В аудитории наступила тишина.
Талли задержала дыхание.
И тут раздались аплодисменты.
Талли с трудом сдержалась, чтобы не рассмеяться. Она посмотрела на Джонни, стоящего возле главной камеры. Он улыбался ей мальчишеской улыбкой и держал поднятыми оба больших пальца.
Это поможет ей, снова наполнит ее жизнь. Она искренне хочет помочь этой семье, и Америка будет любить ее за это.
Талли продолжила представлять своих гостей, и с этого момента шоу пошло как по маслу. Все присутствующие принимали активное участие, им явно нравился новый формат. Они хлопали, стонали, подбадривали героев криками. Они плакали. А Талли, как опытный рефери на ринге, контролировала ситуацию. Она занималась своим делом — в этом не могло быть никаких сомнений. И все, что она делала на телевидении, она делала отлично.
Зима неожиданно настала в ноябре, окутав остров серой пеленой дождя. Голые деревья дрожали на холодном ветру, цепляясь за еще не опавшие листья, словно потерять их было равносильно поражению. Каждое утро с залива наползал туман, размывая контуры предметов и превращая хорошо знакомые звуки в таинственное далекое эхо. Паромы гудели, входя в порт и выходя из порта, и гудки их были похожи на тревожный плач.
Отличный антураж для написания готического триллера. По крайней мере именно так сказала себе Кейт, когда, втайне от всех, снова начала писать.
К сожалению, это было теперь не так просто, как раньше.
Она перечитала только что написанное, вздохнула и нажала на клавишу «удалить». Она смотрела, как буквы исчезают одна за другой, пока снова не оказалась перед пустым экраном. Она попыталась придумать, как выразить удачнее то, что она пыталась написать, но в голову лезли одни бестолковые клише. Крошечный веселый курсор мигал, словно дразня ее.
Наконец Кейт оттолкнулась от стола и поднялась на ноги. Она слишком устала, чтобы представлять себе сейчас иные миры и полную драматических событий жизнь других людей. И к тому же пора было заняться обедом.
Последнее время Кейт все время чувствовала усталость, но когда она ложилась в постель, то спала из рук вон плохо.
Она погасила свет в кабинете Джонни, закрыла ноутбук и отправилась вниз.
Джонни поднял глаза от «Нью-Йорк таймс».
— Как вели себя мальчики? — спросила она мужа.
Джонни наклонился и потрепал близнецов по волосам.
— Пока я пел вместе с «бедными несчастными душами», они были просто счастливы.
Кейт не смогла сдержать улыбку. «Русалочка» была фаворитом этой недели. А это означало, что ее сыновья, если дать им волю, смотрели бы мультик каждый день.
Входная дверь со стуком распахнулась, и в комнату буквально влетела возбужденная Мара.
— Ни за что не поверите, что со мной сегодня случилось!
Джонни опустил газету.
— И что же?
— Кристофер, Дженни, Джош и я идем в Такома-Доум на «Найн Инч Нэйлз». Можешь себе представить? Джош пригласил меня!
Кейт глубоко вздохнула. Бесконечные конфликты с Марой приучили ее не реагировать слишком импульсивно.
— Концерт, хм? — произнес Джонни. — А кто эти ребята? Сколько им лет?
— Джош и Крис со второго курса. И не волнуйся: мы не забудем пристегнуться в машине.
— И когда же концерт? — спросил Джонни.
— Во вторник.
— В будний день? Ты считаешь, что можно идти на свидание, на концерт с ребятами, — и все это вечером буднего дня? — Кейт посмотрела на Джонни. — Но это неправильно по многим причинам.
— А во сколько концерт? — продолжал расспросы Джонни.
— В девять. Часа в два мы должны уже быть дома.
Кейт, не сдержавшись, рассмеялась. Она не понимала, как ее мужу удается оставаться таким спокойным.
— «К двум должны быть дома»? Да ты шутишь, Мара! Тебе всего четырнадцать.
— Денни тоже четырнадцать, и она пойдет. Пап! — Мара повернулась к Джонни. — Ты должен мне разрешить.
— Ты еще слишком мала, — решительно сказал Джонни. — Уж извини.
— И ничего я не слишком мала. Все ходят на концерты и на свидания, кроме меня.
Сердце Кейт разрывалось от сочувствия к Маре. Она вспомнила, как сама стремилась поскорее вырасти и стать самостоятельной.
— Я знаю, ты думаешь, что мы слишком строги, Мара, но жизнь…
— О нет, пожалуйста! Только не еще одна лекция на тему, какова жизнь! — Мара скривила лицо, бросилась наверх и захлопнула за собой дверь комнаты.
На Кейт вдруг накатила волна такой чудовищной усталости, что она едва удержалась на ногах.
— Я рада, что вовремя спустилась вниз, — сказала она Джонни.
Ее муж улыбался. Как просто у него все выходило! Вроде бы он ругался с Марой по тем же поводам, что и Кейт, но при этом умудрялся не пострадать и даже остаться любимым папочкой.
— Ты всегда успеваешь вовремя.
Поднявшись, Джонни поцеловал жену.
— Я люблю тебя, — сказал он.
Кейт знала, что эти слова были вроде пластыря на нанесенную Марой рану, и была благодарна за это Джонни.
— Пойду приготовлю обед, а потом попытаюсь с ней поговорить. Надо дать ей время остыть.
Джонни снова сел и вернулся к чтению газеты.
— Позвони матери Дженни и скажи ей, что она идиотка.
— А вот это я предоставлю тебе.
Кейт отправилась на кухню и принялась за обед. Примерно на час ей удалось занять себя нарезкой и обжариванием овощей и приготовлением любимого Марой маринада терияки. В шесть она смешала салат, поставила в духовку печенье и накрыла на стол. Обычно эту работу выполняла Мара, но сегодня просить ее помочь было бесполезно.
— Ну, хорошо, — сказала она, выйдя в гостиную, где Джонни с мальчиками строили что-то на полу из блоков «Лего». — Я иду.
Джонни поднял глаза от газеты.
— Бронежилет в кладовке для верхней одежды.
Приободренная его шуткой, Кейт пошла наверх. Перед закрытой дверью в комнату своей дочери, на которой висел желтый знак с надписью: «НЕ БЕСПОКОИТЬ», она остановилась, призывая на помощью всю свою суровость, затем постучала.
Ответа не последовало.
— Мара! — крикнула она несколько секунд спустя. — Я знаю, что ты расстроена, но нам надо об этом поговорить.
Она подождала немного, снова постучала, затем открыла дверь.
Кейт понадобилось несколько минут, чтобы окинуть взглядом кучу валяющейся одежды и книг и осознать то, что она увидела.
Пустую комнату с открытым окном.
На всякий случай Кейт заглянула в шкаф, под кровать, проверила ванную, комнату мальчиков и даже свою собственную. К тому моменту, когда Кейт обыскала весь второй этаж, сердце ее отчаянно билось.
