— Я нашел школу для Славки! — выпалил он, я замерла и повернулась.
— Да?.. — выдохнула я, устыдившись своего слегка неадекватного поведения. И двинула за ним на кухню: — Отличная новость.
Но, как выяснилось, выдыхала напрасно, следовало ещё больше насторожиться. Он усадил меня, а сам присел рядышком на корточки и сложил мне на колени ладони. Я их небрежно столкнула, а его попросила не нарушать моё личное пространство, в этот момент и заподозрив неладное. Так и оказалось. Игорь придвинул себе стул, расположившись напротив, и пустился в объяснения.
— Понимаешь, школа, что я подобрал для Славки, — начал он, — удобно расположена, Славику, как и здесь, только дворами ходить. Школа хорошая, борется за статус гимназии, — он сделал паузу, дав мне возможность отреагировать, но я деликатно помалкивала, не понимая куда он клонит. А хвалить его и поддакивать, отлично, мол, сочла поспешным, потому как, повторюсь, сомнения закрались. Игорь чуть закусил нижнюю губу, есть у него такая привычка, проехался по ней краешком зубов и продолжил: — Я с директором говорил, его возьмут, но только с новой четверти. Там место в математическом классе освободится, семья военных уезжает, а у Славика к математике способности. Я серьезно, у него отлично по математике, не веришь?
— Да, я верю, более того, сама уже имею представление о его способностях, — ответила я. — Я одного понять не могу, меня ты зачем так досконально в это посвящаешь?
— Двадцать дней, Лиза, прошу, каких-то двадцать дней, и он от тебя съедет, — постучал он себя кулаком в грудину. Я уже набрала в легкие воздуха, возмутиться, а Шмаков заторопился: — Я его даже раньше конца четверти заберу. Всякие елки-шмелки пропустит, оценок только дождемся, я тебе обещаю. На каникулы к матери увезу, а после праздников в новую школу пойдет.
— Это невозможно! — возмутилась я и поднялась: — У тебя совесть есть, вообще? Прекрати меня наглым образом эксплуатировать! Мы больше никто друг другу, я завтра же на развод подам...
— Лиза, Лиза, — шепотом воззвал он, беспокоясь, что Славик услышит, и попытался ухватить меня за запястья. Я выдернула свои руки, стукнув по его пальцам, и отступила к окну:
— Не прикасайся ко мне! Ты вообще отдаешь себе отчет, что ты мне предлагаешь? С какой-такой радости, я должна заниматься твоим ребенком?
— Это же ненадолго, Лиза! — искренне недоумевал он. — В конце концов, мы же не можем оставить его без образования.
— Спохватился! Раньше следовало головой думать, а не прочими местами! Тебе не следовало увозить ребенка от матери, будучи такой непостоянной личностью. Разве так можно, Шмаков? Ты можешь играть своей жизнью сколько угодно, но не его, не жизнью ребенка! Ему забота нужна, уход, он внимания требует.
— Так, я его тоже не на посторонних людей оставляю!
— А, ну, спасибо, вот уж счастье! — вскинула я руки. Он свои сложил домиком на груди и взмолился:
— Ну, чего тебе стоит, всего-то двадцать дней каких-то. А хочешь, я на колени встану?
— О, боже, избавь меня от этого зрелища! — проворчала я и перечислила: — С ребенком нужно делать уроки, его купать, в конце концов, необходимо…
— Он прекрасно справляется сам и с тем, и с другим, — возразил на это Шмаков. — Но, пойми, так всем будет лучше, а в первую очередь Славке. Он спокойно доучится полугодие в школе, к которой более-менее привык, съездит на каникулы к маме, а потом вернется и пойдет уже в новую школу, с новыми силами...
— Молодец, чудесно распланировал! Только в первую очередь, так будет удобно тебе. И вовсе не образование сына тебя заботит, не лги ты уже, ни себе, ни мне!
— Я тебе заплачу, как няне. Скажи, какая сумма тебя устроит?
— Да подавись ты, своими деньгами! — воскликнула я. — Ты знаешь, что ребенок снег ел? Намеренно жрал этот снег, заболеть, чтобы папа к нему приехал.
— Это он тебе такое сказал? — удивился он и направился в комнату: — Я с ним сейчас же поговорю.
