— Касаться-то ее теперь можно? — Не упустил возможности съязвить, намеренно поддев родственничка. — Или у тебя всякий раз разрешения спрашивать?
Давыдов на выпад младшего усташающе оскалился:
— Ну, попробуй. — Надменно хохотнул. — Только, предварительно убедись, что я хорошем расположении духа!
Заносчивый! Бесспорно. Но другого у нее не будет!
— Как интересно, — задумчиво протянул отец, наблюдая за Германом. — И по какой же такой причине, Глеб должен спрашивать у ТЕБЯ разрешения, чтобы приблизиться к МОЕЙ дочери?
* * *
— Ах, так вы женитесь? — С обманчивой нежностью в голосе подытожил отец немногословное, но довольно четкое заявление Германа.
И надо же было тому ляпнуть прямо в лоб, без предварительной подготовки всю правду-матку.
Мол, была она, батенька твоею доченькой, а очень скоро станет моей любимою женой. Спасибо, что вырастил красавицу, да воспитал!
Лера съежилась от насквозь пропитанного иронией голоса родителя.
Правда, только внутренне.
Внешне же, упрямо вздернула подбородок, и сильнее расправила плечи, попутно пихнув Глеба локтем в бок за гнусную провокацию. А судя по бесенятам, отплясывающим «джигу» в глубине его кофейных глаз, задал брату подобный вопрос он именно с этой целью. И теперь с наслаждением наблюдал, как Герман отдувается перед «старшими».
Вот ведь…зараза!
— Чисто из уважения к возрасту, и к тебе, Константин Владимирович, — не менее язвительно отозвался Давыдов, с трудом сохраняя вежливую улыбку на лице, — могу повторить!
Ой, зря…зря.
Константин Спирин — истинный лев. И по гороскопу, и по жизни. И по призванию.
Любой вызов принимает. Любой бунт подавляет. Свое защищает.
— Не утруждайся! — Вот теперь от стали в его голосе, даже Лере захотелось превратиться в обои. А Герман ничего. И бровью не повел. Достойные друг друга противники, ничего не скажешь. — Ты «Кавказскую пленницу» давно смотрел, сынок?
— Придаваться ностальгии времени нет! — Ответил, как отрезал ее мужчина, чеканя каждое слово. — Давненько.
— Напрасно! — Хмыкнул отец. — Ведь ответить тебе я планирую фразой одного из героев этой гениальной киноленты.
— …?
— Свадьбы не будет!
— Костя!
— Папа!
Возмущенный возглас Леры и Станислава Юрьевича, прозвучавший в унисон, эхом отразился от стен.
— Тихо!
— Цыц!
Так же, одновременно, рявкнули на них участники «задушевной» беседы.
— Похоже, я здесь лишний! — Явно забавлялся друг. — Но, мне пофиг! Хочу драку.
— Сплюнь, придурок!
Тем временем, Герман вновь сосредоточился на госте:
— Знаешь, Константин Владимирович, я давно уже вышел из того возраста, чтобы нуждаться в родительском благословении. Наставления, пожелания, указания, рекомендации…смело оставляй при себе. А дочь твоя…моя она! С потрохами.
— Ты ее не достоин.
— Я и сам это знаю!
— Тогда, мужиком будь. Отпусти.
— Нет!
— Почему?
— Люблю.
Отец загоготал. Зловеще. Устрашающе. И от этого смеха у нее поджилки затряслись, а сердце едва из груди ни выпрыгнуло.
— Полагаешь, этим все сказано?
— Полагаю.
— Ты отсутствовал в ее жизни десять лет! — Припечатал Спирин ледяным тоном. — В самые тяжелые моменты. В самые счастливые. Где ты был? Твоя холеная любовь зародилась в груди? В голове…или в чл…чуточку ниже?
— Во всем теле! — Процедил Давыдов сквозь зубы, словно теряя терпение. — От разлуки с ума сходил. Глеб соврать не даст — до сих пор то безумие мне припоминает. Обиду твою понимаю, но решать за нее ты не будешь!
— Посмотрим.
— В чем дело? Сами же мечтали породниться. Что изменилось?
— Это было до того, как ты от нас…
— Не мог я приехать. — Перебил мужчину. — Не мог!
— Почему?
— На то были причины!
— Так озвучь их, пока не поздно!
— Из-за меня, — закричала, надрывая голосовые связки. Складывалось впечатление, что еще миг, и эти двое точно схлестнуться в жестокой битве. — Папа, я все скажу. Но, выслушай…пожалуйста, спокойно!
