Обманул… Но мелочей было слишком много. Я должна была понять. Должна… Должна… Теперь это нужно объяснить Кириллу, который лежит на кушетке с переломом ноги, руки, носа и судя по перевязки корпуса — ребер. И смотря на него я почти не дышу, сравнивая, сравнивая, сравнивая… Осознавая большую разницу. Огромную.
При свете дня я бы не перепутала, а вечером похоже была не в себе.
Стою за дверью, слушая разговор Кирилла и матери в светло-голубом костюме. Боюсь зайти, потому что мне крайне неудобно смотреть им в глаза. А что интересно обо мне думает Маргарита.
И именно по закону подлости в этот момент я слишком сильно вылезаю в проеме и вздрагиваю от ее радостного восклицания.
— Даша! Кирилл, я же говорила она придет!
Маргарита идет ко мне, но ее опережает Оля, буквально запрыгивая мне на руки.
— Привет, а ты знаешь, у меня теперь снова два брата…?
Быстро скашиваю взгляд на нахмуренное лицо Кирилла.
— Знаю…
— Оля… Слезь и пойдем купим шоколадку, — влезает удивительно тактичная Маргарита.
— Мне?
— Кириллу! Он же лежит в больнице.
— А что, чтобы есть шоколад, нужно заболеть… — беспечно спрашивает малышка, пока мать подталкивает ее к выходу. А потом Маргарита склоняется ко мне…К уху.
— А ты роковая женщина… Так и не скажешь…
Это могло бы быть оскорблением, но улыбка женщины говорит о комплименте. Я даже усмехаюсь. Да уж…Рок… От слова судьба.
Дверь скрипит, и мы с Кириллом остаемся одни.
Я долго рассматриваю его подвешенную ногу… Забинтованную руку, потом с трудом, но смотрю в лицо.
Не Марк…
На мгновение кажется, что жжет затылок, но, обернувшись, я вижу лишь пластик двери.
— Отдельная палата? — начинаю я разговор. — У кого-то сладенькие привилегии?
Сменить тему не удается, и Кирилл продолжает разговор на том, на чем закончили телефонный, час назад.
— Он сделал тебе больно? Я честно не ожидал, что он так взбесится. Ты ничего для него не значила… Я так думал.
— Так и есть, — двигаюсь я в сторону окна и смотрю за витающими на ветру облаками. Туда — сюда. Туда-сюда…Как мысли в голове. — Ничего не значу…
— Он меня сфотографировал. Чтобы подстричься, как я, представляешь? — весело сообщает Кирилл. — Как ему в голову пришло, что ты можешь нас спутать.
Из горла рвется смешок. И я возвращаю взгляд на красивое лицо.
— Знаешь… — сглатываю. Боже, как же тяжело. — Я думала, вы решили сыграть со мной злую шутку.
— Что?
— Думала…
— Ты перепутала нас?! — повышает голос Кирилл. Впервые за все время знакомства. Даже пугает. — Даша?!
— Господи…
— Кирилл…
— Ты поэтому трубку не брала… Думала, я могу тебя обманывать? Я?! Но ты же быстро его раскусила? — спрашивает он, и я прямо чувствую, как растет температура его тела… Стремительно. Заполняет воздух напряжением.
— Не то, чтобы… Темно было…
— Насколько темно? — не понимает он. — Даша, когда ты поняла!?
— Утром… — выдыхаю и закрываю лицо руками. Не могу смотреть в глаза. Боже, какой стыд. А если он догадается о сексе.
— Ты с ним занималась сексом?! — уже орет Кирилл, и мои руки без сил падают.
— Нет! То есть да! То есть…
— С кем ты спала?
— Сначала, я думала, что это ты, но у тебя не встал…
— Что?!
— А утром…
— Даша… Молчи. Просто, молчи… — Кирилл отворачивает лицо, сжимает челюсти. Задыхается — Ублюдок. Как его земля носит.
— Не знаю…
— Даша… Уйди, пожалуйста. Давай мы позже созвонимся.
— А стоит ли? После такого…
— Стоит! Он обманул тебя! Ты легла со мной, значит хотела…
Мне приходится отвернуться, чтобы не обижать его еще больше. Хотя куда больше… А, кто еще его обидел?
— Ты сказал, тебя побили в подворотне…Кто? — спрашиваю я, стирая слезы.
