Половое созревание не помогло. Я была окружена девочками, переживающими более яркие события подростковой жизни — растущую грудь и начало менструации. Хоть у меня также повыскакивали прыщи на подбородке, мне не хотелось обсуждать эти изменения, проходящие или постоянные, ни с папой, ни с бабушкой, несмотря на их раздражающие попытки. Есть вещи, о которых не хочешь говорить. Вокруг меня все стремительно менялись, но я за ними не успевала.
Все же, постепенно и у меня появилась подруга. Гейл была честолюбивым косметологом с кудряшками, и она носила с собой ингалятор не по медицинским показаниям, а потому что он вводил ее в состояние эйфории. С облегчением я призналась себе, что наконец нашелся кто-то, с кем я могу проводить время, — я добровольно принимала участие в ее экспериментах по искусственному загару, которыми она мучила меня каждую совместную ночную вечеринку.
Мы не были, как это принято называть, родственными душами. Однажды я случайно увидела, как она прищуренным и подозрительным взглядом рассматривает в моей спальне книжную полку. У меня была огромная коллекция романов, подаренных или купленных на распродажах, и среди них одна случайная книга «Волки Уиллоуби Чейз», навсегда позаимствованной в библиотеке.
— Книги захламляют место, — сообщила Гейл, искривив верхнюю губу. — Тебе надо избавиться от них в пользу лаконичности. В стиле минимализм. Именно таким будет мой салон красоты: белые стены, белые стулья, белая… туалетная бумага.
К своему ужасу я заметила, как Гейл взяла с полки «Трещину во времени» Мадлен Л’Энгл, и открыла ее с таким хрустом, что страницы хрупкого переплета вывернулись наружу.
— Она не будет тебе интересна. — Я с трудом вытянула роман из ее рук, крепко обхватила его руками и прижала к груди. Книга принадлежала маме. Бабушка рассказывала, что Кристин любила ее читать под яблоней в конце сада. Я могла бы пересказать роман наизусть от корки до корки, так много раз его перечитывала. Осознание того, что пальцы мамы прикасались к страницам, дарило удивительные ощущения, как плавание в теплой шелковистой воде.
Гениальная книга, главную героиню которой, Мег, я идеализировала. Будучи маленькой мне нравилось представлять, что мама все еще жива, и что наша семья будет как у героини: с красивой мамой-ученым я отправлюсь в приключение во времени и в пространстве, чтобы найти Тессеракт или убийцу человечества.
Неудивительно, что мне потребовалось много времени, чтобы обрести уверенность. Я — прирожденный конформист, редко оспаривающий власть, поэтому в школе отчаянно пыталась подстроиться под других детей. Но моим доминирующим желанием были упорная работа и отличная учеба. В Черрифилд, если все в порядке с головой, не хочется демонстрировать ум, что ставило меня в непростое положение. С одной стороны, нестерпимо хотелось добиться успехов в учебе, а с другой — сделать это как можно незаметнее. Я специально не поднимала руку, когда знала ответ. Я прятала тетради с упражнениями, а позже, открыв их и увидев пятерку, сияла от удовольствия. Но все изменилось, когда я стала лучшей ученицей в научных дисциплинах и обнаружила себя сидящей рядом с Эдом.
Он пах мальчишкой, но не тем запахом подросткового созревания, как другие. Его запах был приятным, сухим и теплым, почти как аромат печенья, если только он не обливался «Линксом». [14] Парадоксально, но тот факт, что мне нравился его запах, был одной из многих причин, почему я чувствовала себя комфортно рядом с Гейл, даже когда она, хихикая, рассказывала анекдот о грудных имплантах подруги мамы, взорвавшихся в самолете по пути в Болгарию.
Мы едва разговаривали с ним первые несколько уроков: просто сидели рядом, терпя присутствие друг друга. Поэтому, когда, в один прекрасный день готовясь к биологии, я услышала его голос, была удивлена:
— Мы будем препарировать лягушек?
Бледное восковое лицо мальчика покрыла легкая испарина.
— Думаю, да, — промямлила я.
— Понятно… Я… уф.
