себе. Ты быстро поправляешься, каждый день тебе все лучше.
Кейт удалось надеть браслет, и она начала любоваться им.
– Прекрасно. Спасибо.
Анна налила в бокал апельсинового сока и передача его матери:
– Мама, наши поиски Джозефа Красновского очень продвинулись.
– Джозефа?..
Анна увидела какое-то странное выражение, мелькнувшее в чертах Кейт.
– Не можешь вспомнить?
– Нет.
– Ведь ты так долго искала его. Ты забыла, как нашла дневник? Забыла о своем путешествии в Россию?
– Ничего… ничего не помню. – Кейт отрицательно покачала головой.
– Не беспокойся. Память должна вернуться к тебе.
– Джозеф… – Кейт повернула голову к окну. Ее большие темные глаза не отрываясь смотрели на снежный горный склон. Она еще несколько раз повторила это имя. Анна начала почему-то молиться. Рам Синкх предупреждал ее, что в памяти Кейт могут образоваться самые неожиданные провалы.
Слава Богу, что она хотя бы не помнила все ужасные подробности бандитского нападения. Кейт объяснили, что она очутилась здесь в результате автомобильной катастрофы. Но, кажется, мать забыла все подробности поисков, связанных с Джозефом Красновским. Рам Синкх просил Анну как можно меньше волновать больную. Она еще не показывала матери фотографию, которую дал ей Лефковитц.
– Не беспокойся, мама, – решила отступить Анна. – Это не так важно.
– Не могу вспомнить… Россия… Джозеф.
– Со временем все восстановится в памяти.
– Я ездила… в Россию?
– Да.
– Правда?
– Правда.
– Но зачем?
– Хороший вопрос, – рассмеялась Анна. – Немного погодя, я думаю, ты сама сможешь на него ответить. У нас для этого хватит и времени, и терпения. Может быть, примеришь джемпер?
Этот джемпер стоил триста английских фунтов стерлингов, и он как нельзя лучше подошел Кейт.
– Великолепно.
– Я рада, что тебе понравилось.
– Эвелин… любит эту ткань.
– Знаю. Она передала тебе письмо. Хочешь, я прочту его вслух?
– Нет. Спасибо… могу сама. Медленно… но лучше сама. Бедная Эвелин… Я так люблю ее. Как я смогу это выразить?
– Во время моего посещения мы с ней стали ближе. Она всегда держалась со мной на дистанции, но сейчас все изменилось.
В дверь неожиданно постучали, и на пороге появилась Конни Граф.
– Я не помешала?
– Нет, – приветливо улыбнулась Анна. – Входите, Конни.
Конни села по другую сторону от Кейт и взяла ее за руку.
– Управляешься без меня? – спросила с расстановкой Кейт.
– Я ничего не собираюсь делать без тебя.
– Вернусь… как можно быстрее.
– Знаю. Ты всегда для меня была удивительным ребенком.
Три женщины сидели и мирно разговаривали еще в течение часа, наслаждаясь солнечными лучами, проникавшими в палату через большие окна. Но их беседу прервала психотерапевт.
– Мы уходим. – Анна встала.
– Нет, – возразила Кейт. – Подождите. Я покажу вам что-то.
Психотерапевт, улыбнувшись, помогла Кейт сесть в постели, затем встать и отошла в сторону. На лице больной было написано выражение какой-то сверхконцентрации воли. Медленно Кейт начала выставлять вперед одну ногу. Затем, ухватившись за специальную раму, перенесла свой вес на нее и сделала шаг.
– Ты можешь ходить, мама! – в восторге закричала Анна.
– Скорее… ползать.
– Но это все равно великолепно. Это чудо.
– Миссис Келли – очень упорный человек, – улыбнулась в ответ молодая женщина-психотерапевт. – Именно таких пациентов мы любим больше всего. Она сама создает это чудо.
Через некоторое время Анна вместе с Констанцией покинули палату. Конни выглядела неподражаемо в элегантном костюме, а бусы из жемчуга как нельзя лучше подходили к цвету ее кожи.
– Действительно, Кейт привыкла творить чудеса своими руками, – еще раз подтвердила Конни. – Анна, твоя мать – замечательный человек.
– Я знаю, – согласилась дочь.
– Кемпбелл Бринкман навещал Кейт во время твоего отсутствия.
– И как она отреагировала на это?
– Была рада видеть его.
– И больше ничего?
– Мне кажется, что она забыла о своих отношениях с этим человеком.
– Вы хотите сказать, что она полностью забыла его?
– Не совсем. Скорее, она воспринимает Кемпбелла как друга, но не более.
– Ему, наверное, трудно перенести это.
– Что ж, во всем есть какая-то справедливость. Он ведь не верил в ее выздоровление и в тяжелый момент отвернулся от Кейт. А теперь она отвернулась от него.
– Бедный Кемпбелл.
– Обычный эгоист и повеса. Он не подходит Кейт. Она заслуживает нечто лучшего.
– А может быть, мама хитрит немного?
– Не думаю, иначе я догадалась бы об этом. А как далеко ты продвинулась в поисках этого таинственного человека?
– Думаю, что очень далеко. Я уже уверена, что Джозеф Красновский жив. И мне придется разыскать его.
– Зачем?
– Зачем? Во-первых, я надеюсь тем самым окончательно излечить мать и помочь ей вновь обрести себя, а во-вторых, помочь и себе.
– А что, если это вызовет не ту реакцию у Кейт?
– Но она же так долго его разыскивала, Конни. Такое не может пройти бесследно. Кейт необходимо узнать все до конца.
– Значит, ты сама тоже в этом нуждаешься?
– О, Конни…
– Судя по всему, Джозеф Красновский является отцом Кейт?
– Когда мы найдем его, то окончательно обо всем узнаем.
– Если он жив.
Анна еще раз перечитывала дневник, когда ей позвонил Дрю Маккензи.
– Анна? Это Маккензи.
– Привет. Какие новости?
– Слышала что-нибудь о Левеке?
– Нет, а что с ним?
– Три дня назад он покончил с собой в тюрьме.
– О, не может быть!
– Да. Повесился. И опять попал в заголовки газет. Не в состоянии сдержать дрожь, Анна присела, почувствовав тошноту:
– Господи, как это все ужасно.
– К тебе эта шумиха не имеет никакого отношения. Слышишь? Никакого.
– Если бы я не взяла у него интервью…
– Тогда кто-то другой сделал бы это. В конце концов, это я свел вас. Все дело случая.
– Не так просто, мистер Маккензи.
– Если бы Левек не убивал своих пациентов, то он был бы жив.
