Глава 110
О том, как прошла эта операция силовиков, мне вкратце, не вдаваясь в подробности, рассказала сама Кеша. В общем, там и говорить-то было особенно не о чем. Альберта Романовича вместе с японскими телохранителями, которые в данном случае были только статистами (у них даже патроны вытащили на всякий случай), поместили в подвал. Там они и пробыли всё время, пока наверху спецназ захватывал киллеров.
Светлана Николаевна так накрутила своего посредника, что исполнители бросили на штурм загородного дома все свои силы. Женщина с подачи Кеши придумала такой аргумент: Альберта Романович нанял большую охрану, потому добраться до него будет очень непросто. А раз так, следует очень постараться и вооружиться как следует. Что бандиты и сделали, заявившись целым вооруженным до зубов отрядом. У них разве пулеметов с собой не было, а парочка гранатомётов – да. Не считая ручных гранат.
Правда, добровольно сдаваться они не захотели. Потому полы в загородном особняке и земля вокруг него оросились кровью. Из силовиков никто не пострадал, а вот у нападавших были потери: из семи бандитов двое оказались убиты, ещё столько же ранены, остальные прекратили перестрелку, когда поняли, что их дело труба.
После этого и Альберт Романович, и Светлана Николаевна были увезены Кешей и его «добрыми молодцами» в неизвестном направлении. В следственный изолятор ФСБ, я так подозреваю, но вдаваться в подробности не стал. Да и кто мне их скажет? В тот момент, когда вернулся в гостиницу, со мной оставались только Горо и Сэдэо. Что ж, настала и наша пора прощаться.
Я тепло поблагодарил отважных самураев, обещав приехать в Токио вместе с Максим, чтобы выразить лично благодарность господину Сёдзи Мацунаге за оказанную помощь. «И обязательно расскажем ему, какие вы герои!» – с чувством добавил я, обняв японцев. Те не привыкли к таким телячьим нежностями, но по их расплывшимся в улыбке лицам можно было догадаться – им очень приятно. Правда, хотел каждому выдать по денежной премии, но они отказались.
Кеша, как и обещала, чинить препятствий возвращению японцев на их Родину не стала. Те благополучно (и я не знаю как) избавились от пистолетов, а потом с чистой совестью улетели в Токио. Я же, проводив их на самолет, сразу из аэропорта поехал в клинику – повидать Максим. Мне ужасно не терпелось ей рассказать о событиях последних двух дней, пока не виделись.
Когда я переступил порог палаты, то внезапно обнаружил на койке вместо мажорки другого человека – там в беспамятстве лежала какая-то женщина. У меня сердце едва не остановилось: мелькнуло предчувствие чего-то очень нехорошего. Зря мы, наверное, с Кешей изображали Максим мёртвой. Накликали беду. Я кинулся искать лечащего врача, но по пути встретилась медсестра, ухаживавшая за мажоркой.
– Не волнуйтесь, с ней всё хорошо. Вчера перевели в палату интенсивной терапии. И ещё она пришла в себя, – улыбнулась медик и подсказала, куда идти.
– Спасибо! – я на радостях чмокнул сестричку в щеку и помчался в указанную палату. Ворвался туда и… замер на пороге. Максим смотрела на меня и улыбалась. Господи! Максим!!! Я бросился к ней и, ничего не говоря, расплакался. Стал целовать родные лицо, руки, роняя слёзы ей на бледную кожу, тут же вытирая их. А они опять и снова – кап-кап-кап.
– Не плачь, – послышался слабый голос Максим. – Что ты, Сашка, причитаешь, как старикан над бабкой-покойницей. У меня же свечка с руках не торчит пока.
Она уже ёрничает надо мной! Значит, идет на поправку. Я спешно утёр слезы с себя и с любимой. Вот как в такой чувственный момент она сама не расплакалась? Удивительно! Сила воли у этой девушки железная, что и говорить. Не то что у меня. Я по сравнению с ней – слабак. Приставил стул к койке, взял её слабую ладонь обеими руками, прижал к губам. Пальцы Максим чуть сжались.
– Я так сильно люблю тебя, Максим! – прошептал я.
– И я тебя люблю, Саша, – ответила она.
– Готова выслушать длинный рассказ о том, что ты пропустила?
– Конечно, – улыбнулась мажорка.
– Ну, так слушай.
