- Слушай, может, под процент какой? – предложила я, собрав в кулак остатки совести. – Ты же банковский теряешь.
- Да ладно, Нин, свои люди.
- Это ты Кириллу расскажи, про своих людей, - усмехнулась я.
- Забей, - Дима сложил мою расписку вчетверо и убрал в карман. – Там все сложно. Он же мамин мальчик. Не знаю, в курсе ты или нет, что отец хотел с матерью развестись и на твоей жениться. Когда ты родилась.
Я молча покачала головой.
- А вот. Но наша как-то подсуетилась. В общем, родился Кирюха. И отец остался. Хотя и не скрывал, что на две семьи живет.
- Да какие там две семьи. Я его за всю жизнь раз пять видела, не больше.
- Неважно. И вообще, Нин, нам бы с тобой как-нибудь почаще видеться, а?
- Да я не против.
- Ну и отлично, - он звонко чмокнул меня в щеку.
Я вышла у «Чернышевской», Дима поехал на работу. Герман был уже дома – не слишком довольный, хотя я отправила ему сообщение, что еду с братом в мастерскую сдать Жорика в ремонт.
- Могла бы и меня дождаться, - обиженно заявил он.
- Приехали, когда был свободен эвакуатор, - легко соврала я.
Не хватало еще только озвучить настоящую причину, по которой поехала с Димой! Зародыши возможных скандалов я научилась распознавать на лету. Вот только моя встроенная система ПВО не всегда срабатывала лучшим образом.
= 9.
29 июля
Такого долгого мира у нас никогда еще не было – пошел второй месяц. Не только без разъездов – вообще без ссор. Мелкие терки случались, но ни разу за это время мы не легли спать, обиженно повернувшись друг к другу задницами. После аварии Герман изменился, как по волшебству. Такой внимательный, заботливый, нежный. А уж в постели… Прямо медовый месяц еще до свадьбы.
Даже мама заметила, когда заскочила к нам по пути в свой любимый ортопедический салон.
«Герка твой прямо до противного стал милый», - сказала она потом по телефону.
Казалось бы, живи и радуйся. А мне было… не по себе. Как будто это и не Герман вовсе, а какой-то опасный незнакомец. От прежнего я знала чего ждать. От нового – нет. Это пугало и настораживало. Чудилось в этом райском саду что-то зловещее. Затишье перед бурей.
До загса мы дошли, правда, только через две недели – все что-то мешало. Регистрацию нам назначили на четырнадцатое августа. Я думала, что для неторжественной столько ждать не нужно, но царственного вида дама, которая принимала заявления, отрезала: «Для всех одинаково». Возможно, за деньги процесс можно было и ускорить, но у нас лишних не было. Да мы особо никуда и не торопились. Шесть лет не горело, могли и еще подождать.
Деньги летели со свистом. В триста уложиться не удалось. Дважды я ездила в мастерскую с Димой – как он это называл, «подпинывать», потому что мастера еле шевелились, а денег хотели неумеренно. Кончилось все грандиозным скандалом, к которому подключились с Диминой подачи пожарная охрана, ФМС и налоговая. Полюбопытничать, чем там живут, что жуют и нельзя ли откусить кусочек.
- Ты не переборщил? – испугалась я. – А то как гляди прикроют лавочку, а Жорка так и останется недочиненный.
- Не бздеть! – сурово приказал Дима. – Жорика вылижут и тебе на руках принесут.
На руках, конечно, не принесли, но что вылизали – тут он оказался прав. Пару дней назад мы с Германом забрали Жорика, на вид как новенького. Гипс мне сняли только накануне, и за руль я сесть побоялась. Но всю дорогу от мастерской до Саши меня потряхивало. Да и Герман заметно нервничал, особенно на левых поворотах.
Саша и Веник работу в целом одобрили, хотя и нашли с ходу несколько багов, которые мы с Германом не заметили. Обещали все подчистить и пригласить компьютерщика проверить датчики. Так что насчет этого я могла быть спокойна.
На руке остался небольшой, почти незаметный шрамик там, где сломанная кость прорвала кожу. Максим не соврал – заштопал на совесть. Мне еще предстояло сходить к хирургу в поликлинику и получить направление на физиотерапию. В сырую погоду рука ощутимо ныла, да и в целом казалась немного чужой, несмотря на то, что все положенные упражнения я делала добросовестно, и в гипсе, и когда его сняли.
Копирайтерские заказы я все это время, разумеется, не брала. Пробовала набирать текст одной левой, но получалось совершенно по-черепашьи. Когда печатаешь вслепую десятью пальцами, пять – это как один. Герман поставил на ноутбук программу для ввода текста с голоса, но любви у нас с ней не получилось. Если для переводов я еще худо-бедно могла ее использовать, то для статей – точно нет. Написание текстов у меня было заточено под прямую связь мозг – руки. Стоило вмешать туда голос, и все рушилось.
Зато весь июль, когда не было дождя, я водила пешие экскурсии по центру. Группы набирала через Фейсбук и Вконтакте. Особенно мне нравились короткие, по четырехугольнику, ограниченному Невой, Литейным, Невским и Суворовским проспектами. Хотя бы уже только потому, что знала родной район лучше всего. Герман, считавший подобное занятие несерьезным баловством, утверждал, что рано или поздно мне на хвост сядет налоговая, но я отмахивалась. Когда сядет, тогда и будет видно. Заработок, конечно, был невеликий, но удовольствия от экскурсий я получала на порядок больше, чем от унылых рекламных текстов и даже от красивых энциклопедий с картинками, которые все равно никто никогда не читал.
Вот и сегодня с утра я устроилась с ноутбуком на балконе, чтобы набросать заметки для новой экскурсии – по Кирочной и Фурштатской. Какое же это было удовольствие – снова набирать текст двумя руками, пусть и не так быстро, как раньше. Сильно парило, к вечеру обещали грозу. Я поставила на маленький столик графин с кислым ледяным морсом и потягивала его по глоточку между абзацами.
Герман уехал по своим делам, и я лениво прикидывала, удастся ли съездить на электричке на залив, если он успеет вернуться до обеда. Телефон с выключенным звуком загудел на столике, как сердитый майский жук. Высветился незнакомый номер.
- Да? – ответила я и вздрогнула, услышав:
- Нина Львовна? День добрый, Максим Фокин беспокоит. Если помните такого.
- Добрый день! – я почувствовала, что краснею, непонятно почему. И даже пальцы задрожали.
- Как рука? Гипс сняли? Снимок сделали?
- Да, все в порядке. В понедельник в поликлинику пойду, отдам хирургу.
- Ну и отлично. Я вот зачем звоню. Сегодня с утра подбивал карты по своим пациентам и увидел, что вам не дали справку для освидетельствования. По аварии.
Я хотела сказать, что она мне вряд ли понадобится, если гайцы решили замотать дело до списания в архив, но вовремя прикусила язык. Потому что Максим продолжил:
- Смотрите, я вам ее сделал, все подписи, печати поставил. Можете в любой момент заехать и забрать. Или другой вариант. Я сейчас поеду в офис на Шпалерную, могу сделать крюк и завезти вам.
- А вы на чем поедете? – глупо улыбаясь и радуясь, что он меня не видит, спросила я.
- Смотря где вы живете. В карте написано, что на Фурштатской, но она длинная.
- Недалеко от метро.
- Тогда на метро. Давайте минут через сорок у выхода. Возьмите снимок, я взгляну.
Я влетела в комнату, бросила ноут на кровать, побежала в ванную, посмотрела на себя в зеркало, ужаснулась. Пятнадцати минут хватило, чтобы вымыть голову, высушить волосы феном и нарисовать по минимуму макияж. Вернувшись в спальню, я застыла перед шкафом – и расхохоталась.
Нина Львовна, охолонись. Что ты встрепалась, как курица? Можно подумать, тебя на свидание позвали. И вообще ты, можно сказать, невеста на выданье, неприлично так волноваться из-за пятиминутной встречи с совершенно посторонним мужчиной. Не говоря уже о том, что встреча эта совершенно ненужная – потому что и справка тебе тоже не нужна. Видел бы тебя Герман!
Я хихикнула и вытащила голубое платье с заниженной талией и без рукавов, в котором выглядела хрупкой барышней конца двадцатых годов прошлого века. Не хватало только каре с «ласточкиными хвостами» и бус до колена из фальшивого жемчуга.
