— На острове Сале кое-что случилось, — с улыбкой ответила Анна.
— Именно это кое-что мне и не нравится, — изрек Чезаре, туша сигарету в хрустальной пепельнице.
Анна с детским кокетством забилась в угол дивана.
— Папа, я люблю его.
— Люблю его, — презрительно повторил старик. — Увидела какого-то хлыща, который строит ей глазки, и решила, что она его любит. — Чезаре резко поднялся. — Он женат! — Голос его стал тихим и угрожающим. — Это хоть для тебя что-нибудь значит?
Анна пошла в контратаку.
— Ах, вот как! Но ты тоже влюбился в замужнюю женщину. И никто не мешал тебе любить ее.
— Ты сказала очень глупую вещь. — Шрам на щеке Чезаре стал более заметен, и взгляд голубых глаз потемнел. Он был задет вдвойне: в своей ревности, в своей любви к дочери, и в своей гордыне одновременно.
— Мы живем в 1960 году, папа, вежливо возразила Анна. Уже прошли две войны, мир стремительно развивался, все прежние предрассудки стали смешны, а тут отец осуждал ее лишь за то, что она влюбилась в женатого мужчину.
— Это не дает тебе права делать глупости, — настаивал Чезаре. — Есть принципы, которыми нельзя поступаться, — сказал он, — даже если ты хочешь переделать мир или просто изменить свою жизнь. Без этого все теряет значение, потому что тогда наступает хаос.
— Так я и знала, — рассердилась Анна. — Ты сам живешь в жестоком мире, но в том, что касается твоей дочери, ты продолжаешь мечтать о принце, о флердоранже, о какой-то райской идиллии.
Чезаре не согласился.
— Флердоранж, — возразил он, — это не проблема. Браки заключаются и расторгаются. Но нужна веская причина. Каприза ради такие вещи не делаются.
— Послушай, папа, — возразила Анна уверенно, решив довести сражение до конца. — Да, я полюбила женатого мужчину, но тут я изменить ничего не могу. Так случилось, так, наверное, мне на роду написано.
— Все не так просто, как ты думаешь. — Он произнес это спокойно, но спокойствие стоило ему больших усилий, и Анна видела, что ей не изменить решения, которое он готов был уже принять. — Я не говорю тебе: не думай об этом мужчине. Я прошу лишь не видеться с ним некоторое время. Пусть время само решит.
— Но, папа, я люблю Арриго. Ты не можешь требовать от меня этого. — Душа ее была полна воспоминаний о зеленом острове, возникшем за одну ночь.
— А я люблю тебя, — изрек Чезаре.
— И свои принципы, — добавила Анна.
— И мои принципы, — согласился старик.
Анна встала и подошла к освещенному солнцем окну.
— Если бы Сильвия не подняла здесь шума, никто бы ничего не узнал об этом. — Она достала платочек и вытерла полные слез глаза. Чезаре посмотрел на дочь с болью. Ему хотелось обнять, утешить ее, но он не мог пренебречь общественным мнением.
— А как, по-твоему, должна вести себя его жена? — спросил он. — Хочешь, чтобы она сказала тебе: пожалуйста, не стесняйся, это мой муж, но ты можешь взять его себе. — Он подошел к Анне, желая ее успокоить.
— Ее ничего не интересует в Арриго, кроме его имени и положения. И потом, она шлюха, — бросила Анна, не выбирая выражений.
— Это ничего не меняет, — сказал Чезаре.
— Сильвия де Каролис — змея! — упорствовала Анна.
— Сильвия де Каролис, пока она не разведена, — графиня Валли ди Таверненго, — напомнил ей старик.
— Сильвия меня ненавидит! Она меня всегда ненавидела! — вспыхнула Анна от гнева. — Всегда старалась унизить меня, напоминая о моем происхождении. Она и ее подруги. А теперь печешься о ней.
— Я забочусь прежде всего о тебе, — уточнил он.
— Ты хочешь, чтобы она надо мной смеялась? — Анна попыталась вызвать у него жалость к оскорбленной дочери. — Единственный способ отличить собак от волков — это позволить им лаять, — заметил он. — Единственный способ узнать орла — это увидеть, как он летает. Опаснее те, которые помалкивают, а не те, что поносят. Ты же не думаешь, что можно добиться успеха и избежать при этом зависти. — Чезаре был непреклонен.
— Значит, ты и в самом деле не хочешь мне помочь, — смирившись, прошептала Анна.
Чезаре обнял ее.
— Это не так, — успокоил он ее. — Ты знаешь, что это не так. Я всегда защищу тебя. Но это не может изменить мое решение. Ты не должна видеться с этим человеком без моего позволения.
Возражать было бесполезно. Анна вытерла слезы, смиренно поцеловала отца и вышла.
Красота Сильвии была вызывающей и откровенно сексуальной, Чезаре это сразу оценил. Это был не тот тип женщины, который ему нравился, но тот, который волновал. И она не осталась равнодушна к обаянию этого великого финансиста, о котором была так много наслышана.
— Надеюсь, вы пришли сюда с мирными предложениями, — сказал Чезаре, галантным жестом протягивая ей бокал шампанского.
— Я защищаю свою семью и свое имя, — возразила Сильвия с подчеркнутой серьезностью, сделав несколько шагов по гостиной, в которой они были одни. Она двигалась, как манекенщица, выставляя напоказ свои длинные ноги, красивые бедра, свою тонкую талию и высокую грудь. На ней было платье из голубого джерси, в котором безошибочно узнавался Диор. В распахнутое в сад окно светила ясная луна, на темном небе блистали звезды.
— Понимаю, — сказал старик, ставя свой бокал на отполированную поверхность рояля. — Я ищу путь, приемлемый для всех. Для вас, Сильвия, для моей дочери и для вашего мужа. — Он пригласил ее занять место на диване, где сидел сам, непринужденно закинув ногу на ногу.
— Полагаю, что есть один путь, — решительно заявила Сильвия. Она слегка коснулась губами хрусталя и бросила лукавый взгляд в его сторону.
Игра была волнующая, опасная, но и ставки игроков высоки. И тот, и другой считали, что имеют на руках выигрышные карты, но не спешили их выложить на стол.
— Я ждал три месяца, прежде чем пригласить вас к себе, — сказал Чезаре, выбрав дипломатичный тон. — И думаю, сделал все, что в моих силах, чтобы убедить Анну отказаться. Но я не могу помешать вашему мужу вести дело по расторжению вашего брака.
— Вы недооцениваете себя, синьор Больдрани, — польстила ему Сильвия. — Нет такой вещи на свете, которой великий Больдрани не мог бы добиться. — Она взглянула на него откровенно вызывающим взглядом, ведя этот скользкий разговор, который становился все более двусмысленным. Ей очень хотелось сблизиться с этим могучим стариком, чье влияние в деловом мире было огромно, а успех у женщин общеизвестен. Его баснословное богатство, однако, волновало Сильвию больше всего.
— Боюсь, моя дорогая, что вам все равно придется смириться с неизбежной реальностью, — с любезной улыбкой, но твердым тоном отрезал он.