в свободный угол, яростно вскинула подбородок.
— А ты думаешь, кто организовал всё это? — он обвел рукой помещение и грубо схватив меня за локоть, вернул на место. Я вскрикнула от боли – пластиковая полоска от натяжения врезалась в кожу.
— Советую подумать, если планируешь увидеть рождение ребёнка, — произнес, нарочно зацепив ладонью мою грудь. От этого прикосновения я дернулась, сбрасывая обнаглевшую руку.
— Я… ничего… не… знаю, — злостно отчеканила каждое слово.
— Хм… не верный ответ, — лениво протянул Игорь Александрович, развалившись в кресле, и потянулся к внутреннему карману пиджака.
С затаенной тревогой я следила за его неспешными движениями, чувствуя, как Юхимов принялся изучать мою спину, скользя по ней ладонью. Снова вскочила и снова меня насильно усадили на стул, надавив на плечи.
— Приведите Андриянова, — отдал короткий приказ прокурор и довольно улыбнулся, вернув телефон в нагрудный карман.
— Ещё один? А не многовато ли на одну девушку? — выплюнула едко, содрогаясь от омерзения: ладонь Юхимова опустилась на поясницу и, приподняв джинсовку, нырнула под футболку. — Руки убрал! Вы все продажные сволочи. Если я что-то и скажу, то только о ваших грязных делах.
Он рассмеялся, упиваясь моим страхом. Знаю, его забавляла такая реакция, но ничего не могла с собой поделать.
Но когда спустя несколько минут распахнулась дверь, пропуская двух громил, волочивших под мышки окровавленного мужчину, показная бравада моментально испарилась. Я шокировано уставилась на брошенного к ногам незнакомца, прикусив до крови губу.
— Что, впервые видим? — удовлетворенно констатировал Моренко, подпер рукой подбородок. — А это, Лидия Ивановна, ваш так называемый сторожевой пес. Хорош, зараза, троих моих орлов завалил, пока его скрутили. Что ж ты, Матвей, по-хорошему не понимаешь? Глядишь, и проблем бы не знал.
— Пошел на*** — прохрипел Андриянов, пытаясь подняться. Юхимов ударил его ногой в спину, после чего мужчина завалился на бок, стряхивая головой, словно проясняя зрение.
— Ай-яй-яй, разве можно так с многоуважаемым человеком? — он присел над ним, насмешливо наблюдая за его потугами принять вертикальное положение. Кажется, у него была нарушена координация, так как он то хватался руками за пустоту, то со стоном сжимал виски. — Хорош укол? — продолжал докапываться Валерка. — Можешь не отвечать, и так видно.
— Итак, Лидочка, — вспомнил обо мне Моренко, — жизнь этого человека в ваших руках.
Я встретилась с безучастным измученным взглядом, отказываясь верить в происходящее.
— Ни в коем случае не ведись, — почти беззвучно прошептал Андриянов, пытаясь сфокусировать на мне рассеянное внимание. — Нас уже ищут.
— Да, да, ищут, — язвительно вклинился Юхимов, брезгливо похлопав его по плечу… и вдруг произошло то, чего я меньше всего ожидала – один из бритоголовых качков следуя короткому кивку прокурора, выхватил из-за пояса пистолет и неожиданно выстрелил Андриянову чуть выше коленной чашечки, сорвав с моих губ душераздирающий крик.
Не хочу это видеть. Не хочу это слышать. Зажав уши руками, рухнула перед Матвеем на колени, заливаясь слезами. Он громко застонал и, схватившись за рану, согнулся пополам. Этого не может быть. Не может…
— Ну, Лидия Ивановна, вы готовы к сотрудничеству? — уточнил Моренко с издевкой. — Если нет, то… честно, мне его жаль.
— Лида, даже не вздумай. Слышишь?! Молчи. Егор Андреевич…
— Заткнись, с*ка, — обезумел Юхимов, с размаху ударив Матвея. — Студинский за всё заплатит. И ты, — ткнул в меня пальцем, заставив потерять равновесие, упав щекой в пол, — тоже поплатишься за свою высокомерность. Давай, зови на помощь, где твой любимый? Пускай придет и начистит еб*льн*к. Вот, возьми, — принялся совать в лицо сотовый, насмехаясь в открытую. Понятно, что никто мне его не собирался давать. Это так, ради прикола.
— Валера, успокойся, — Моренко поднялся с кресла, недовольно сверившись с наручными часами, и направился к двери, кивнув всем присутствующим следовать за ним. — Пускай подумает, осмыслит услышанное. Позже продолжим.
Не помню, как мы остались одни. За завесой слёз ничего не было видно. Знаю, что пришла в себя от спокойного, уверенного голоса, требовавшего повернуться к нему спиной. Шмыгнула носом, выполняя требование, и в ту же секунду почувствовала, как злополучный фиксатор покинул запястья.
— Спасибо, — вытерла рукавом слёзы, повернувшись к Матвею лицом.
— Можешь дать свой ремень?
Послушно сняла кожаный ремешок и с бешено стучащим сердцем протянула Андриянову. Он стянул его на бедре, приостанавливая кровотечение и волоча ногу, отполз к стене, прижавшись к ней затылком.
— Ты главное держись. Они будут морально прессовать, заставляя слить Студинского. Ни в коем случае, слышишь? Нас обязательно найдут… — сглотнул, прикрыв ненадолго глаза, а когда открыл их, я удивилась, сколько в них сосредоточенно упорства, непокорности и жажды противостоять всему миру. — Прости, что не уберег. Знали, твари, как обезоружить. Моя ошибка…
Я всхлипнула, осознав, наконец, что этот человек из-за меня в таком положении.
— Ну-у-у, не плачь. Лида, ты меня слышишь?
Кивнула, давая понять, что слышу, но всё естество противилось подобному насилию. Сняла джинсовую ветровку и смастерила на его ноге что-то наподобие повязки. Сколько ему лет? Тридцать пять? Сорок? Светло-русые волосы, темно-карие глаза. Осунувшееся лицо. Пока я тут мучилась ожиданием, его избивали просто так, ради удовольствия. Я не хочу, чтобы из-за меня кого-то калечили или изводили.
— Я не смогу, — прошептала, боясь нарушить тишину. Как он может просить о таком?
— Сможешь… сможешь. — Матвей резко подался вперёд, лицо приобрело решительные черты. — Это сс*чившиеся подонки, почувствовавшие п*зд*ц. Если Студинский придет к власти в этом городе – им всем конец. Поэтому и дергаются, пытаясь предотвратить неизбежное. Ты – лакомый кусочек, оружие в их руках, и… уязвимое место, его слабость. Чтобы они не говорили, как бы не угрожали – тяни время. Хорошо?
И снова накатила волна дикого отчаянья. Такого не испытывала даже когда очнулась в лесу, в кольце незнакомых мужиков, во главе с Тимуром. Тогда я знала, это конец. Расплата за предательство. Тогда тревожилась лишь о брате. Сейчас… всё намного хуже. Слишком большая ответственность. Слишком…
Мне трудно понять, как жажда власти может довести до подобного. Если в нашем городе творится такой беспредел, то что тогда говорить о столице? С чего всё начинается? С зависти? Жадности?
Лицо Матвея постепенно окрасилось в бледные тона. Под глазами залегли темные круги. Ему стало хуже. Я монотонно раскачивалась, обняв себя за плечи, и заторможено наблюдала за тем, как джинсовая
