— Твоя будущая семья, — также тихо ответил Андрей. — Старшее поколение!
— Ох… — она смущенно осмотрела свое одеяние и попыталась спрятаться за широкой спиной Таранова. — Я не готова.
— Ничего страшного, — тот, как пугливого котенка, вытянул ее обратно и поставил перед собой. — Корону оденешь позже, а сейчас просто будь собой.
— Собой? — взгляд снова опустился на тонкий шелковый халат, смешные тапочки, любезно предоставленные Андреем, и шерстяные носки.
— Шикарно выглядишь!
— Врун! — она с трудом сдержала смех.
— Есть немного, — ущипнул за бок. — Но замуж ты все равно за меня выйдешь!
— Таранов, это ты так мне предложение делаешь? — опешила.
— Я потом, в ресторане, исправлюсь, а сейчас пошли, — шлепнул по попе, — благословение принимать.
Благословение было громким и радостным. С крепкими объятиями, восторгами и причитаниями. Настя строго-настрого запретила себе удивляться, а не спускавший с нее глаз Андрей восхищенно наблюдал, как светская львица и богатая наследница Анастасия Игоревна Барская превращается в счастливую, цветущую, совсем еще молодую девушку. В любимую невестку и будущую мать его детей.
Дом справился со своей задачей, осталось справиться и ему. Оберегать и хранить это чудо, ни на миг не забывая, как сильно ему повезло в самой важной игре — в жизни.
Январь следующего года.
Фойе роддома.
Несмотря на раннее утро, посетителей под дверью родильного отделения собралось немало. Будущие бабушки, отцы, сестры и просто подруги. Словно сидя на пороховой бочке с зажженным фитилем в руках, каждый готов был взорваться в любой момент. Все ждали новостей, каждый своей, а минуты в напряженной атмосфере тянулись медленно.
Ближе всех к двери находились трое. Представители трех поколений. Совершенно не похожие друг на друга мужчины, которые даже волноваться умудрялись по-разному.
Изводя вахтеров и медсестер, по коридору раненым зверем расхаживал молодой мужчина. Двое спутников, старик и мальчик, смирившись с мельтешением перед глазами, уже и не пытались усадить его на место.
— Ты бы хоть ребенка сюда не тянул, — старший недовольно поджал губы.
— Пытался, — так же сквозь зубы ответил мужчина. — Не возьмешь его…
— И одеться мог бы прилично, — указав взглядом на носки разного цвета, снова возмутился старик. О том, как сам в спешке надел рубашку шиворот-навыворот, он предпочел не распространяться. Пиджак и пальто надежно скрывали позор, а секретарша к странному поведению начальника уже привыкла. Заметит — смолчит.
Будущий папаша посмотрел на свои ноги в не по-зимнему легких кроссовках и отмахнулся. Сегодня ему было не до ребусов с гардеробом. До общения с дядей жены, в общем-то тоже, будь тот хоть трижды спонсором его команды.
— И этот человек будет воспитывать мою внучку! — уткнувшись в стопку документов, проворчал будущий дедушка.
Две пары глаз недобро посмотрели в его сторону.
— Знаете, Александр Михайлович, — молодой мужчина сжал губы в нитку, выровнял дыхание и только потом продолжил: — Одну после вас перевоспитал и с этой справлюсь!
— Хоккеист! — надменно.
— Капитан команды! — не менее надменно прозвучал ответ. — Вашей!
Неизвестно, во что вылился бы этот спор, не вмешайся третий, самый младший.
— А почему у вас бумажки перевернуты? — мальчишка, не отрываясь, смотрел на стопку листов в руках своего пожилого соседа. Перевернутые страницы он заметил и раньше, но вмешиваться в разговор взрослых не решался. — Вы умеете так читать? Здорово!
Искреннее удивление паренька заставило соседа покраснеть.
— Нет, ну это невозможно! — он резко захлопнул папку с документами и поднялся. — Бедная моя девочка, как она только с вами…
Договорить он не успел. В фойе вошла улыбающаяся медсестра и, осмотрев пеструю толпу ожидающих, спросила:
— К Тарановой кто?
Тотчас возле нее строем выстроились трое.
— Муж, — охрипшим голосом произнес первый.
— Отец, — старший попытался любезно улыбнуться, но напряженные мышцы лица свело словно параличом.
Младший обвел серьезным взглядом своих спутников и уверенно выдал:
— Сын.
— Поздравляю… — совсем еще молодая девица кокетливо спрятала под шапочку кучерявую прядь и, стараясь не глазеть на хоккеиста, возвестила: — Роды прошли хорошо. Таранова уже в своей палате, отдыхает. Девочку ей принесут с минуты на минуту.
Мужчины громко облегченно выдохнули, не скрывая на этот раз своих эмоций.
— К ней можно попасть? — молодой отец с надеждой посмотрел на дверь за спиной медсестры.
— Э… — та замялась. — Завтра вы сможете…
— Милочка, — вмешался новоявленный дедушка. — С главным врачом касательно этой роженицы была отдельная договоренность. И не только о вип-палате и обслуживании.
— Но…
— Мне позвонить ему?
— Ладно, — девушка недовольно цокнула языком. Обычно главврач оставлял без внимания причуды даже очень состоятельных пациентов. С Тарановой же все было наоборот. — Если сам Николай Семенович… Но только на минуточку!
Трое, на ходу надевая одноразовые бахилы, уже готовы были ринуться к двери. Младший справился первым.
— Господа! — медсестра перегородила вход. — Только один! Никаких массовых посещений. У нас не санаторий.
Мужчины коротко переглянулись, и старик, взяв за руку мальчишку, отошел назад.
— Иди, — вздохнул он. — Я посижу с Константином. Насте передай, что ею гор… люблю.
* * *
Настя зачарованно смотрела на своего ребенка. Несмотря на пережитую боль и многие месяцы ожидания, не верилось, что это чудо часть ее. Ее дочь. Крошечная девочка с маленькими розовыми губками и голубыми глазами. Еще одно неожиданное счастье, подаренное ей любимым мужчиной.
— Привет, — ласково прошептала она малышке. Потрескавшиеся губы растянулись в улыбку, а в носу защипало от подступивших слез.
— Привет, — словно в ответ послышался такой же шепот. Из-за двери показалась фигура мужа.
Он хотел сказать еще что-то, но маленький сверток в руках любимой едва заметно пошевелился, и слова потерялись.
— Андрей, — улыбка на лице женщины стала еще шире. — Это наша малышка. Она такая…
Мужчина на негнущихся ногах подошел к кровати, и тут, будто приветствие, раздался короткий детский всхлип. Дочка. Крошечное, сморщенное чудо. Его. Голубые глаза на миг приоткрылись, и новоявленный папаша чуть не лишился чувств. Как удар под дых. Предатель-язык, казалось, намертво прилип к небу, а сердце бухнуло о грудную клетку, останавливаясь.