плечи. Хлопнув себя по бёдрам, поднялась и поверженно развела руками.
— Да, знала.
Он хмыкнул, мученически возвёл глаза к небу и, прищурившись, ядовито выдавил:
— И как же ты узнала? Неужели у рыжего проснулась совесть?
— Я даже не стану никак язвить по поводу того, кто мне говорит про совесть. Твой дурацкий блокнот сдал тебя с потрохами. — Ткнула указательным пальцем ему в грудь и, развернувшись, хотела уйти прочь, но он снова схватил меня за запястье и притянул к себе. Выпучив в оторопи глаза, я наблюдала, как его губы вот-вот коснутся моих. Раздался звонкий шлепок, после которого Себастьян болезненно прижал ладонь к своей горящей щеке.
— Как оригинально — пощёчина. Браво! — дёргая челюстью, желчно выплюнул он.
— Я тебе сказала: никаких поцелуев. Повторить на парселтанге? Ах да, ты же его не знаешь! — театрально-жалобно свела домиком брови, поджала губы и, смерив Себастьяна взглядом, пошла в сторону дома.
— А, то есть трахать тебя можно, а целовать нет? — ветром принесло его гадкие слова. Ноги вкопались в песок. Я замерла, но поворачиваться не стала.
— Это теперь тоже нельзя, — пролепетала еле слышно, но он уже стоял совсем близко.
— Играешь в шлюху?
Слёзы подступали к глазам, щипали нос и сдавливали горло от его холодных хлёстких фраз, будто мне прямо в глотку сыпали стеклянную крошку.
— Придурок, — буркнула я и побежала вперёд, не обращая внимания на его уже извиняющиеся выкрики. Даже его Круцио было не таким болезненным, как это.
Ворвалась в дом, где уже вовсю кипела жизнь.
— Душа моя, где ж вы бродите? Я уже начал волноваться! — Корбатов, шевеля в своей излюбленной манере усами, ошарашенно наблюдал, как я взметнула по лестнице и громко хлопнула комнатной дверью.
***
Я был готов сейчас же утопиться в этом чёртовом заливе. Перед носом захлопнулась входная дверь, и я, толкнув её двумя руками, встретился лицом к лицу с рассерженным Корбеттом. Его сестра хлопотала на кухне, делая вид, что не заметила развернувшейся здесь сцены.
— Молодой человек, ничего не хотите объяснить?
Я слышал, как наверху кто-то грозно топал. Захотелось забиться в угол и чтобы всё само как-нибудь исправилось без меня. Обречённо опустился на стул и со стуком уронил голову на дубовую столешницу. Какой же я идиот.
***
— А почему именно волки?
Мы втроём сидели за круглым столом в просторной зале, пока тётя Ася, как она сама попросила себя называть, ушла к соседке на чай.
Я задумчиво ковыряла край стола обгрызенными под корень ногтями. Запершись в комнате, я целый день пролежала в кровати, насквозь промочив подушку слезами. Теперь же мои глаза были похожи на два вареника, которые подавала с творогом тётя Ася на завтрак. Воздух вокруг нас пропитался обречённостью — им было попросту трудно дышать.
Себастьян сидел напротив и прожигал меня сожалеющим взглядом. Я старалась не разговаривать с ним, думая только о том, что услышала утром у моря.
Корбатов обсуждал случившееся с Уизли, и мне пришлось рассказать ему про трупы волков на той самой поляне.
— В вашей мифологии, насколько я сведущ, — начал он, — волк означает враждебность и смерть. Думаю, тут весьма символический подтекст. Но… — он нахмурился и погрузился в угрюмые размышления.
— Что «но»? — заинтересовался Себастьян, оторвав наконец от меня взгляд.
— Анимаги. В роду Уизли есть кто-то такой? — Корбатов обратился именно ко мне, и это заметно рассердило Сэллоу. Тот свирепо раздул ноздри и, цокнув, сложил на груди руки.
— Понятия не имею. Но не думаю, они же… — я замялась, подбирая подходящее слово.
— Слабые волшебники, — закончил за меня Себастьян, кривя губы в издевательской улыбке.
— Сказал «невероятно сильный» волшебник, — в его манере пропела я и встала из-за стола, чтобы налить себе чаю. Корбатов, не замечая нашей перепалки, подпёр кулаком подбородок и крепко задумался.
Пока я делала чай, сзади бесшумно подкрался Себастьян.
— Он заснул, — еле сдерживая смех, Сэллоу кивнул в сторону профессора. Тот действительно задремал, во сне хмуря лоб и что-то бормоча себе под нос.
Я, на секунду забывшись, прыснула, но тут же взяла себя в руки и сжала губы в прямую линию, возвращаясь к приготовлению чая. Рядом с моей рукой что-то блеснуло, и я кожей почувствовала холодный металл.
— Что это? — спросила я, хотя уже воочию видела ответ. Лимонные духи. — Откуда?.. — боязливо взяла баночку в пальцы и повертела под огоньком свечи.
— Сам сделал, — гордо вскинув подбородок, ответил Себастьян.
— А цедру где взял?
— Лунарио.
Баночка со звоном упала на пол, и Корбатов дёрнулся, но глаза не открыл, тут же заново погрузившись в сон. Я вжала голову в плечи, а затем пихнула Сэллоу в грудь, чтобы он спиной впечатался в стену. Приставив горящие пальцы к его шее, сквозь зубы заговорила:
— Как ты до него добрался? Кто позволил?
— Чесноук, кто же ещё? — он словно совсем не боялся, и только пульсирующая венка на его шее давала мне понять, что он блефует.
— Не городи чушь. Она бы никогда не подпустила к редкому растению такого недотёпу.
— «Недотёпу»? — переспросил деланно-обиженно. — Вообще-то я был её любимым учеником.
Уже совсем не сдерживаясь, я расхохоталась:
— Любимым? Кто сказал тебе такую ерундистику? Мандрагора?
Отошла от Себастьяна, взяла выдыхающую обильный пар кружку и поплелась наверх. Сзади тенью следовал Сэллоу, и меня тянуло поставить ему подножку, чтобы он кубарем покатился с лестницы.
Мы сидели в комнате на разных кроватях, скрестив ноги. Я пила маленькими глотками горячий чай и вертела в руках баночку духов, которую снова подсунул мне Себастьян.
Звенящая тишина убивала. В голове роем клубились мысли, но одна из них жалила больнее других. Почему мне не хочется кричать? Ругаться, лезть в драку или хотя бы ответить Себастьяну чем-то похожим на то, что он сказал сегодня утром. Я украдкой поглядывала на него, пока он отвлекался на завывающий за окном ветер.
Неужели мне и правда стало всё равно? Конечно, его слова ударили в самое сердце. Они сделали больно, что хотелось сжать челюсти и зажмуриться так, чтобы исчезнуть. Но эмоции… вспышки, которые раньше возникали по малейшему поводу, больше не посещали меня. Гнева нет, нет и чувства счастья, от которого хочется подпрыгивать до потолка, а то и до небес. Как же я скучаю по…
— Думаешь об Уизли? — перебил мои мысли Себастьян. На удивление сказал не ядовито, а вполне себе спокойно. Я устало ухмыльнулась — они только и умеют, что друг о друге спрашивать?
— А если и думаю,