Видимо, что-то надрывное ощущалось в ее тоне. Напряженной позе. Болезненно сверкающем взгляде. В общем, родитель поспешил усесться на ближайший стул, и с интересом уставился, ожидая развязки.
Собирая волю в кулак, тяжело дышала. Естественно, озвучивать всю информацию Лера не собиралась. Но, даже той допустимой малости оказалось достаточно, чтобы кровь прилила к щекам.
— Ко…когда Герман гостил у нас, в последний раз. Я…я. В общем, я пробралась к нему в спальню ночью, и попыталась соблазнить! Не знаю, чем думала в тот момент. Он страшно разозлился. Отругал, и выгнал. Утром уехал, и сказал, что не вернется, пока мне не стукнет восемнадцать. Правда, к тому времени Гера окончательно вырос, и планы…поменялись. А когда я приехала в Москву, и поселилась в его доме, чувства вспыхнули вновь. Вот и…все.
Ложь так легко сорвалась с губ, что девушка сама своим словам искренне поверила. К тому же, поверила далеко не одна она. Станислав Юрьевич и отец оказались столь шокированными ее откровениями, что застыли, посерев до состояния мраморной глыбы. Помрачнел и Герман, прекрасно понимая, что она приняла удар на себя.
— Мелкая…какого?
— Потом!
А «потом», из оцепенения вышел ее родитель:
— Но, доча…тебе тогда было…всего четырнадцать.
— И я уже его любила! — Твердо выдержала тяжелый взгляд родных глаз. — Уже!
Спирин заторможено кивнул, обращаясь к Герману:
— Поступок…достойный уважения! Далеко не каждый, удержался бы от такого…соблазна. Дай обнять тебя за это!
Давыдов стрельнул в нее странным взглядом, после чего заявил:
— Обними, просто так. А «за это», хочу ее себе! Отдай Леру за меня.
Отец улыбнулся:
— Ты сказал недавно — она моя, с потрохами! Теперь я это вижу. Забирай! И счастливой сделай.
Глава 59
— Ты спятила?
Неподдельный ужас, отразившийся на лице Глеба, заставил парнишку, даже не глядя на удивленных его реакцией мужчин, подорваться из-за стола прямо посреди мирной беседы о предстоящей свадьбе, и направиться к выходу. Пока, так сказать, не поздно.
Но…в том-то и дело — поздно!
Она всегда была проворнее. Вот и сейчас, с готовностью преградила путь к отступлению.
— Отказа не приму!
— Даже не проси меня об этом!
— А кого прикажешь об ЭТОМ просить?
— Специалистов! Рекламщиков! Черта лысого! Только. Не. Меня.
— Глеб, — взволнованно обхватила лицо молодого человека ладошками, — пожалуйста!
— Лера, я все сказ…
— До регистрации проекта три дня, — настойчиво прервала его, пытаясь донести свою истину, вдолбить в подкорку, — понимаешь? Всего три, родной. Да на одни только переговоры с рекламщиками уйдет куда больше времени! Проект для тендера готов — мы с твоим братом успеем довести его до ума. Но…у нас нет презентационного ролика! И взять его негде.
— Я-то тут причем?
Девушка даже зарычала негодуя:
— Мы же общее дело делаем! Это и…и твоя компания тоже!
— Никогда в жизни!
— Почему?
— Ах, почему? — Окончательно вспылил друг, повышая голос. Оказался явно не в силах совладать с эмоциями. — Потому что ТЫ — моя сестра, мой соратник, та, которая всегда поддерживала и понимала — теперь на их стороне! Тоже хочешь заставить меня, плясать под отцовскую дудку, и приобщить к семейному делу! Думаешь, я идиот? Сегодня — ролик сними, а завтра — в коммерческом отделе посиди, и отчетами займись. Да? ДА?!
Из Валерии словно весь воздух выкачали. Единым махом.
Плечи поникли, а руки безвольной плетью повисли вдоль туловища. Понимала — отчасти прав…но, так обидно стало вдруг. Глеб крайне редко на нее кричал. И уж точно, никогда ни в чем не обвинял. Даже если было за что. А случалось у них за эти годы…всякое.
Словом, тот чувственный смерч, бушующий глубоко внутри, не поддавался уже никакому контролю. Она чудом не плакала. Из последних сил сдерживалась. Однако прилично прослезилась, и скрыть этого не смогла. Спешно натянув на лицо фальшивую улыбку — искренней не получилось — тихо ответила:
