Не удивительно, что между братьями такие сложные отношения. Вот уж действительно — чертов Босс!
Я пожимаю плечами, не зная, что сказать. Говорить другу о новогодней ночи, проведенной в богатом доме Градова, не хочется. Да, пожалуй, и не поверит он.
— Люкова не было в универе год, в сентябре он вернулся. Я видел его брата в одном из клубов города — развязный тип. Не знаю, есть ли между ними что-то общее, кроме родства, но все же, Жень, держись от нашего принца подальше. Хорошо? Не то я сдохну, но его смазливую морду достану, клянусь!
— Коль? — мне неожиданно становится просто физически нехорошо. Я встаю, тяну на плечо сумку и пожимаю рукой запястье верного Невского. — Я пойду. Не переживай за меня, я все понимаю. Просто выбрось эту ситуацию из головы, ладно? Твоя подруга давно уже взрослая девушка. Увидимся завтра, Коль!
Я ободряюще улыбаюсь и ухожу, оставив парня тоскливо смотреть мне вслед. На улице солнечный зимний день, праздничный город приятно расслаблен, и я бреду вдоль заснеженной дороги, разглядывая витрины, и дальше через парк к общежитию, оставив остановку далеко позади, думая о своем и растворяясь в погожем дне.
«Но думается мне, там сразу интерес был связан с подпольными боями и тотализатором, веришь ты или нет». Перед глазами непрошеной картинкой встает Илья, лежащий на кровати. И длинные багрово-синюшные следы на смуглой коже…
Господи! Неужели Невский прав?
В общежитии непривычно тихо — пора каникул разогнала одних студентов по домам, других усадила за учебники, и мои шаги легко выдергивают старенькую вахтершу из ленивой дремы.
— Здравствуйте, теть Мань, — здороваюсь я, подходя к освещенной каморке. — С наступившим Вас! Какая красивая елочка, — показываю взглядом на игрушечное чудо размером с ладонь, уместившееся на небольшом столе, — под такой немудрено и заснуть!
По телевизору показывают сказку «Морозко», на ногах у женщины вязание… Она довольно кряхтит и поднимается мне навстречу. Стягивает со стола открытую коробку конфет, предлагая:
— Угощайся, детка! И тебя с праздником!
Я беру конфету и сую за щеку.
— Мм, вкусно, — прикрываю глаза, облизывая губы. Женщина не отнимает коробку, поэтому я решаюсь угоститься еще одной. — Спасибо! Какие вкусности у вас тут, теть Мань! Надо же, ассорти с миндалем! Неужели наш дорогой комендант расщедрилась на угощение? — удивляюсь, проходя в каморку. — Теть Мань, я сегодня с дороги сразу в универ… К вам мои младшие братья должны были заглянуть — оставить для меня сумку… У мальчишек в городе спортивное мероприятие, так что мне повезло не тащить баул на себе.
— А как же, Женечка! — с готовностью кивает головой женщина. — И заглянули, и оставили! Хорошие братишки у тебя, вежливые такие, симпатичные. — Я нахожу глазами сумку, приставленную бочком к стене, затаренную бабулей под завязку, и выношу ее в коридор. — Все трое. Особенно старшенький!
— Что? — я останавливаюсь у двери, оглянувшись. — Старшенький?
— Ну, ты же о братьях сейчас говоришь, или как? — щурит вахтерша сквозь очки хитрый глаз.
— Да.
— Вот! Значит, и я о них! Старшенький, говорю, особенно симпатичным показался. Кстати, конфетки — это вот он принес, поздравил старуху с Новым годом. И пакет для тебя передал, вот этот. Да чего смотришь, девонька, держи давай!
— Ой! — я принимаю из рук женщины небольшой пакет и прижимаю к груди. Растерянно поправляю шапку. — С-спасибо, теть Мань.
— А мне-то за что? — удивляется вахтерша, возвращаясь в кресло. Отмахивается от меня рукой: — Это братишке спасибо скажи, не мне! И беги уже, вязание у меня, отвлекаешь…
В комнате пусто и странно одиноко без Таньки: экзамены у Крюковой начнутся двенадцатого, до десятого января девушка в общежитии не появится. Я захожу в комнату, раздеваюсь и устало сажусь за стол, неожиданно досадуя на то, что некому сейчас прыгнуть мне на шею и бесцеремонно заглянуть в чужой пакет, чтобы с криком «Вау! Вот это да, Женька!» вынуть из него новенький телефон, ключи, несколько денежных банкнот и записку… написанную таким знакомым ровным почерком:
«Воробышек, это тебе от Яшки — номер я восстановил. Холодильник к шестому Бампер забьет. Деньги… купи, что хочешь. Илья».
И удивиться, обнаружив в пакете от Люкова рядом с телефоном теплый голубой шарф, громко задавшись вопросом: а что же, собственно, он там делает? Такой знакомый, Женькин, странным образом пропитанный запахом дикого можжевельника и горького апельсина?.. Подарок, который Илья вернул. Вернул, несмотря на мой щедрый порыв. Так почему же тогда я так глупо улыбаюсь?
Я беру в руки недорогой, очень симпатичный белый смартфон и отвечаю сама себе, прижимая шарф к груди: потому что ты, Люков, такой же обманщик, как и я. Как же, от Яшки…
Телефон включен, и в набранных звонках высвечивается знакомый номер с тремя семерками в конце — случайно набранный неизвестным пользователем абонент… Прозрачно даже для такой простодушной птички, как я, но твое внимание мне приятно. Ты же не знаешь, что я помню твой номер наизусть.
Я отваживаюсь долго — то набирая, то удаляя текст, прогоняя смущение улыбкой, вновь сомневаясь и тут же ругая себя за трусость. И все же пишу: «Спасибо!» и даже добавляю веселый смайлик с подписью: «Это я». С надеждой жду ответ, и только вечером, когда общежитие засыпает, свет гаснет, а тонкий серп месяца разрезает рваные облака… когда я, закрыв ноутбук и забравшись с ногами под одеяло касаюсь наконец холодной щекой подушки, ты присылаешь короткое «Да, смайлик, ты», позволив мне наконец счастливо закрыть глаза.
Экзамен Игнатьеву сдан на тройку, и мне очень хочется верить, что оценка, пусть невысокая, заслужена честно. Ребята вновь собираются в клуб, приглашают присоединиться, Рябуха сыплет анекдотами, зажимает Петрову и обещает исполнить с девушкой в клубе грязные танцы, но я отказываюсь, сбегаю в общежитие и самостоятельно, день за днем упорно штурмую термодинамику, готовясь к экзамену. Хотя кому я вру? С нетерпением ожидая встречи с Ильей.
Я скучаю по нему, скучаю, и ничего не могу с собой поделать. Понимаю, что не должна, что так тосковать по парню неправильно, что ничем хорошим для меня влюбленность в Люкова не закончится, что у него таких девчонок, как я, дюжина и еще пучок… и все равно дни до шестого января тянутся невыносимо медленно, а каждый вечер, засыпая, я вспоминаю его тепло рядом с собой и голос. И когда оно все-таки наступает, когда первые осторожные солнечные лучи проникают сквозь тонкие шторы в комнату, я вскакиваю с постели и приникаю к окну, желая разделить с солнцем радость начавшегося дня.
