— Ну, знаете, с кем можно поразвлечься.
Джанин опять повернулась лицом к стойке. В ее руках был высокий стакан пива с шапкой белой пены. Она опустила губы в напиток, потом, подняв голову, томно слизнула пену с полных ярко-красных губ.
— Конечно, есть! Я, например. — Она рассмеялась.
Американец тупо уставился на нее, его узкая грудь беспокойно задергалась от нахлынувшего желания и нестерпимой полуденной жары. Теперь следы его эрекции уже ясно обозначились под тканью обтягивающих черных с лайкрой шортов. Усы американца под обгоревшим носом задвигались и сразу стали похожи на морских червей, водившихся на мертвых рифах и питавшихся падалью.
— Вы сможете найти меня сегодня в баре «666» на другом конце острова.
— «666»? Ух ты! Это же знак дьявола, сатаны.
Джанин опять нагнулась поближе к нему.
— Вот ваш ром.
«Ну что же, — размышляла она, — он выглядит чистеньким». Хотя с американцами с ходу никогда не разберешься. Из всех приезжавших на остров американцы были самыми непонятными. Итальянцы, те, приезжая, начинали вопить «мама миа» и тому подобное. Англичане ничего не вопили. А вот американцы были больше всех склонны хорошенько пошуметь, а потом вдруг почему-то взять и разрыдаться. «Что же это за народ такой, американцы? — думала Джанин, — странный народ».
Если сегодня она будет хорошо работать и получит приличные чаевые, то ей, может быть, удастся кое-что добавить к той тысяче долларов, что были спрятаны под матрацем. Окто будет ею доволен, когда узнает про эти накопления. Последний месяц был для Джанин удачным. Она взглянула вверх, на небо. Высоко над ней парили, следуя теплым восходящим потокам воздуха, фрегаты — редкие, почти исчезнувшие с лица земли птицы, которые жили тем, что грабили других пернатых, отнимая их добычу. Атаковали рыбаков, которые ценой неимоверных усилий тянули из воды пойманную рыбу, вынуждая их в конце концов откупаться частью улова. В этом фрегаты очень походили на Окто.
— Два пива, малышка, и побыстрее! Нам жарко.
Джанин посмотрела на двух мужчин, появившихся перед ней. Она потянулась, чтобы достать два бокала с верхней полки. Оба посетителя смогли при этом прекрасно рассмотреть сквозь разрез блузки ее великолепную грудь.
— Сегодня будет пирушка в баре «666», — сообщила Джанин, наливая пиво по стенке первого бокала. Но, внимательно взглянув на парочку, заметила, как удивленно при ее словах они уставились друг на друга. «Черт! — подумала она. — Эти двое не для меня. Что ж, тогда, может быть, им повезет и они повстречают Марка». Она протянула мужчинам пиво.
— Пирушка?! — брюзгливо переспросил старший. — На этом вашем забытом Богом булыжнике совсем нечего делать! Надо было остаться на Большом Яйце. Там хоть дискотеки есть.
— Нам тут дискотеки ни к чему. — Джанин мило улыбнулась. — Ну а вам я все-таки советую сходить в «666». Спросите там Марка.
— Какого Марка? — поинтересовался мужчина помоложе. Он был одет в мальчишеские шорты, изумительно чистые, белые, аккуратно подвернутые гольфы и столь же чистые пляжные тапочки.
— Просто Марка. А ему скажете, что вас послала Джанин.
Бен вошел вслед за Пандорой в бар «666», остановился позади нее. Пандора уловила теплый чистый аромат, исходивший от его тела, повернулась и с удовольствием прильнула к его груди.
Пандора сразу поняла, что «666», как и все прочие бары, куда наведывался в свое время Норман, несли в себе одновременно и заряд любви, и заряд разрушения. Но еще она заметила, что в отличие от любимых баров Нормана здесь пили как-то веселее, а голоса людей звучали громче и оживленнее. Бары, что посещал ее бывший муж, были местами грязными, куда люди приходили выпить, поболтать с другими завсегдатаями-собутыльниками, поспорить с ними о том, с кем из них за истекший, полный нудных трудов и забот, день случилось самое интересное происшествие. Здесь же, насколько она могла судить по долетавшим до нее обрывкам разговоров, большинство посетителей говорили о рыбалке или о лодках. Пандору заставило улыбнуться присутствие в баре нескольких весьма решительно настроенных дам, которые сидели за столами вместе со своими мужьями и громко, уверенно принимали участие в беседах.
Посещение баров вместе с Норманом всегда было для Пандоры опасным предприятием. Она не могла прийти туда, чтобы просто провести там вечер и отдохнуть, потому что Норман чувствовал себя обязанным каждый раз вести бой за честь своей дамы сердца… И стоило какому-то мужчине на миг оторваться от стакана и мельком взглянуть на Пандору, как это становилось для ее мужа поводом начать драку. Пандора быстро научилась прятать глаза: в барах она всегда низко опускала голову и смотрела вниз. Со временем она стала великим знатоком башмаков и туфель других посетителей, экспертом по качеству и типу полов в том или ином баре, по тротуарным трещинам, размерам и форме встречающегося под ногами собачьего дерьма. Но даже такая манера вести себя не всегда ее спасала. Лишенный повода прийти в ярость, Норман по дороге домой мог вдруг ни с того, ни с сего схватить ее за длинные рыжие волосы и протащить за собой весь остаток пути.
На этом унизительном для Пандоры пути было, как и у Христа на Голгофу, несколько этапов. Самый мучительный из них — пройти мимо дома Айзеков. Госпожа Айзек, сама за свою жизнь много претерпевшая, неизменно высовывалась из окна и кричала: «Отпусти девушку, негодяй!».
«Вот видишь, — начинал тогда скрежетать зубами Норман, — видишь, ты опять позоришь нас перед соседями!»
Пандора ничего ему не отвечала. Она прекрасно знала, что, как только за ними закроется входная дверь, Норман опять сильно ударит ее наотмашь правой рукой. И бездумная, бесполезная попытка госпожи Айзек защитить ее в очередной раз послужит для этого подходящим поводом.
Зачем только она вернулась тогда к Норману? После того, как сбежала от него на второй день медового месяца? Затем, вероятно, что ей надо было просто выжить, а выбор стоял между матерью, которой она была не нужна, и Норманом, который говорил, что любит ее, но продолжал избивать.
Джанин обслуживала кого-то из клиентов на дальнем изгибе стойки бара. Над всей стойкой тянулась соломенная крыша, в двух шагах от столиков плескалось тихое уютное море. «Как хорошо жить, не зная страха», — подумала Пандора. Она прекрасно понимала, что, вероятно, для большинства окружавших ее людей эта фраза могла показаться смешной и непонятной, мол, разве можно вообще жить, вечно чего-то опасаясь? Но она-то знала по собственному опыту регулярного пребывания в больницах, куда она не раз попадала по вине Нормана, что в мире есть еще сотни, а то и миллионы женщин, которые бы поняли ее, потому что, как и Пандора, чувствуют то же самое и мечтают о том же самом. Норман вселил в ее душу физический страх. Маркус пошел, правда, еще дальше: он научил ее значительно большему страху, страху перед тем, что ее разум может не выдержать издевательств, погибнуть, оставить ее, и тогда голова ее наполнится пылью и пеплом, а тело станет безвольным, безжизненным, подчиняющимся только командам на послушание, которые будут передаваться через некий подсоединенный к ее мозгу электрод. Вот тогда она точно уж сойдет с ума и будет бездумно и бесшумно существовать на этом свете, как существуют многие сумасшедшие, напичканные наркотиками и успокоительными таблетками.
