— Мэри, вы можете оставить свои указания для меня? — сказал Стив. — Конечно, вы можете говорить все, что угодно, но мне, а не моделям, если вас это не затруднит.
— Как скажете… сэр. Я всего лишь бедная клиентка.
Никто не среагировал на эту колкость.
— Вот так! Хорошо. Очень тепло, очень дружески. Наклонись к ней поближе, Роб. Твое лицо должно быть рядом, но сбоку. Как будто ты хочешь укусить ее за ухо. Превосходно. Ты изнемогаешь, Лайза. Ты выглядишь как мечта. А теперь коснись ее уха губами, Роб. Представь, что ты собираешься съесть его. И улыбка… словно она только что выдала сексуальную шутку. Ты на самом деле влюблен в нее. Она твоя девушка. Уловил? Вот так, хорошо. Прекрасно. О'кей.
Мэри Уитни переступила с ноги на ногу.
— Когда мы будем целоваться? — спросила, смеясь, Лайза.
— Терпение — главная добродетель, — отозвался Стив.
— Чушь! — пробормотала Мэри.
— Я правильно все делаю? — спросил Роб.
— Ты заслуживаешь медали, дорогой, — заявила Мэри.
Лайза улыбалась все лучезарнее. Она определенно брала верх. Мэри Уитни начала проигрывать прямо на глазах: руки ее беспокойно двигались, ноги не стояли на месте. На лице у Мэри было выражение чуть ли не боли.
— О'кей, теперь попробуем поцелуй, — сказал Стив, скорчившись над камерой. — Мальчики, свет на их лица! Я снимаю в упор, головы и верхние части тела. Целуйтесь, а вы дайте освещение. Готова, Лайза? Во время поцелуя старайтесь, чтобы лицо было как можно больше открыто для объектива. Хорошие приоткрытые рты, как будто вы целуетесь по-настоящему… Спокойно… Расслабьтесь, мальчики и девочки.
Они начали. Вела Лайза. Она остро ощущала направленный на нее объектив, но ощущала также и губы юноши, которого любила. Перед тем как прижаться к ним в поцелуе, она поймала взгляд Мэри… и подмигнула ей.
— Замечательно! — вскричал Стив. — Получилось, а, люди?
Действительно, получилось. В поцелуе слилось все: зубы, языки, сердца, души. Слышны были только рокот прибоя и щелканье фотокамеры.
— Стоп. Порядок. Отдохните. Дайте новую кассету.
Но они не остановились. Похоже было, что они только начинают. Стив рассмеялся. Засмеялась и Криста. Помощник Стива шагнул вперед, чтобы зарядить в камеру новую кассету. Одна только Мэри Уитни не присоединилась к всеобщему веселью. Лицо ее перекосилось от ярости — Криста могла бы поклясться, что оно позеленело. Руки сжались в кулаки, суставы пальцев побелели.
— Хватит! — произнесла она неожиданно, причем довольно громко.
Но поцелуй продолжался. Мэри Уитни открыла рот, ставший вдруг большим и круглым.
— Прекратите это! — заорала она во весь голос.
Предполагаемые любовники оторвались друг от друга и повернулись в ее сторону. Все остальные тоже уставились на Мэри. Воцарилась тишина, нарушаемая лишь рокотом прибоя.
— Все в порядке, Мэри, — торопливо сказала Криста, не совсем понимая, что она имеет в виду.
— А в чем, собственно, дело? — поинтересовалась Лайза, прекрасно знавшая, в чем именно дело.
— Прошу всех быть поспокойнее, — проговорил Стив. — У нас впереди длинное утро.
Мэри тряслась от злости. Теперь ее лицо действительно позеленело.
— Как вы смеете… как вы смеете превращать мои съемки в посмешище! — захлебываясь слюной, завизжала она.
— Это не ваша съемка. Это ваша рекламная кампания, но снимает-то Стив. И я не думаю, что Стив станет возражать, если мы хотим попрактиковаться в поцелуях, — заявила Лайза, вызывающе откидывая голову. — В конце концов, вы нам платите именно за это.
— Ты — шлюха, распутная девка, ты… ты… проститутка! И у тебя еще хватает наглости возражать мне! Ты развращаешь этого мальчика. Ты уже развратила его…
Торжествующая улыбка осветила лицо Лайзы Родригес, подобно солнцу, осветившему прекрасный пейзаж.
— Ах, — промурлыкала она, как кошка, поймавшая наконец-то мышку, — так вот в чем все дело. Вы ревнуете, Мэри, не правда ли? В этом вся загвоздка. Вы хотели бы быть на моем месте, хотели бы целоваться с ним. Но беда в том, что у вас не то лицо. У вас есть деньги, но у вас нет ни такого лица, ни тела, ни всего остального. И, кроме того, есть еще Роб, о котором мы должны подумать, не так ли? Мы должно позаботиться о его желудке. Мы ведь не можем заставить его целовать вас, чтобы его рвало на протяжении всех съемок.
— Лайза! — воскликнул Роб.
— Заткнись, Лайза! — прокричала Криста.
— Ну и дерьмо! — пробормотал Стив.
Один из ассистентов захихикал.
Мэри Уитни была в шоке. Немыслимое случилось. Публичное унижение, страшнее которого быть не могло! Она открыла рот, но не смогла вымолвить ни слова. Ее огромный арсенал оскорблений оказался пуст как раз тогда, когда он был ей нужен больше всего.
— Я… я думаю…
Но даже мысли ее куда-то улетучились. Не осталось ни одной. Фраза, которая крутилась у нее в голове, была: «Я мыслю, следовательно, я существую». Но декартовское «думаю, следовательно…» хотя и звучало гордо, но к этому случаю не подходило.
Криста поспешила на помощь смертельно раненной миллиардерше. Она подошла к ней, обняла за плечи и решительно повела прочь. Мэри подчинилась, словно овечка, в которую она, собственно, и превратилась.
Они молча шли под деревьями, пока не скрылись у всех из виду. Автобусы стояли пустые, водители курили на солнышке. Криста завела Мэри в ближайший автобус и усадила на диванчик.
— Ну как ты? — спросила она.
Ответом ей были две большие слезы, выкатившиеся из глаз Мэри. Сначала она плакала бесшумно. Потом включилась звуковая дорожка. Началось со всхлипываний, потом они усилились и превратились в рыдания, сопровождаемые потоком слез.
Криста держала ее руки и старалась не смотреть на нее: всегда тяжело видеть, как плачет крутой парень. Криста напрягала ум в поисках подходящих слов. Беда заключалась в том, что Лайза попала в цель. Факты говорили сами за себя. Мэри влюбилась в Роба. Лайза влюблена в Роба. Роб, похоже, влюбляется в Лайзу. Это, может быть, не самая оригинальная ситуация, но с ней всегда трудно совладать.
— О Криста, — всхлипывала Мэри, — я просто не умею. Я никогда… я никогда раньше… не влюблялась.
— Глупости, Мэри! — возразила Криста. — Вовсе ты не влюбилась. Это увлечение. Такое случается. Это трудно, но это проходит. Настанет день, когда ты сможешь посмеяться над этим, как смеешься над всем остальным.
— Но все остальное мне безразлично, поэтому я и могу над ним смеяться, — пробормотала Мэри.
— Послушай, Мэри. Послушай меня. Роб — это твоя фантазия. Он милый, он наивный и добрый вдобавок. Кроме того, он молодой. О Боже, он такой молодой! Неужели ты не видишь, почему мы все влюблены в него? В нем есть все то, чего лишены мы. Он — как ребенок, а мы — пресыщенные взрослые люди, которые хотят снова стать детьми. Он простодушен, а мы до смерти надоели сами себе со своей умудренностью жизнью. Он оптимист, а мы усталые пессимисты. У него нет других желаний, кроме как быть счастливым и добрым, а у нас полно амбиций, и в глубине души мы не так уж ими гордимся. Нам кажется, будто он может вернуть нам нашу молодость. Мы думаем, что он может повернуть стрелки часов назад, в прошлое, когда все было просто и откровенно… и весело. Но он не может этого, Мэри. Он ничего не может. Он не знает как, а мы предаемся иллюзиям. Это не настоящее, Мэри, это все выдумки. Мы должны просто проснуться и перестать мечтать. Буря отчаяния Мэри Уитни начала стихать.
