— Я не знал, что вы на машине. Значит, вернемся, — четко проговорил он, а затем мотнул головой в сторону салона, из которого уже тихо доносилась мелодия популярной российской рокерской группы. Неожиданно.
Хотя чего это я…
В моем представлении Бестужев просто не вязался вообще ни с какой музыкой, а уж если он что-то и слушал в дороге, то вполне логично, что это было Би-2, а не Дима Билан или, боже упаси, какой-нибудь Бибер, против которого я лично ничего не имела, и все же…
Крепко сжав зубы, я забралась на сиденье, быстро осмотрелась и положила коробку с кошкой на задний диван. Бестужев, сев на водительское место, проследил за моим движением, усмехнувшись, а затем завел двигатель и, прокрутив руль, начал выезжать с парковочного места. Музыка в салоне стала немного громче, а я, засмотревшись на то, как красиво длинные пальцы Бестужева сжимали руль, поняла, что с его образом и особенно красивыми руками и пальцами из музыки подошла бы какая-нибудь классическая симфония. Да, именно что-то такое больше вязалось с Яном Данииловичем.
Я быстро отвела взгляд, пока меня не поймали на таком пристальном внимании к чужим и, что главное, мужским рукам, все же открыла переписку с подругой и быстро напечатала.
«Едем в неизвестном направлении».
«На свидание?» — тут же пришел мне ответ, я прыснула со смеха и, пристегнувшись, быстро напечатала:
«Я подозреваю, что на убийство. Мое».
«Держись, моя хорошая. Надеюсь, ты будешь умирать много-много раз. Ведь ты же знаешь, что у нас, у женщин, считается маленькой смертью?"
«Пошлячка!!»
«Ничего подобного! Я хорошая».
Следом мне пришла бесстыжая фотография — Марина в розовом кружевном нижнем белье.
«Как думаешь, Максим его оценит?»
Я закатила глаза и даже спрашивать не стала, зачем она в мою квартиру притащила эти провокационные лоскутки одежды, потому что фото было свежее, а на фоне стояли наши с Ликой кошки.
«Надеюсь, Лика все еще спит и не видит твоего разврата».
«Ты как бабка, честное слово».
И следом еще одно.
«Да спит, спит. А мне заняться нечем. У вас у кого-то ремонт по стояку, и до часа дня света не будет».
— Майя… — слишком близко и громко прозвучал мужской голос.
— А? — Я вздрогнула и удивленно посмотрела на Бестужева.
Он так легко и плавно вел машину, что я совершенно забыла и о том, что мы едем, и о том, кто сидел рядом со мной. Погрузившись с головой в диалог с подругой, я полностью расслабилась, и это было странно. Обычно я побаивалась ездить в машинах, когда за рулем сидела не я, а сейчас даже не заметила этого.
— У вас достаточно дорогая машина. Неужели продвижение в сети приносит настолько неплохой доход?
— Что? — Мне понадобилось, наверное, с полминуты, чтобы осознать, о чем меня спрашивал Бестужев. Почему ему вообще было это интересно? — Ах, машина… — Я округлила глаза и постучала по задней панели телефона, размышляя о том, что же лучше ответить.
Машина и правда была дорогой. Семь лет назад еще и совершенно новой. Сейчас, конечно, ее стоимость была намного-намного ниже, чем тогда, но все равно оставалась непомерно высокой. Черт.
— Это Ликино наследство, — широко улыбнувшись, ответила я и, выдержав прямой взгляд Бестужева, помолилась провидению, чтобы на этот раз мои ямочки на щеках подействовали и на меня не посыпался град из вопросов, откуда у моей сестры взялись когда-то такие деньги.
Я и сама не хотела думать о том, как именно Аля заработала на ту самую машину и квартиры! Я просто была ей благодарна, что нам с Ликой было где и на что жить. И, чтобы не разбазарить все, что осталось от сестры и родителей, я просто выучилась на чертовы права, когда поняла, что продать автомобиль, оставшийся от сестры, не смогу. Как я сделала это с маминой машиной. От папиной остался лишь хлам. Покореженная металлическая коробка, лишившая меня почти всей семьи.
Ямочки на моих щеках, должно быть, испарились так же, как и делано беззаботная улыбка. Эта тема была больной, и я даже не ждала, что когда-нибудь все изменится и я стану ощущать потерю иначе.
