– Если мадам или месье будет что-нибудь нужно, я обслужу их, – пообещала Уэнди. Нина поднялась и взяла свою сумочку. Затем мы поспешили из дома и сели на первый же трамвай. Когда мы прибыли в дом Мамы Диди, очевидно, ее мать уже поняла, в чем дело. Она и Нина обменялись понимающими взглядами. Снова мы ожидали в гостиной. Я не могла оторвать взгляда от ящика, в котором, как я знала, находились змея и лента Жизель.
Мама Диди вошла, как только начали бить барабаны. Как и тогда, она села на диванчик и обратила свои серые глаза на меня.
– Почему ты вновь пришла к Маме, дитя? – спросила она.
– Я не хотела, чтобы случилось что-нибудь такое ужасное, – воскликнула я. – Мартин мертв, а Жизель искалечена.
– Для ветра безразлично, что ты хочешь или не хочешь, чтобы случилось. Как только ты бросаешь свой гнев на ветер, его невозможно вернуть назад.
– Это моя вина, – простонала я. – Мне не следовало приходить сюда. Мне не следовало просить вас о чем бы то ни было.
– Ты пришла сюда потому, что тебе было предначертано прийти. Зомби привел тебя ко мне, чтобы сделать то, что должно было быть сделано. Не ты бросила первый камень, дитя. Papa La Bas, он находит открытую дверь в сердце твоей сестры и удобно устраивается там. Она разрешает ему бросать камни с начертанным на них своим именем, а не ты.
– Нельзя ли сделать что-нибудь, чтобы помочь ей теперь? – умоляла я.
– Когда она полностью изгонит Papa La Bas из своего сердца, приходи снова. Мама узнает, что хочет делать Зомби. Не раньше этого, – категорически заявила женщина.
– Я чувствую себя ужасно, – опустила я голову. – Пожалуйста, отыщите способ помочь ей.
– Дай мне твою руку, дитя, – попросила Мама Диди. Я подняла голову и протянула руку. Она крепко схватила ее, и ее ладонь становилась все жарче и жарче.
– Всему этому было предназначено произойти, дитя, – заявила она. – Тебя принес сюда ветер, посланный Зомби. Если теперь ты хочешь помочь сестре, сделай так, чтобы она стала лучше, изгони дьявола из ее сердца.
– Хорошо, – ответила я.
– Не бойся, – проговорила женщина и медленно потянула мою руку к ящику. С отчаянием я взглянула на Нину, та просто закрыла глаза, начала раскачиваться и бормотать какой-то гимн. – Не бойся, – повторила Мама Диди и открыла крышку ящика. – Теперь протяни руку и вынь ленту твоей сестры. Отнеси ее обратно, и больше ничего не случится, кроме того, что уже случилось.
Я колебалась. Протянуть руку в ящик, где лежала змея? Я знала, что питоны не ядовиты, но тем не менее…
Мама Диди отпустила мою руку и откинулась на спинку диванчика в ожидании. Я подумала о папе, о печали в его глазах, о тяжком грузе у него на сердце и медленно, с закрытыми глазами опустила руку в ящик. Мои пальцы наткнулись на холодную чешуйчатую кожу спящей змеи. Она начала извиваться, но я продолжала неистово двигать пальцами, пока не нащупала ленту. Я быстро схватила ее и вынула руку.
– Слава Богу, – прошептала Нина.
– Эта лента, – сказала Мама Диди, – она находилась в другом мире и вернулась оттуда. Храни ее очень бережно, так бережно, как молитвенные четки, и, может быть, наступит день и ты поможешь своей сестре.
Слепая встала и повернулась к Нине.
– Сходи и зажги за меня свечку на могиле Мари Лаво.
Нина кивнула.
– Я сделаю это, Мама.
– Дитя, – вновь обратилась она ко мне. – Добро и Зло, они тоже сестры. Иногда они обвивают друг друга, как нити каната, и завязывают узлы в наших сердцах. Вначале распутай узлы в своем собственном сердце, а потом помоги сестре распутать ее узлы.
Мама Диди повернулась и ушла за занавеску. Барабаны забили громче.
– Пошли домой, – сказала Нина. – Теперь предстоит сделать очень много.
Когда мы вернулись, в доме мало что изменилось, только Эдгар добавил дюжину или около того имен к списку позвонивших. Дафна все еще отдыхала в своих апартаментах, а папа сидел в комнате дяди Жана. Через некоторое время внезапно появилась Дафна, она выглядела отдохнувшей и изящной, готовой встретить тех близких друзей, которые намеревались прийти и выразить свои соболезнования ей и папе. Она заставила мужа выйти к обеду, чтобы он немного поел.
Я тихо сидела и слушала, как Дафна строго поучала его по поводу необходимости держать себя в руках.
– Сейчас не время распускаться, Пьер. Нам предстоят ужасные трудности, и я не намерена нести их на своих плечах в одиночестве, как несла очень многое другое раньше, – заявила она. Папа покорно кивнул головой, он вновь походил на маленького мальчика. – Возьми себя в руки, – приказала Дафна. – Чуть позже нам придется принимать людей, и я не хочу ничего добавлять к тому досадному положению, в котором мы оказались.
– Разве мы не должны больше волноваться из-за состояния Жизель, чем по поводу того, что это ставит нас в досадное положение? – резко возразила я, не в состоянии сдержать свой гнев. Мне была крайне неприятна ее манера свысока разговаривать с папой, который и так уже был жалким и разбитым.
– Как ты смеешь так разговаривать со мной! – оборвала меня Дафна и выпрямилась на своем стуле.
– Я не хочу быть дерзкой, но…
– Мой совет тебе, юная леди, ходить по самой прямой и узкой дорожке несколько следующих недель. С тех пор как ты появилась здесь, Жизель стала другой. И я уверена, что гадости, которые проделывала ты и она под твоим влиянием, имеют какое-то отношение к тому, что произошло.
– Это неправда. Все, что ты говоришь, неправда, – закричала я и взглянула на отца.
– Не будем препираться между собой, – умолял он и повернулся ко мне. Его глаза были воспалены: он плакал в течение нескольких часов. – Не теперь. Пожалуйста, Руби. Лучше слушайся маму. – Он посмотрел на Дафну. – Она самый стойкий член семьи, особенно когда тяжело, как сейчас. И всегда была таковой, – проговорил он усталым и подавленным голосом.
Дафна просияла от гордости и довольства собой. До конца нашей короткой трапезы мы хранили молчание. Вечером действительно приехали Андрисы, но без Бо. За ними последовали и другие друзья семьи. Я оставалась в своей комнате и молилась, чтобы Бог простил меня за месть, которой я добивалась. Затем я легла спать, но еще долгие часы пребывала на грани сна и яви, так и не обретя желанного забвения.
На следующий день в школе всё переменилось. Трагедия и последствия ужасной автомобильной аварии привели всех учащихся в траурное состояние. Все были подавлены. Девушки, которые хорошо знали Мартина, в слезах утешали друг друга в коридорах и туалетах. Доктор Сторм выступил по школьному радио и предложил произнести молитвы и выразить соболезнования. Учителя заняли нас практическими аудиторными работами, многие просто были не в состоянии вести уроки и чувствовали себя так же подавленно, как и ученики.