Я отвернулась, притворившись, что не расслышала, но успела заметить, что его слегка качает.
— Что-то не так? — прошептала я.
— Просто… У меня проблемы с этим. — Он ухватился за край стола, чтобы удержаться на ногах, а костяшки на его руках побелели.
— Да, какая ерунда, лягушки, подумаешь, — с надеждой усмехнулась я, но он остался глух к моему остроумию. — Нет, правда. С тобой все в порядке?
Он с трудом кивнул.
— Я уверена, что тебя отпустят, если тебе нехорошо.
Но он повернулся и посмотрел на меня так, что стало ясно одно — он не из тех, кто так быстро сдается.
— Я в порядке.
Эд не был в порядке, но доделал упражнение до конца. И только когда учитель велел классу вскрыть живот лягушки и посмотреть, что последним она съела, мой сосед не выдержал. Ему стало плохо, по вискам заструился пот. Удары моего сердца отдавались в ушах, и подняв глаза, я увидела, что мистер Кэгг стоял к нам спиной. Эд, закрыв глаза, надувал щеки, а скальпель выпал из его рук. Я еще раз проверила, смотрит ли на нас учитель, подняла скальпель и сделала надрез на животе его лягушки. Затем толкнула Эда, чтобы тот открыл глаза и сунула скальпель в его руку. Подошел мистер Кэгг и произнес:
— Отлично, Эд.
Мальчик молча смотрел на меня не верящим взглядом.
Глава 14
По адресу, которой дала Джулия, квартира Джереми находилась в престижном районе в центре города, где вершины зданий простирались под самыми облаками подобно зеркальным тотемным столбам. Когда они впервые были выставлены на продажу, местная пресса раздула такие цены, что хотелось плакать. Террасы на крыше и встроенные гардеробные обеспечивали дополнительную рекламу, радовавшую девелоперов. Соблазнительное послание было прозрачным: это не просто квартира на продажу, это статус. Но статус не всегда имеет желаемый эффект. Проходя мимо этих строений, я невольно представляла лысого мужчину на красном, как губная помада, Феррари.
Мысль, что в момент кризиса Эд переехал к Джереми, ножом вонзилась в меня, старого друга, унижая гордость, пока я под проливным дождем пыталась припарковать свою машину. Другое дело, если бы это были его друзья, Эриан или Чарли, женатые и с детьми, и хотя бы способные обсудить ситуацию. Всякий раз глядя на Джереми я вспоминала, как тот заигрывал с официанткой на собственной свадьбе, хотя, максимум на что он мог рассчитывать, это говяжий кебаб с соусом терияки. Если уж такой человек вызывает бо́льшее доверие, значит, я, как друг — пустое место.
Двадцать минут ушло на то, чтобы найти парковку, а после пробежаться под ливнем сквозь группу безрассудных смельчаков, упрямо спешащих на вечеринку наперекор библейскому дождю. Представившись круглосуточной консьержке, я вошла в мерцающий лифт. С меня стекала вода, и в пентхаус я приехала с маленькой лужей под ногами.
Дверь открыл Эд. Слегка подрагивая, я вошла в огромную брутальную квартиру, этакий демонстрационный зал полированных поверхностей и современных технологий, и сняла пальто.
— Ну, привет, — неуверенно произнесла я.
— Привет, — ответил он.
Я прошла за Эдом и села на мармеладно-оранжевое кресло — конструкцию с острыми углами, как будто специально спроектированную для «Тейт», [15] нежели для сидения.
Молча изучив Эда, мой инстинкт подсказал, что с парнем все в порядке. Но что-то в его глазах заставило задуматься: а что значит это «в порядке»?
— Поговорим? — с трудом выговорила я.
Эмоции сочувствия и сопереживания всегда давались мне тяжело. Сегодня, как никогда, я поняла провал моей миссии. Эд откинулся на диван, прижавшись затылком к диванной подушке.
— Джулия сказала, что ты собираешься уйти от нее, — продолжила я. — Она попросила поговорить с тобой. Если бы я знала, что происходит, я бы…
Но правда в том, что я не знала, чтобы сделала.