— Ты действительно хочешь знать ответ? — Кирилл внимательно смотрит и даже на отрицательное качание головой напоминает: — Тем вечером Марк меня фотографировал.
Теряю дар речи, уже не понимая ничего. Хочу попрощаться, но в спину мне стреляет болезненный вопрос:
— Так ты сможешь теперь нас отличить?
— Смогу, — говорю сипло и выхожу за дверь… Стремительно несусь по коридору. К лестнице. К выходу. К воздуху. Туда, где смогу прочистить мозг, подумать. Но самое главное решить для себя окончательно. Синицыны в прошлом.
Внезапно мне под ноги падает булочка. Я торможу, разглядывая, замечаю бутафорский пластик и меня прошибает током осознания. Но поздно.
Этот придурок уже заталкивает меня в кабинет и закрывает дверь на ключ…
— Марк… — задыхаюсь, словно не видела его вечность, а не три дня. — Выпусти меня.
— Разве я держу? — усмехается он именно так, как я люблю. Без гнева. Скорее иронично.
— У тебя ключ, — напоминаю я и шагаю вперед, намереваясь выхватить из руки ключ. Но он взлетает вверх, и я не могу дотянуться.
— Считаешь, это смешно? — кричу я. — Помогите!
— Это нет, а вот так, — он отворачивается и кидает ключ себе за ремень. — Очень смешно…
— Урод. Господи… Помогите! — рвусь к двери, а он стоит сзади. Шепчет в ухо:
— Давай. Кричи громче. Пусть моя мама, которая так замечательно о тебе отзывается, увидит тебя раздетой. Запертой со мной.
Ну что за бред. Шантажист хренов…
— Я одетая… — поворачиваюсь и строго смотрю в наглые глаза. Слишком близко. И дыхание опаляет кожу. И мозги в хлам.
— Это ненадолго. — наклоняется он, заслоняет свет… — Мы оба знаем, что в моем присутствие одежда для тебя предмет слишком тесный… И даже твое плоское тело ничего не изменило.
Глава 16
Внутри рождается новая порция гнева. Это значит толстой я ему не нравилась. Худой я ему не нравлюсь. Так может он вообще? По мальчикам.
— Ну знаешь, — уже наступаю я и хочу его ударить, а он удерживает ладонь… Неожиданным движением переплетает пальцы, проявляет такую нежность, что душа начинает болеть. И пока он отвлекся, я бью его по щеке второй рукой.
Он дергается, замахивается, но вместо того, чтобы ударить, хватает большим и указательным пальцами щеки. Заглядывает в глаза своими ледяными огнями, что-то там выискивая… Плавит мое нутро… И жадно набрасывается на рот. Вторгается языком, пока наглая рука уже забирается в вырез платья. Надо было надеть паранджу…
— Не лезь! — хриплю я и хочу укусить его язык, который забирает остатки разума.
— У моей Даши титьки были лучше, — лапает он грудь, шершавой ладонью задевает соски, царапает, вскрывает нервные окончания.
И я бы поплыла окончательно, если бы не слова. Ведь Марк так часто оскорблял меня, а теперь недоволен моим похудением.
— Пошел ты на*уй! — кричу я, что есть сил, дергаюсь всем телом. Не хочу больше с ним находиться в одной комнате. Дышать отравленным запахом этого предателя. Что ему нужно от меня спустя столько времени?
И эти вопросы позволяют дамбе сознания сдерживать безумие голодной мысли. Потому что еще секунда и сорвусь. Потому что невозможно находиться рядом с ним и не хотеть его.
— Лучше ты на мой х*й — предлагает он и все-таки раздвигает мои ноги, забирается пальцами в трусы и со свистом выдыхает:
— Охеренно…Влажная…Только убить тебя хочется, что такой же влажной для брата была…
На этих словах раздается виноватый стон, и я понимаю, что мой. Он считает меня шлюхой? Самое ужасное, что я и сама так считаю. Может быть поэтому даже не сопротивляюсь, когда он садится на корточки, задирает мне платье и вдыхает носом запах… Задыхаюсь от желания ощутить на себе его жадный язык и нежные губы. Боже… Лучше на кабинет посмотреть… Стол, кушетка. И везде можно потрахаться. Даже на подоконнике, занавешенным бежевыми шторками.
Боже, Даша! Что за похоть в голове?!
— А так он тебе делал? Лизал твою мокрую щелку? Доводил до оргазма одним языком?
— Боже, — отталкиваю. — Прекрати! Не было ничего…
