Кэтрин молчала. Только по легкому дрожанию губ Ева могла догадываться, что́ творится в душе ее девочки. У Дэнни тоже дергались губы, когда он нервничал. Ева понимала: дочь нервничает не из-за Картера. Из-за нее. У Евы защемило сердце, готовое разорваться пополам.
– Я хочу попросить у тебя прощения, – с тяжелым вздохом произнесла Ева. – Дорогая, я тебя очень, очень люблю. И очень хочу, чтобы наши отношения стали прежними. Я себя ненавижу за эти ссоры с тобой.
– Нет, мама. Прежними наши отношения уже не будут. Слишком много всего произошло.
Ева подавила тревогу, уже подступавшую к горлу.
– Если тебе не хочется… сделать шаг навстречу… я… пойму.
– И ты, мама, пойми! – В зеленых глазах Кэт читалось отчаяние. – Я не то чтобы не хочу сделать шаг навстречу. Но я не могу переступить через твое отношение к человеку, которого я люблю. А тебе невыносимо находиться с ним в одной комнате. Мы с Картером – одно целое. И если ты этого не признаешь, нам бесполезно даже пытаться восстанавливать прежние отношения.
– Понимаю, – прошептала Ева, сжимая кулаки и подавляя привычные эмоции, бурлившие внутри.
– Нет, не понимаешь, – возразила Кэтрин. Она закрыла глаза, успокаивая собственные эмоции, которые тоже бурлили. – Если Картер рассказал тебе, как он меня спас, это еще не значит, что ты поняла суть наших с ним отношений. То, что мы значим друг для друга.
– Так объясни мне, – попросила Ева.
Она хотела понять. Нуждалась в понимании.
– Я люблю его больше, чем могу объяснить словами, – начала Кэтрин. – Он понимает меня, оберегает и очень любит.
– В этом я не сомневаюсь, – призналась Ева.
– Он честный, отзывчивый и невероятно смелый. Я хочу прожить с ним до конца жизни.
Сердце Евы тут же отреагировало несколькими испуганными ударами, но слова дочери ее не удивили. Да, Кэтрин хотела прожить с ним всю жизнь. Картер был ее половиной, такой же, как Дэнни для Евы. Так смеет ли она мешать счастью дочери, о котором мечтала с первых дней жизни Кэтрин?
– Мама, ответь честно: что ты чувствуешь, слушая меня сейчас? Человек, к которому ты относишься с такой неприязнью, однажды станет моим мужем и отцом твоих внуков. Какие чувства это у тебя вызывает?
Ева засунула руки в рукава фуфайки и зябко поежилась. Она смотрела на заснеженные лужайки, но видела их зелеными и цветущими. Между деревьев с веселым визгом носились ее внуки. Потом она увидела Кэтрин в простом белом платье, с полевыми цветами в волосах. Харрисон вел ее по дорожке, усыпанной белыми магнолиями. А в конце дорожки стоял Уэс, чертовски элегантный в своем черном костюме и белой рубашке с расстегнутым воротником.
Это было так просто, так естественно. И… так неизбежно.
– Мама, я спросила, какие чувства это у тебя вызывает.
– Мне… очень страшно.
– Почему? – выкрикнула Кэтрин. – Ты все время твердила, что хочешь видеть меня счастливой! Тогда почему тебя пугают мысли о моем счастье?
Ева смотрела на свою красивую, сильную и решительную дочь:
– Почему? Потому что ты уже не будешь моей маленькой девочкой. – Она пододвинулась ближе и откинула волосы Кэтрин с плеча за спину, где они замерли рыжими волнами. – Я ведь не святая, – вздохнула Ева. – В моей жизни было предостаточно отвратительных решений. Среди них – попытки руководить твоей карьерой и твоей жизнью. Мне стыдно за то, как я вела себя с тобой. Прости меня, Кэтрин. Но кое-что из моих мотивов ты поймешь, когда сама станешь матерью. Если бы кто-нибудь вздумал угрожать тебе, я была бы готова отправиться в ад и голыми руками сражаться с сатаной. Мать защищает своих детей, не думая о последствиях. И когда детям пять лет, и когда двадцать пять. – Руки Евы коснулись лица дочери. – Когда твоего отца не стало и я поняла, что ты единственная ниточка, связывающая меня с ним, я невероятно испугалась. Мне захотелось защитить тебя от всего мира. От одной мысли, что с тобой что-то может случиться, у меня внутри все холодело. Умом я понимала: ты вырастешь и все равно уйдешь в свою жизнь. И это меня тоже пугало. – По щекам Евы ручьем катились слезы. – Конечно, это не оправдывает моего поведения. Я не хотела делать тебе больно, сдерживать твои порывы. А получалось наоборот. Ты гораздо сильнее меня, но я долгое время отказывалась это признать. Прости меня, доченька. Знаю, твое прежнее доверие ко мне не может вернуться мгновенно. Я просто надеюсь, что оно вернется. Мне и сейчас тяжело. По многим причинам. Но я хочу, чтобы ты была счастлива и защищена от всех опасностей. Мы с твоим отцом всегда об этом мечтали.
– Я знаю, мама, – сказала Кэтрин. – Ваша мечта осуществилась. Я счастлива с Картером. И лучше его меня никто не защитит.
Ева нежно поцеловала ее в лоб и встала, оставляя все свои надежды в руках Кэтрин:
– Я скажу Картеру, чтобы вышел к тебе.
Ева взялась за ручку двери.
– Мама.
– Да, любовь моя.
– И ты меня прости. Я тоже тебя люблю.
Через две недели Остина вызвали на совет директоров WCS.
После памятного визита Бена Остин дергал всех, кому когда-то оказывал услуги и кто был у него в долгу. Но, увы, даже совместными усилиями они не могли вытащить его из глубокой ямы, в которой Остин оказался стараниями Картера и этого проныры Томаса.
К Остину вернулось прежнее самообладание. Даже сейчас он не считал, что проиграл по всем статьям, и потому игнорировал настороженный взгляд секретарши Хелен.
– Привет, Хелен. Если не ошибаюсь, совет соберется…
– Они уже здесь, – пряча глаза, ответила секретарша.
– Уже? – поморщился Остин.
– Да, сэр.
Это было… как-то непривычно.
Остин сделал глубокий вдох, толкнул массивную дверь и… немедленно пожалел об этом.
«Расшиби мне яйца о стенку!» – подумал Остин.
В начале стола, там, где не раз сидел Остин, стоял его двоюродный брат. Костюм от Диора. Такие костюмчики стоят не меньше четырех тысяч долларов. Прямой, как стрела, Картер стоял и улыбался, словно яппи с рекламного плаката. Ничто в его облике не напоминало бывшего зэка, каким его видел Остин всего несколько месяцев назад. Остину отчаянно захотелось въехать родственничку хуком справа и согнать эту поганую улыбочку.
– Доброе утро, – поздоровался Картер. – Прошу. – Он кивнул на стул слева от себя.
– Я предпочитаю стоять, – ответил Остин, оглядывая собравшихся.
Пятнадцать человек, включая Адама.
– Смотрю, вы тут удобно устроились. – Усилием воли Остин притушил подступившую злость. – Кажется, это называется враждебным поглощением.
– Возможно, – за всех ответил Картер. – Но в случившемся нет ничего враждебного. И это ни в коем случае не захват. Я просто возвращаю себе то, что принадлежит мне на законных основаниях. Члены совета единодушно согласились признать меня главой корпорации и мажоритарным акционером WCS. То и другое находится в полном соответствии с документами, подписанными нашими дедом и бабушкой.