— О, господи, — схватила я его за рукав, — разве в этом дело! Ты серьезно не видишь проблемы или не хочешь её замечать?
Ответить он не успел. Скрипнула дверь, в проеме показалась взлохмаченная голова Славика. Мы замерли, как по команде, а ребенок серьезно спросил:
— Вы ругаетесь?
— Нет, что ты, мы разговариваем, — выдавила я улыбку. Игорь сунул руки в карманы, покачался с пятки на носок и сказал:
— Сын, беги в комнату, я сейчас приду.
— Не люблю, когда ругаются, — буркнул по нос Славка и хлопнул дверью.
Может появление Славика тому виной. Такого грустного, напуганного, как мне показалось. Я представила возможные варианты встреч с той, другой, и мне невыносимо жалко его стало. Как она его встретит? Чужая, неподготовленная к этой встрече женщина. Да-да, я знаю, жалость — плохой советчик и просто ужасный пособник решений, но…
Господи, сколько этих злосчастных «но», которые мы сами же себе и придумываем! Такие тюти, как я придумывают! В общем, я опять согласилась. «В первую очередь, из-за ребенка», — убеждала себя. Собственно, так оно и было.
Лидка чуйка сработала, как обычно, на совесть, позвонила она мне, как только за Шмаковым закрылась дверь. Я поначалу трусливо намеревалась скрыть от неё, но вовремя сообразила: шило в мешке не утаишь. Отделываться обтекаемыми фразами, в разговоре с ней, сложно, а откровенно врать я не научилась. Когда она услышала, что Славка по-прежнему у меня, протяжно простонала в трубку, а после воскликнула:
— Тьфу, ты, вся в бабку!
Что-то подобного я и ожидала, бабку Клавдию она припоминала мне всякий раз. Я бабушку почти не помнила, но Лидка утверждала: «вот уж где слабачка». По её рассказам, дед пил, поколачивал бабку по молодости, да и любовниц на стороне имел, не единожды клялся завязать, а бабка таяла и прощала. На её похоронах кумушки шептали «святая женщина», а Лидка утверждала: обычная страдалица. «Ну, нравилось ей страдать и душу его заблудшую спасать!» — добавляла она. Мне всякий раз хотелось возразить: ей-то откуда знать, она подростком была, когда бабушки не стало? Но я, будучи дитем на тот момент, знала и того меньше, поэтому в дебаты на данную тему не вступала.
— Только не говори мне, что ты ждешь, когда он падет к твоим ногам, — насторожилась она, а я разволновалась:
— Ты в своем уме?!
— У меня к тебе точно такой же вопрос, — фыркнула сестрица.
— Да, что мне тарелку супа жалко, — не придумала я ничего лучше, — ребенок доучится четверть, и он его заберет.
— Господи, иногда нужно быть стервой, пойми ты!
А что если, она права? Что если, я вернуть его хочу, и пытаюсь доказать: вот она я, вся такая хорошая и порядочная?..
На следующий день я злилась. На Игоря, на себя, и даже немного на Лидку. Вероятно, эта злость и привела меня в загс. Я подала заявление на развод, вышла на крыльцо загса и попыталась вдохнуть полной грудью… Хотя, кого я обманываю? Никаких сброшенных «с плеч камней» не ощущалось.
«—Ладно, это только заявление», – сказала себе, – подождем самого развода».
Наверное, по этой же причине я согласилась на ужин, когда через пару дней объявился Федоров. Встретиться мы договорились в мой первый выходной. Поначалу я отнеслась к этому свиданию равнодушно, а с самого утра начала волноваться. Словно из ниоткуда явилось предвкушение встречи, оно будоражило фантазии и надежды. Черт возьми, да, я сто лет на свидания не бегала!
Шмаков, на мое требование провести время с ребенком, заявил, что тот прекрасно побудет один. «Он с пяти лет бывает дома один, не о чем волноваться, – добавил он и поинтересовался: – У тебя что, свидание?»
— А вот это тебя не должно волновать, — ответила я и отрезала: — В моем доме ребенок один сидеть не будет. Пусть у тебя сидит, или у матери своей, но не здесь. Можешь отправляться в командировку, задерживаться на работе или по прочим делам, но только сегодняшний вечер ты проведешь с ним.
— Я понял, — обреченно вздохнул он и повесил трубку.
