– Миссис Дитмайер…
– О, он не станет вам слишком надоедать, – продолжала Майра невозмутимо. – А мне вы, пожалуй, понравились. Мой муж тоже будет. Он с удовольствием с вами познакомится.
Майра была достаточно умна, чтобы знать, какой наживкой заманить репортера.
Эмили устало поднялась.
– Пойдем в зал, – предложила она, – пока тебя не обвинили в попытке дать взятку. До свидания, мисс Кармайкл.
– До свидания, мэм.
Оставшись одна, Ливи с минуту повертела перед глазами маленькую изящную карточку, потом опустила ее в сумочку. Не следовало пренебрегать личным приглашением Майры Дитмайер, даже если это включало в себя бридж и племянника. Щелкнув застежкой сумки, Ливи тоже вернулась в зал приемов.
– А я уж думал, вы проводите там пресс-конференцию, – заметил Торп, предлагая ей еще бокал вина.
Ливи посмотрела на него с загадочной улыбкой:
– Что-то вроде этого.
– Может быть, расскажете подробнее?
– Разве это включено в программу?
Ливи беззаботно потягивала вино. Она чувствовала себя необычайно бодрой и жизнерадостной. Три перспективных знакомства за один вечер сполна оправдывали поездку.
– По правде говоря, мне предстоит свидание с незнакомцем во время партии в бридж.
– Свидание? – Торп нахмурился.
Он успел заметить двух женщин, что вышли из дамской комнаты чуть раньше Ливи.
– Да. Знаете, это когда мужчина и женщина находят в чем-то общий интерес на пару часов.
– Остроумно. Вам здесь еще не надоело?
– По правде говоря, очень.
Ливи допила вино и отдала ему бокал.
– Я возьму ваше пальто.
И он повел ее к выходу.
– Я очень ценю, что вы дали мне возможность повстречаться с нужными людьми, Торп.
Они вышли из лифта на ее этаже, и Ливи достала ключи.
– Повстречаться с людьми, – повторил он. – Вы именно так называете свидание?
– Это было не свидание.
– Не думаю.
Торп взял у нее связку и вставил ключ в замок.
– За свое поведение я мог бы получить чашку кофе.
– За пятьдесят центов на улице.
– Ливи…
Он обиженно взглянул на нее.
– Ладно. Хорошие манеры стоят чашки кофе.
– Вы невероятно щедры, – сказал он, отпирая дверь.
Ливи бросила жакет на стул и прошла на кухню. Торп улыбнулся. Время от времени она забывала о своем тщательно выстроенном имидже. Созданная ее усилиями Оливия Кармайкл никогда бы не швырнула мех так небрежно – она была для этого слишком утонченной и аккуратной. Еще больше, чем раньше, Торпу хотелось открыть настоящую женщину за тщательно выстроенным образом. Она была сердечна, страстна, обладала чувством юмора, но все было скрыто защитной оболочкой. Для этого должна быть причина, и ему предстояло рано или поздно ее узнать.
«Она любит и умеет сочетать цвета, – решил он. – И получается очень удачно. – Торп заметил это еще раньше в ее манере одеваться. Обстановка квартиры только подтверждала это: ярко-синяя диванная подушка, оранжевая ваза для цветов. – Свидетельство внутреннего горения, – подумал он, и эти быстрые гневные вспышки из той же оперы. Она постоянно подавляла свои страсти, но огонь горел, грозя ежеминутно вырваться наружу. – Недурно бы оказаться рядом с ней именно в такой момент», – усмехнулся про себя Торп.
– Какой кофе вы предпочитаете? – крикнула она из кухни.
– Черный.
Он подошел к стерео и стал перебирать диски.
– От Вана Клиберна до Билли Джоэла, – заметил Торп, когда Ливи вернулась в комнату. – Весьма эклектично.
– Я люблю разнообразие, – ответила она и поставила принесенный поднос на кофейный столик.
– Вот как?
Он улыбнулся на ее взгляд двусмысленно. Ливи начала жалеть, что согласилась угостить его чашкой кофе.
– Как вы развлекаетесь?
Торп сел на диван. Немного поколебавшись, Ливи села рядом. Было бы неудобно торчать на стуле у другой стены. Как-то слишком вызывающе.
– Развлекаюсь? – повторила она и взяла чашку кофе.
– Вот именно.
Он заметил ее нервозность. Ничего, это лучше, чем безразличие. Если она нервничает в его присутствии, это уже что-то значит.
– Например, игра в кегли, собирание марок.
– По правде говоря, у меня нет времени на хобби, – проговорила она, протягивая ему кофе.
Ей было непонятно, почему, выходя из кухни, она чувствовала себя непринужденно, а теперь ощущает неловкость. Торп закурил сигарету и наблюдал за ней. Ливи боролась с детским желанием сбежать от него.
– А для чего у вас есть время?
– Я работаю, – сказала она и пожала плечами. Почему от чашки кофе и безобидной беседы у нее так сильно бьется сердце?
– А по воскресеньям?
– Что?
Она подняла на него взгляд и только тогда поняла свою ошибку. Его потемневшие глаза смотрели на нее в упор.
– По воскресеньям, – повторил он, медленно опуская взгляд на ее губы. – Что вы делаете по воскресеньям? – Он снова смотрел ей в глаза требовательно и дерзко.
Что-то дикое, первобытное разгоралось в ней. Ливи уже давно не чувствовала столь острого, почти невыносимого желания. Торп не ухаживал за ней, не притрагивался к ней. Только кофе и разговоры. «Я слишком много выпила», – сказала она себе и тряхнула головой, словно так просто можно было избавиться от переполнявших ее ощущений.
– В основном стараюсь наверстать упущенное в чтении. – Ливи смотрела на проплывавшую мимо струйку дыма. Торп погасил сигарету. – Люблю детективы.
Торп взял чашку из ее руки, поставил ее на стол и, наклонившись ближе, тихо произнес:
– И я всегда любил разгадывать загадки. Докапываться до того, что скрывается за масками, которые мы носим. У вас очень тонкая кожа. – Торп слегка погладил пальцем ее щеку. – Вы холодны и аристократичны, но что под этим скрывается, еще вопрос. Не так ли?
Ливи отодвинулась.
– Я не хочу, чтобы вы лезли мне в душу.
– В таком случае отложим это на потом. – Он обнял ее. – Я хочу держать вас в объятиях. Когда мы танцевали, я дал себе слово, что непременно обниму вас, когда мы останемся одни.
«Тебе вовсе не нужны его объятия», – твердил рассудок. Но она промолчала и не сопротивлялась, когда Торп прижал ее к себе.
Торп тихонько провел пальцем по ее губам.
– Я уже столько дней желал прикоснуться к ним снова. – Он на мгновение прижал свои губы к ее рту. – Очень долго желал, – тихо сказал он.
«Не надо, чтобы он тебя целовал», – настаивал рассудок. Но она опять промолчала.
На этот раз Торп не был терпелив. Внезапное яростное желание было неистовым. Ливи вспыхнула мгновенно, оглушенная молниеносным взрывом чувств, которые столько лет были спрятаны за семью замками. У нее не было сил ни думать, ни рассуждать, она могла только идти за своими страстями. Ее руки сомкнулись вокруг его шеи. Губы раскрылись.
