— А вы всех надменных принимаете? — обратился к нему Шуга. — Возьмите им в компанию Сандо, а?
— Эй! — возмущенно пихнула я его в бок.
— Сандо? — оценил Хенсок. — В самом деле, ему тоже полезно.
— Ну, спасибо! — сгримасничала я Шуге. Он легкомысленно пожал плечами, делая вид, что не при чем. Ничего веселого. Не ему же теперь идти в подобную компанию, изверг.
Со щеткой, ведром, шваброй и сменными тряпками, я столкнулась с Сандо ещё на пути к сараям. Он тоже нес ведро воды и щетку, и очень нелюбезно на меня взглянул, поняв, что у нас с ним одно направление.
— Куда это ты? — грубо бросил он.
— Туда же, куда и ты — убирать за козами, — не было сил и желания перенимать его манеру и заводить грызню.
— Но Хенсок меня и Джеро снял с занятий для этого… — Сдерживая желание плечом выбить меня с тропинки, уронив на газон и ликвидировав, прозвенел сквозь зубы Сандо.
— Ты думаешь, я сам напросился на эту работу? Что сказал настоятель — то и делаю. Какие претензии?
— Никаких, — поставил обманчивый штамп парень. Так уж и никаких! Он готов придираться ко всему, язвить и злить без повода, лишь бы как-то вытравливать из себя застоявшуюся ярость.
— Врать нехорошо, — спокойно выдохнула я. Он убийственно на меня покосился. — Если есть, что сказать — говори. Выслушаю, как в прошлый раз.
— Ты в исповедники записался? — хмыкнул он.
— Нет, но тебе не помешало бы записаться в исповедуемые, — мы дошли до деревянной изгороди по пояс, отделявшей притвор хозяйственной постройки от двора. Молодой человек ухнул принесенное на землю. Ведро задребезжало.
— Ты мне ещё советы давать будешь? Не много на себя берешь?
— А ты? Взял на себя роль крутого, который может надрать мне задницу? — Что-то я начала разговаривать, как ребята. Ещё немного общажной жизни, и я выйду отсюда, матерясь как сапожник.
— Если бы не Лео, я бы так и сделал. Ты бесишь своей вездесущностью! Да ещё с видом эдакого умника.
— То есть, ты реально не осознаёшь, что выглядишь примерно так же со стороны? — не испугавшись на этот раз и доверяя авторитету Лео, вперила я руки в бока. — Или ты и сам себя бесишь?
— Может, и бешу, — сбился гонор Сандо и он, отведя глаза, присел, чтобы поднять щетку. Уже почти разозлившаяся на него, я опомнилась. Я не могу сердиться на него за то, что жизнь окунула его в трагедию, лишившую всё смысла, сбившую его с ног. Как нельзя было злиться на Ви за то, что он не умел писать до стольких лет, как нельзя злиться на Ходжуна, что он плохо видит. Они такие, они не виноваты в том, что имеют недостатки. Мы все их имеем. Вот у Сандо основной изъян — агрессивность. Я тоже не сахар. Сахар у нас только Сахарный. И тот не без перца с солью.
— Прости, я не хотел хамить, — извинилась я же перед ним, совершенно обезоружив парня. Нет, не совсем. У него в сапоге остался запасной ножичек, и он попытался в последний раз:
— А я хотел. Доволен?
— А я что? Я рад, если ты рад. Я о себе не думаю, — повторила я сентенцию местных старейшин и принялась мочить тряпку, чтобы накрутить её на швабру.
— Тоже мне, апостол, — Сандо притих, поглядывая, как я смиренно занимаюсь своим делом. Его всё ещё распирало, но, чувствуя подсознательно, что я не поддамся на провокации, брюнет прижал себе хвост. — Я, что ли, о себе думаю? Да плевать я на себя хотел…
— Осталось только перестать на других плевать, — мелодично пропела я между тем, взявшись за уборку.
— Опять за своё? — начал наливаться он гневом, но тут, вовремя, до нас добрался Джеро, как всегда освещающий прекрасной улыбкой любой тенистый закоулок. Вальяжной походкой франта, он определенно напрашивался на внедрение себя в навозные кучи, просто чтобы посмотреть, каково ему будет.
— О, отряд колхозников уже в сборе? — поставив ведро, он закатывал рукава, поглядывая на пробивающиеся солнечные лучи. Словно знал, как выигрышно под ними смотрится его сексапильное лицо. — Вот и добрались до нас все нюансы армейской жизни. Хорошо, что не сортиры. Хорошо, что не своими зубными щетками.
— Вряд ли ты в должной мере представляешь, что такое быт в армии, — проворчал Сандо.
— А ты представляешь? — беззаботно полюбопытствовал Джеро. Ему не ответили. Пиратская личность самого жестокосердного нашего брата лишь сильнее заскребла щеткой по плиткам.
— Почему бы не ответить, если тебя спросили? — как можно ласковее постаралась облечь я замечание в форму кратчайшей просьбы. Челом бью, Ваша Светлость. Сандо зыркнул так, что в ушах повторилось "вездесущий!".
— Я же служил, — профырчал он, как застоявшийся конь в стойле.
— А, да-да, точно, — закивал Джеро, опускаясь на колени и присоединяясь к нам. — И как оно? Хуже или лучше, чем тут?
— Одинаково, — ответил молодой человек так, чтобы быстрее отвязаться от нас. Но я твердо решила начать пробивать брешь в этой смуглой крепости. Не верю, что в нем не осталось ничего хорошего. Феникс вообще из пепла возрождается, неужели живого человека к жизни не вернём?
— Ты там начал учиться драться? — Сандо сделал глубокий вдох. Чтобы не послать меня, судя по всему.
— Нет, я с подросткового возраста увлекался.
— А ещё чем-нибудь увлекался?
— Нет.
— Как, а девчонками? — засмеялся Джеро. Сандо остановился. Мне стало страшно. Если зарядят драку — я не помощник в разведении и умиротворении. Я увидела, как сжались на деревянном основании щетки его пальцы, как задергались желваки. Вспомнил ли он о Лео или уговорил себя без внешних причин, но он просто промолчал, развернувшись на корточках от нас в другую сторону. Джеро вопросительно кивнул мне. Я показала тряской руки и корча рожицы, что тема щепетильная, и не надо её касаться… — Ты чего напыжился-то? Нормальный вопрос, а ты надулся, как будто тебя девушка из армии не дождалась, — хохотнул красавец. Я не рискнула вмешиваться. Мы исчерпываем лимит выдержки безумного зверя.
— Не дождалась, — вдруг произнес он откуда-то из недр себя, едва слышимый нами, обращающийся к ветрам и духам, к звездам, невидимым днем, но незримо плывущим по небу, и, возможно, к той самой. К ней, которая предала.
— Извини, — помявшись, произнес Джеро, посерьёзнев. — Я не знал.
Но нам больше ничего не добавили. Кого же тогда убили на его глазах? Я заблудилась в неясных деталях прошлого Сандо, но точно знала, что там ничего приятного не осталось. Он ещё и несчастную любовь пережил! Или это можно назвать изменой? Решено, я никогда не буду на него больше злиться. Сверху донеслось шлепанье чьих-то пяток о подошвы сандалий. Я подняла лицо и увидела спешащего Ви. Чего он забыл в козьих домиках? Тоже послали избавляться от бестолковых для монастыря лишних личностных качеств? Да у Ви не было их, ни гордости, ни спеси, ни амбиций или хотя бы задиристости.
