– Могу себе представить. А что скажешь, у него была хорошая жизнь?
Странный вопрос, подумал Фрэнсис. Что значит хорошая жизнь?
– Я не совсем понимаю, что ты имеешь в виду.
– Ах, ну вел ли он все время страшную борьбу, пришелся ли он здесь к месту с его английским образованием, было ли у него достаточно денег…
– Он никогда не хотел слишком многого. Да, ему здесь было, я бы сказал, неплохо. И он любил это место, на самом деле любил. Я думаю, у него здесь было хорошее, здоровое детство, в простых условиях… И еще он ужасно любил свою мать. Некоторые из здешних туземных женщин так добры и нежны. Они великолепные матери. И он взял очень хорошую девушку в жены. Дезире очаровательна. Ты сама увидишь.
На противоположной стороне острова недавно прошел дождь. Вода еще блестела на листьях и старых камнях, когда они въехали в церковный двор. Кэт уже была там. На ней были розовое платье и розовая шляпка на светлых волосах. Она поцеловала Ти.
– Я так рада, что вы приехали. Я знаю, вам не легко было вновь увидеть Сен-Фелис.
– Я хотела приехать, – засмеялась Ти. – Кроме того, я боюсь, что никогда не смогу научиться говорить Фрэнсису: «нет».
– Я тоже.
Обе женщины с минуту стояли, рассматривая друг друга, а потом, словно убедившись в том, что их прежняя оценка была верной, повернулись к дверям.
Вместе с ними в церковь вошли Дезире с дочерьми и их женихами. За ними последовали кузины Кэт. Дезире принесла с собой букет алых цветов и положила его на алтарь. Если не считать этого букета, то больше никаких украшений в церкви не было.
– Мы приехали рано, – сказала Кэт. – Отец Бейкер еще не пришел. Я чувствую себя как Джульетта, убегающая вместе с Ромео в келью монаха.
– Патрик и я были обвенчаны здесь вот таким же ветреным днем, как сегодня, – заметила Дезире.
Кэт была потрясена:
– Я никогда не сделала бы этого, если бы знала! Я была абсолютно уверена, что вы венчались в городе.
– Да будет вам. Посмотрите, какой красивый вид!
Через открытую дверь можно было видеть кусочек океана с быстро несущимися по нему бурунами.
– Разве это не восхитительно? – воскликнула Лорен. – «Здесь покоятся останки Пьера и Элевтера Франсуа, сыновей Элевтера и Анжелики Франсуа, умерших и обретших рай…
… в год одна тысяча семьсот второй от Рождества Христова… Наши слезы омоют вашу могилу». Восхитительно!
Пришел отец Бейкер в туфлях на каучуковой подошве.
– Если покопаться в родословных достаточно глубоко, то окажется, что практически в каждом жителе этого острова течет кровь либо Да Куньи, либо Франсуа, а то и их обоих.
– Я хотела бы поставить здесь памятник Патрику, – сказала Дезире. – Я не знаю, чья кровь в нем текла, тем не менее…
И голос ее затих.
Ти положила руку на плечо Дезире:
– Было бы очень хорошо сохранить здесь память о нем, – сказала она ласково и тихо. – Вы поговорите об этом с отцом Бейкером и позвольте мне внести свою лепту?
– Я не понимаю… – начала было Дезире.
– Ведь он был… мне рассказывали… необыкновенным человеком. Вот мне и хотелось бы почтить этим его память. Пожалуйста, не отказывайтесь!
– Ну, тогда благодарю вас, – просто сказала Дезире.
Она улыбалась, но только ртом, а глаза ее были полны светлых слез, и к удивлению Фрэнсиса в глазах его матери тоже стояли слезы.
– А вот мемориальная доска, поставленная Фрэнсисом, – сказал отец Бейкер, подводя группу гостей к новой белой каменной плите у западной стены храма. И он прочитал вслух четко выгравированную надпись:
«В знак любви и памяти к моему отцу, Ричарду Лютеру…»
На второй половине доски не было ничего.
– А это место для меня, когда придет мой день, – сказала Ти.
– На самом деле? – с недоумением спросила Кэт.
– Вы удивлены? Я не могу жить здесь. И все же хочу покоиться здесь после смерти, среди своих близких.
Фрэнсис взглянул на мать, улавливая своим чувствительным ухом каждый нюанс ее тона. Не могу жить здесь? Она сказала не могу, а не не хочу или мне не нравится. И в тысячный раз он спросил себя, почему, зная ее так хорошо, он не знал о ней очень многого и никогда этого не узнает.
Наступившую тишину нарушила Лорен. У нее был красивый голос, веселый и чуть хрипловатый.
– Хватит надгробных камней! Мы собрались на свадьбу!
– Вы правы, – сказал отец Бейкер. – Давайте начнем.
И он раскрыл свою потрепанную черную книгу, готовясь начать церемонию.
– Дорогие мои, мы собрались здесь…
Старые, давно известные слова звучали музыкой в ушах Фрэнсиса, но голова его была чересчур переполнена мыслями, чтобы понимать значение этих слов. Он как бы прислушивался к себе. Он никогда не думал о себе как о религиозном человеке, но сейчас, здесь, ему открылось, что нужно иметь в себе что-то достаточно прочное, если хочешь выжить. Нужно верить, что делаешь все, что можешь, на что способен, будь это разрыв брака, который никогда не должен был заключаться, или начало другого брака, в который нужно было вступить давным-давно, или забота о требующем ее ребенке (а разве не все дети так или иначе нуждаются в заботе?), или борьба с преступными людьми. Если ты творишь добро, твое дело восторжествует. Он должен в это верить. Вероятно, он, в конце концов, тоже религиозен.
Потом все закончилось, он поцеловал свою жену, и все они вышли из церкви, чтобы постоять и посмотреть на океан, словно им не хотелось разрушать очарование этого дня своим расставанием.
– Как бы радовался за вас обоих сегодня наш Патрик! – воскликнула Дезире. – Ведь он так любил вас.
– И мы его любили, – ответила ей Кэт. – Каждый любил, Кто знал его. Я бы очень хотела, чтобы вы были с ним знакомы, – добавила она, обращаясь к Ти.
– Я тоже, – сказала Ти.
Небольшая группа собравшихся на церемонию явно не решалась расставаться. И вдруг Кэт вскрикнула:
– Сморите, смотрите! Вон там!
Все повернулись в направлении ее вытянутой руки. Из пальмовой рощи в джунглях, поднимающихся на холм за церковью, выпорхнула с резким шумом пестрая стая птиц и, сделав крутой разворот, столь же быстро исчезла.
– Попугаи, – сказал отец Бейкер. – Здесь достаточно пустынно и безлюдно, поэтому они чувствуют себя в безопасности.
– Прелесть, прелесть! – в восторге повторяла Дезире. – Вы знаете, я родилась на этом острове и прожила здесь всю жизнь, но никогда не видела диких попугаев. А вы видели? – спросила она Ти.
– Да, однажды видела. Очень давно.
Ти подошла к самому краю скалы. И тут словно по взаимному согласию все устремили на нее свои взоры. Грациозная и все еще достаточно молодая, она стояла там и прикрыв от солнца глаза ладонью, смотрела на море. Стояла так, в раздувающейся от ветра юбке, с высоко поднятой головой, сильная и гибкая под напором ветра, и была похожа на фигуру, вырезанную на носу какого-то древнего гордого корабля.
