– Нет, не испугалась бы,– возразила я. – Впрочем, раньше, может быть… Но теперь…
– Самое главное,– сказал Нельсон, беря меня за руки,– что ты вполне счастлива быть самой собой. И мне ты нравишься именно такая, как есть. Но научить тебя не играть чужие роли не в моих силах.
– Как я могу не играть чужие роли, если на притворстве основана вся моя жизнь? – прохныкала я.
Нельсон закатил глаза.
– Когда же ты наконец поймешь, что вовсе не притворяешься? Что уверенная, сексуальная, решительная и независимая женщина – это и есть ты? Все пойдет по-новому, едва ты научишься восхищаться собой так же, как восхищаемся мы. – Он пожал мои руки. – Я в этом списке первым номером. Потому что всегда был твоим большим поклонником.
– Правда? – спросила я, чувствуя, как мое сердце взволнованно подпрыгивает.
– Правда. Можно, я скажу тебе одну вещь? Надеюсь, после этого ты согласишься вернуться ко мне…
– Какую вещь?
Лицо Нельсона изменилось. Когда он снова заговорил, его голос зазвучал куда серьезнее:
– Мелисса, я…
Он стал медленно наклоняться ко мне, прикрывая глаза, как бывает всегда перед поцелуем. Я, позабыв обо всем на свете, тоже потянулась к нему.
Клянусь, минута обещала унести нас в сказку, но тут вцерковь влетели мои родители – папа с Берти в кенгурушке и следом за ними мама. В руках у обоих было по бокалу с остатками шампанского, мама размахивала какой-то бумагой.
– Мартин! – прокричала она. – Еще раз попробуешь от меня сбежать – и не сможешь бегать целый год, уж я об этом позабочусь!
– Я просто хотел найти спокойное местечко, женщина! – прорычал отец. – Дом кишит журналистами и чертовыми родственничками. Итак. Говори же! Чего ты забегала будто ошпаренная! О! Привет, Мелисса! Нельсон! – воскликнул он так, будто увидел нас сегодня впервые. – Мы вам, случайно, не помешали?
– Нет-нет,– вежливо ответил Нельсон. – Пожалуйста, разговаривайте.
Ей-богу, я так разозлилась на родителей, что была готова прикончить их тем самым мечом, которым якобы казнили Анну Болейн.
– Это погубит нас, Мартин! Она требует тысячи и тысячи… – начала было мама, но тут дверь снова распахнулась и влетели Уильям с Эмери.
– Папа, Уильям же собрался кое-что тебе сказать! – воскликнула Эмери. – А ты взял и ушел! Разве так делают?
– Эмери, мы переживаем кошмарный семейный кризис,– заявил отец. – Так ведь, Белинда?
– Так,– кивнула мама.
– Опять? – спросила Эмери. – Что стряслось на этот раз?
– Действительно,– вступила в разговор я. – Что на этот раз?
Мы все уставились на маму.
– Что? – завопил папа.
– Все она, эта гадкая коварная няня, которую вы так мечтали снова нанять! Она собирается подать на нас в суд за увольнение без уважительной причины! На нас всех! – прокричала мама. – Если мы не выполним ее требования, у нее есть фотографии, на которых я только-только после пластической операции носа!
– После которой? Да какая разница! Плевать, что у нее есть какие-то там фотографии. – Папа фыркнул. – Дешевые запугивания глупой старухи!
– После моей первой операции, Мартин! – Мама многозначительно уставилась на него. – Помнишь? Мы ездили в клинику вместе. Если уж она раздобыла мои фотографии, наверняка ухитрилась запастись и твоими. Тебе как раз сделали…
– Чертова старая карга! – проревел папаша, багровея и вручая Берти первому попавшемуся.
Первым попавшимся оказался Нельсон. Он немного растерялся, но крепко прижал к себе малыша. Тот, судя по всему, был не против.
– Что ему как раз сделали? – спросила я.
– Гм… небольшую косметическую операцию по коррекции… гм… Папа сам тебе потом расскажет,– пробормотала мама, устремляясь прочь из церкви вслед за отцом.
Я всем сердцем понадеялась, что папа ничего не станет мне рассказывать.
– Да не волнуйтесь вы так – Уильям ведь юрист! – крикнула им вдогонку Эмери.
Уильям подтолкнул ее в бок, чтобы она замолчала.
– Лично я спокойна,– сказала я. – Леони еще не уехала. Она умеет разговаривать с шантажистами в крайне убедительном тоне.
– А я не хочу ввязываться в это дело,– отрывисто проговорил Уильям, вскидывая руки.
Мы вчетвером посмотрели на родителей – они торопливо пересекали лужайку, споря и отчаянно жестикулируя.
– Иногда мне кажется, они до сих пор вместе только благодаря тому, что кто-то все время грозится подать на нас в суд,– пробормотала Эмери. – Как странно. Впрочем… – добавила она, рассеянно глядя в пустоту.
– Эмери,– позвал Нельсон, кивая на малыша. – Хочешь получить назад своего паренька?
– Не особенно. Пусть лучше крестная мама поближе с ним познакомится. – Эмери взяла Уильяма за руку. – Дорогой, наконец-то крестины позади. Мы с Берти вполне хорошо себя чувствуем. Когда нам можно будет вернуться домой? – Она прильнула к нему. – Как будет здорово! Заживем все вместе в Чикаго, будем ездить по магазинам, встречаться с друзьями…
– Ах да,– сказал Уильям. – Вот о чем я хотел сообщить твоим родителям! И тебе, конечно, тоже. У меня приятные новости!
Эмери улыбнулась с таким видом, будто слушала мужа вполуха. Мне вдруг пришло в голову, что в Америке, окруженная более сговорчивыми и современными нянями, она снова станет собой прежней – витающей в облаках и неопределенной.
– Меня снова переводят в лондонский офис,– весело объявил Уильям. – Так что вы с Берти можете спокойно оставаться тут до тех пор, пока компания не подыщет для нас подходящее жилье. Здорово, правда? Как только найдут дом, я сразу приеду. Мне ужасно не хотелось отрывать тебя от семьи. И потом…
От лица Эмери отлила краска.
– Дорогой, это что, шутка? – более твердым голосом спросила она.
– Вовсе нет,– ответил Уильям, весь сияя.
– Нам надо поговорить,– процедила Эмери сквозь зубы. – С глазу на глаз.
Она схватила мужа за рукав и потащила в сад.
Мы с Нельсоном снова остались одни. На этот раз с Берти. Конечно, в совершенно ином настроении. Все благодаря моему семейству.
– М-да… – произнес Нельсон.
– М-да,– эхом отозвалась я, страшно смущаясь.
Если бы у меня не онемел язык, я бы сказала Нельсону, что с крошкой Берти на руках он вы-
глядит просто великолепно. Нельсон улыбнулся и что-то пробормотал. Берти доверчиво взглянул на него своими круглыми глазками.
Еще мне ужасно хотелось сказать, что я очень, очень люблю его.
Нельсон пощекотал животик Берти, и тот захихикал и задергал ножками.
– Когда у нас появятся дети,– сказал Нельсон, очевидно не подумав,– мы не будем напяливать на них нелепые кроссовки. Накупим им только детской одежды. И без всяких надписей.