Да, боль от утраты близких может притупиться, она даже может немного утихнуть, но стоило только вспомнить… хоть на мгновение подумать о том злосчастном дне, перечеркнувшем мое детство и беззаботную юность, как становилось больно. Опять. Так же сильно, как и тогда.
Трагедия случилась в день моего восемнадцатилетия. Альбина решила устроить для меня шикарный праздник. Ресторан, красивое оформление зала, ведущий и куча гостей. Все вышло на славу, но Лика рано начала кукситься и захотела домой. Родители вызвались ее отвезти, но малышка сначала уперла руки в бока, а затем крепко прижалась к моим ногам и попросила, чтобы спать ее уложила именно я. Так и получилось, что с собственного праздника я уехала раньше всех. На такси. А наутро мы с Ликой обе проснулись сиротами.
Авария была жуткой и повлекла за собой много смертей: столкнулось четыре машины. И все из-за одного пьяного идиота, который на большой скорости выехавшего на встречку. Он тоже умер. С моей стороны это было бесчеловечно и жестоко, но, когда мне об этом сообщили три года назад, я испытала странное и очень пугающее меня удовлетворение. Я корила себя за это чувство и все же… все же считала смерть того человека совершенно заслуженной. Не я так решила, а бог. Оставалось лишь понять когда-нибудь, почему он отвел такой малый срок жизни родителям и Альбине.
Утром, не обнаружив дома родителей, я сразу забила тревогу. Еще бы… Сестра могла не приехать ночевать, но не мама с папой. Поиски мои оказались слишком короткими. Об аварии я узнала слишком быстро, не успев поверить и свыкнуться с тем, что случилось что-то ужасное.
Да и разве можно к такому известию хоть как-то подготовиться? Верно, никак.
Лика еще спала, а я бездумно пялилась в потемневший экран смартфона и не представляла, как обо всем сообщить ей. Моя боль в тот момент словно спряталась в груди. Затаилась на время, выпуская на первый план разум. Холодный разум.
Говорят, люди ведут себя по-разному в стрессовых ситуациях. Кто-то рыдает, кто-то отрицает случившееся, а кто-то, как я, начинает действовать и думать, думать о обо всем, но лишь бы не о случившемся.
В первую очередь я позвонила Марине, чтобы она немедленно пришла и присмотрела за Ликой, во вторую — юристу, чью страничку я тогда вела в сети. И все это я делала, бегая по дому и впопыхах натягивая одежду. Пока меня наставляла Маша, я искала свои карты и мысленно поторапливала Марину. Она тогда все еще жила у родителей, не догадываясь о том, что уже беременна и скоро ее жизнь кардинально изменится, а я тогда все еще пользовалась подаренной сестрой картой. Точнее, на ней я копила деньги, уже мои деньги, но сама карта и счет были на имя Али…
А я как никогда четко понимала, что бороться с опекой мне будет непросто. Хорошо помнила, как мы с родителями пытались снять проценты со счета, оставленного мне в наследство дедушкой, когда мне было шестнадцать. Нас тогда заставили документально отчитаться о каждой копейке. И все ради каких-то двадцати тысяч рублей. Сам счет был маленьким, так же как и проценты, которые копились там несколько лет со дня дедушкиной смерти. Но я хорошо помнила те проблемы, а потому знала: денег я своих не увижу. А они нам с Ликой очень были нужны, а еще была родительская ипотека…
Оставив ничего не понимающую Марину с Ликой, я побежала до ближайшего отделения банка и после того, как сняла столько, сколько позволил лимит карты, остаток перевела на свою другую карту. Ее я оформила за год до этого дня, но не любила ей пользоваться, потому что хоть у меня и был паспорт и официальный счет на мое имя, но до совершеннолетия все равно траты были под родительским контролем.
Тогда же в банкомате через личный кабинет я впервые залезла на остальные счета сестры. За четыре года я ни разу не совала свой нос не в свое дело, но тогда… тогда мы с Ликой остались одни. Одни в квартире с непогашенной ипотекой. Да-да, та самая ипотека никак не хотела покидать мои мысли. Тогда я еще ничего не знала о папином страховании жизни. Позже, когда страховая компания погасила долг перед банком, это стало для меня сродни чуду. Наверное, это и было чудо. Вот только было бы таких чудес в жизни людей поменьше. Не такой ценой… не ценой жизни их близких.
