гладко выбритое лицо и жёсткий, очень жесткий взгляд.
– Садитесь, Александра Павловна, – он указал ей на стул напротив себя.
И вновь склонился над бумагами, которыми был завален стол. Минут пять майор что-то писал, не обращая на нее внимания. Александра занервничала. Хотя, казалось бы, нервничать было совершенно не из-за чего. Наоборот, если он найдёт убийц её родителей и брата, будет очень здорово. И она готова всеми силами ему помогать.
Первые вопросы не были сложными: фамилия, имя, дата рождения и всё такое. А потом прозвучал тот самый вопрос, который она слышала уже не раз:
– Вы должны были ехать с ними в машине?
– Да, – тихо ответила Александра.
– Но не поехали. Почему?
– Я уже говорила. Я… Просто была студенческая вечеринка. И я… – голос дрогнул, горло перехватило спазмом.
Она замолчала. Удушливая волна вины снова захлестнула её. Странно, последние дни она умудрялась почти не думать об этом, а теперь почувствовала, как к глазам подступают слёзы.
– А может быть, потому что вы знали, что не стоит садиться в ту машину?
– Что? – Александра посмотрела на него широко распахнутыми глазами.
Смысл сказанного не сразу дошёл до неё.
– Вы всё слышали, – отчеканил майор. – Возможно, вы знали о готовящемся покушении?
– Нет! – выкрикнула она с ужасом.
Они что, всерьёз думают, что она… Да как они смеют?! Мама, папа, Андрюшка… Господи…
– Поездка на дачу, так сказать, окончание сезона, была ежегодной? Раньше вы ее не пропускали?
– Нет, – выдавила Александра. – Раньше никогда.
– Но в этот раз решили пропустить?
– Я же не знала, что так выйдет! Я на самом деле… – забормотала она. И чем больше говорила, тем меньше себе верила. Под пронизывающим обвиняющим взглядом майора Старикова Александра и сама чувствовала себя преступницей. И с отчаянием понимала, как неубедительно звучат её оправдания. – Вы меня подозреваете?
– Мы всех подозреваем. Работа такая, – сказал он, и на мгновение ей стало легче. Ну конечно, они и должны всех подозревать. – Но вы – самое заинтересованное лицо. Вы ведь унаследуете все деньги?
– Завещание еще не оглашено, – она зябко передернула плечами. – Вроде бы…
– И всё же, вы единственная оставшаяся в живых наследница?
– Наверное… да… я… Я не знаю. Но я их не убивала! Не убивала, понимаете? – Александра обхватила голову руками. – Это же моя семья! Мои родители, мой брат! Дикость какая-то…
– Возможно, – согласился майор. – А ваш сожитель?
– Мой… кто? – ошеломленно переспросила она.
– Рязанцев Константин Павлович. Вы ведь переехали к нему сразу после гибели родителей?
– Он… – Александра задохнулась от возмущения. – Он не сожитель. Это папин друг. И они работают вместе… кажется. Он просто присматривает.
И хотя она говорила чистую правду, почему-то в этом кабинете любая правда звучала неубедительно, как враньё и отговорки.
– В самом деле? – недоверчиво приподнял бровь майор Стариков. – А я вот вполне допускаю такой вариант. Вы сговорились, он разобрался со всем семейством. И теперь осталась одинокая наследница, бедная девочка. На неё столько всего свалилось, никто не удивится, если старый друг семьи поможет ей управлять папиным наследством.
– Это не так, – твёрдо сказала Александра. – Нас с Константином Павловичем не связывают никакие отношения. Никакие особенные отношения. И он просто решил мне помочь.
– Хорошо. Допустим, я вам верю. А может, это он всё устроил? Он сам предложил вам свою, так сказать, опеку?
Александра замолчала. Константин Павлович причастен к гибели ее родителей? Полная чушь. Она бы не поверила в подобное ни на минуту. Но любой ее ответ сейчас был как будто бы против него. Растерянность и страх растаяли, внутри стала закипать злость. Значит, вместо того чтобы искать настоящих преступников, они пытаются по-быстрому повесить убийство на неё или на Константина?
– Мы вместе решили, что так будет лучше, – сказала она холодно. – И это вовсе не делает нас виноватыми в гибели моей семьи.
Он задал ещё несколько вопросов: об отношениях в семье, были ли у отца враги, и что-то ещё и ещё… Но у Александры сложилось чёткое впечатление, что ее ответы уже неважны: майор Стариков что-то такое для себя решил. Что-то такое, не слишком приятное для неё.
– Когда будет оглашено завещание? – спросил он напоследок.
Александра задумалась.
– Борис Львович говорил на похоронах, – отозвалась она. И пояснила: – Папин юрист, Борис Львович. Ну, то есть, был. Но я, кажется, ничего не запомнила. Давайте я позвоню, спрошу?
– Не стоит. Мы сами выясним.
Потом она перечитывала свои показания, которые в казённом изложении выглядели какими-то странными, как будто не её, расписалась в нескольких местах и наконец вышла. До дома они с Виталием ехали молча. Константин Павлович встретил её на пороге. И увидев его, она не выдержала, словно что-то сломалось внутри. Разрыдалась, уткнувшись ему в плечо. И говорила, всхлипывая.
– Они думают, что мы… что это ты и я… что это мы всё устроили… они думают, что мы, – она задыхалась, захлёбывалась плачем и словами, и никак не могла выговорить то самое – они думают, что ты их убил.
Она говорила и говорила, обвив руками его талию, слезы градом катились по щекам, капали на его футболку, расплываясь мокрыми пятнами, а он… Он обнимал ее, успокаивающе бормотал что-то вроде «Все будет хорошо», «Я обо все позабочусь», «Мы справимся». Бормотал и мягко, как ребенка, гладил по волосам, по спине горячей ладонью. Его дыхание шевелило волосы на ее макушке, и было так приятно, так здорово стоять, прижавшись к нему, положив голову на сильное плечо… Под ее щекой, под футболкой, был он, Константин Павлович. Она зачарованно слушала, как он дышал, как тяжело бухало его сердце, ощущала, как перекатывались под кожей его мышцы, и эта его кожа была горячей. Она обжигала ее щеку сквозь мокрое пятно, словно той футболки на нем и не было. Да что же это… Она готова рассказывать про дурацкого напугавшего ее майора Старикова снова и снова, лишь бы и дальше вот так вот стоять и слушать, как он шепчет ей в волосы, как касаются ее волос его губы, невесомо, почти незаметно, но касаются. И от
