— А я не выйду замуж, — с грустью подытожила я.
— Совершенно верно, — согласилась Меган.
— Да, да, — вздохнула Хетти.
На этом месте беседа была грубо прервана появлением нашего начальника, Айвора Симмондса, или Гадюки Айвора, как мы иногда его величаем. Или «этого подлого ублюдка», как мы любовно называем его время от времени.
— Мое почтение, дамы, — кивнул он нам, хотя на его лице было четко написано, что почтения к нам он не испытывает и дамами нас не считает.
— Доброе утро, мистер Симмондс, — с вежливой улыбкой ответила Хетти.
Мы дружно промычали «угу» и сделали вид, что работаем.
Потому что мы его ненавидим.
Ненавидим мы его без особых причин: не за полное отсутствие чувства юмора — по меткому выражению Меган, все обаяние ему удалили при рождении хирургическим путем, — не за низкий рост, не за жидкий рыжий пушок на голове и омерзительную, рыжую же, козлиную бородку; не за дешевые очки с тонированными стеклами и пухлые, вечно кажущиеся мокрыми красные губы, и даже не за широкий, вислый, какой-то бабский зад, обтянутый дрянными залоснившимися брюками, под которыми отчетливо вырисовывается кромка трусов.
Разумеется, все это способствует. Но ненавидим мы его главным образом за то, что он наш начальник. Потому что так принято.
Хотя в некоторых случаях его отталкивающая внешность может сослужить добрую службу. Как-то раз, когда Меган было совсем худо после продолжительной вечеринки с пивом и персиковым шнапсом, она ей очень помогла.
— Хоть бы меня стошнило, — стонала Меган. — Сразу бы полегчало.
— Представь себе, что занимаешься любовью с Айвором, — услужливо подсказала я.
— Ага, — радостно подхватила Меридия, — представь, что тебе надо с ним целоваться, облизывать эти губы, эту бородку. Бр-р-р!
— Господи, — слегка меняясь в лице, пробормотала Меган, — кажется, действует.
— Спорим, он громко чмокает, — сладострастно продолжала Меридия.
— А подумай только, как он выглядит в одних трусах, — перебила я. — Хорошенько подумай. Наверняка он и нормальных мужских трусов не носит.
— Не носит, — поддакнула Хетти, от которой никто этого не ждал.
Все навострили уши.
— А ты откуда знаешь? — хором спросили мы.
— Потому что… ну… у него видно… это… линию, — слегка покраснела Хетти.
— Действительно, — вынуждены были согласиться мы.
— По-моему, он ходит в панталонах, — мечтательно протянула я. — В женских панталонах, таких длинных, до самых подмышек, розовых, на резинке. Жена покупает ему белье в магазине для старушек, потому что больше нигде его размера не бывает.
— А представляешь, какой у него член? — спросила Меридия.
— Да, — кивнула я, чувствуя, что меня начинает мутить. — Малюсенький, тоненький, а волосы на лобке рыжие, и…
Этого оказалось достаточно. Меган сорвалась с места, пулей вылетела из комнаты, а через две минуты вернулась сияющая и довольная.
— Класс, — улыбнулась она. — Здорово! У кого есть зубная паста?
— Честно говоря, Меган, — холодно проронила Хетти, — иногда ты хочешь слишком многого.
Меган, Меридия и я переглянулись, подняв брови. Надо же! Интересно, что это так разозлило нашу обычно приветливую и любезную Хетти?
По счастливой случайности, мистер Симмондс, похоже, ненавидел нас не меньше, чем мы его.
Он сердито зыркнул на нас, зашел в свой кабинет и громко хлопнул дверью.
Меган, Меридия и я делали вялые попытки включить компьютеры. Хетти свой давно уже включила.
В нашем отделе почти всю работу брала на себя Хетти.
Был, правда, еще один очень неприятный период, когда Меган только появилась у нас и вкалывала как заведенная. Она не просто начинала работать вовремя, нет, она тут же бралась за дело, даже если приходила раньше. Она не разворачивала газету и не говорила, взглянув на часы: «Еще три минуты. Эти ублюдки не получат от меня ни секунды больше, чем оплачено», как делали мы все.
Тогда мы с Меридией отвели ее в сторонку и объяснили, что она не просто подводит нас, а и себя ставит под удар, потому что так ей скоро нечего будет делать, а вся работа кончится. (А тогда как ты попадешь в Грецию?) Она сбавила темп и даже умудрилась допустить пару ошибок. После того разговора мы ладили без труда.
Негласный девиз нашего отдела был: «Предоставьте это Хетти». Только сама Хетти о нем не знала.
Я никогда не могла понять, зачем Хетти вообще работать. Уж точно не ради денег. Но мы с Меридией решили так: наверно, благотворительные организации города Лондона уже не принимают добровольцев, потому что желающих помочь ближнему слишком много, вот Хетти и заскучала, и в поисках развлечения пошла в народ, то есть к нам в контору.
Что не сильно отличается от благотворительности.
Да, мы с Меридией часто шутили, что работать в нашей лавочке — все равно что работать на благотворительность — настолько смехотворно мало нам платят.
День шел своим чередом. Мы наконец принялись за работу.
Никто больше не вспоминал о миссис Нолан, Любовях, разрывах, неожиданных деньгах и моей свадьбе.
Потом, ближе к вечеру, позвонила моя мама, и я приготовилась к очень плохим новостям. Мама никогда не звонит просто так, чтобы поболтать о том о сем, потратить пять минут моего рабочего времени; обычно она трагическим шепотом сообщает о катастрофах. Ее излюбленная тема — чья-нибудь смерть, но если никто не умирает, сойдет и стихийное бедствие. А также сокращение штатов на работе у брата, киста на щитовидке у дяди, пожар в зернохранилище в Монагане, беременность какой-нибудь из моих незамужних кузин.
— Ты знаешь Мейзи Паттерсон? — возбужденно спросила мама.
— Да, — ответила я, подумав при этом: «Мейзи как ее?» — но вслух предусмотрительно уточнять не стала, потому что иначе пришлось бы выслушивать подробный рассказ о родословном древе Мейзи Паттерсон.
— Так вот… — протянула мама, нагнетая напряжение. — Мейзи Паттерсон, очевидно, отошла в лучший мир, но просто констатировать этот факт было мало.
— Да, — терпеливо повторила я.
— Вчера ее закопали! — выдержав паузу, патетически воскликнула мама.
— Зачем? — мягко поинтересовалась я. — Чем она им так досадила? И когда откопают?
— Очень остроумно, — с горечью заметила мама, расстроившись, что новость не произвела на меня должного эффекта. — Тебе нужно послать им открытку с соболезнованиями.
— Как это произошло? — спросила я, чтобы подбодрить маму. — Она попала головой в зерноуборочный комбайн? Задохнулась в бункере с зерном? Или ее заклевали куры?
— Нет, — раздраженно бросила она. — Не валяй дурака, ты что, не знаешь, что она уже давно жила в Чикаго?