Я в течение в общей сложности двух часов рассказывал обо всём, что произошло. С перерывами, конечно. Максим ведь был слишком слабой, чтобы столько времени меня выслушивать. Да ещё процедуры мешали постоянно. Ей то капельницу ставили, то лекарства давали, то что-то там проверяли-измеряли, повязку меняли. Потом сказали, что ей надо поесть, затем – отдохнуть и тому подлобное. Растянулся мой рассказ на два дня, во время которых я уходил и возвращался. Причем старался ходить побольше пешком, ощущая себя свободным человеком, который не боится больше, что в него выстрелят исподтишка.
Максим слушала, иногда задавая уточняющие вопросы. Когда узнала, что это мачеха организовала покушение на Альберта Романовича, сильно удивилась. Даже, наверное, больше, чем я, поскольку мне-то Светлана Николаевна чужой человек, а мажорке заменила погибшую мать. Так же тяжело восприняла Максим новость о том, из-за чего мачеха вышла на тропу войны – это когда я рассказал о найденной в старом бунгало записке мамы Максим, Лидии. Когда говорил, у Максим беззвучно текли слёзы. Так сильно она любит её, причем дочернее чувство с годами не выветрилось.
Наконец, мой рассказ подошел к концу.
– Теперь осталось главное – найти жертв секс-клуба «М.И.Р.», которых мы обнаружили с помощью твоего отчима…
– Бывшего отчима, – заметила Максим. – Не желаю больше иметь к нему никакого отношения. И давай впредь будем его только по имени и отчеству звать, как чужого.
– Хорошо, конечно, – ответил я. – Так вот, найдем жертв, раздадим им деньги, а потом… осталось одно незавершенное дело. Тебе надо встретиться с Костей и поговорить. Всё-таки он несколько лет был твоим парнем. И он, как ты теперь знаешь, тебе не изменял.
– Да, ты прав, – ответила Максим. – Вот выйду отсюда, так и сделаю.
– Потом мы отправимся в путешествие, да?
– Свадебное? Что-то не припомню, чтобы я тебе предложение делал. Или ты мне? А может, пока я тут в коме была, мы уже поженились? – мажорка откровенно прикалывалась надо мной, и я лишь улыбался в ответ.
– Нет, Максим. Ты по-прежнему незамужняя дама.
– Не замужем, верно. Но у меня есть молодой человек. И ещё, – мажорка перешла на интимный шёпот. – У меня внизу знаешь, какой энергетический заряд накопился? Внизу всё ломит ужасно от отсутствия ласки.
Пока слушал, весь покраснел.
– Ну ты чего? Не здесь же! – сказал, смутившись.
– Сделай вид, что простыночку мне поправляешь.
– В смысле?! Куннилинг?!
– Сашка, я думала, ты поумнел, повзрослел, пока меня рядом не было, а ты всё такой же лопух, – саркастически заметила Максим. – Какой ещё куннилинг, сюда же зайти могут в любую минуту. Ты… рукой… ладошкой, как ты умеешь… – и он похотливо подмигнула.
– Ну уж нет, – сказал я. – Потерпи до выписки, а там получишь сполна.
– У меня киска потрескается, как речка в пустыне, – жалобно протянула Максим.
– Не потрескается. Выдержит. А нарушать правила больничного распорядка не буду, – ответил строго.
– Припомню тебе, Сашка, – усмехнулась Максим.
– Обязательно, и орально, и анально, и мануально, – улыбнулся в ответ.
Мы продолжили шутливо пикироваться, и я с каждой минутой понимал: совсем скоро уже моя любимая наконец покинет эти стены. Поскорее бы! Рана на плече почти затянулась, поскольку была несложной. Вот на боку – та пока ещё причиняла мажорке мелкие неприятности. Но любимая стоически их терпела, соглашаясь на обезболивающее, лишь когда совсем невмоготу становилось. Такие дни теперь бывали всё реже, и доктор не уставал повторять: организм молодой, стремительно идёт на поправку.
Через три недели Максим выписали из больницы, и мы поехали на квартиру, в которой раньше жили её родители. Только теперь там не было ни Светланы Николаевны, ни Альберта Романовича. Оба они надолго оказались за решеткой, и даже когда состоится суд, было непонятно. Вернее, о мачехе Максим Кеша, с которой мы держали телефонную связь, сообщила, что она бизнес-леди всё рассказала, и приговор ей огласят примерно через месяц. Что касается отчима мажорки, там был такой клубок преступлений, что распутывать ещё долго.
