— Конечно, ты же девственница, — кивнул я, Катя осуждающе посмотрела на меня.
— Я не знаю, как общаться с твоими родителями.
— Катюх, мои предки — обычные люди. Ты не поверишь, но с ними можно много чего обсудить — погоду, пробки, чемпионат по фигурному катанию, Ольгу Бузову.
— Ага, видела я твою маму — она же Дива, испепелит меня взглядом и конец.
— Никто тебя не испепелит, обещаю, что буду рядом. Я работаю из дома, так что ты не останешься с ними один на один, тем более что эта авантюра временна, один–два месяца.
Катя пожевала щеку изнутри, вглядываясь мне в лицо. Не знаю, что искала там, но под её внимательным взглядом, я задумался.
Как только отец поднял тему сделки со мной, я уже знал, что буду делать, и кто мне понадобится для этого. Означает ли это, что я хочу видеть Катю рядом с собой просто так, без сделок, ультиматумов, экспериментов и договоренностей?
Мне нравится сидеть напротив нее и держать за руку, нравится наблюдать за ней, даже нравиться с ней переругиваться. Обожаю, когда она злится.
Подсознательно меня к ней тянет. И весь предыдущий месяц без нее был один сплошным черным пятном, в котором невозможно разглядеть ничего, кроме пустоты.
— Хорошо, — кивнула Бука и протянула руку для рукопожатия.
— Хорошо, — повторил я за ней, взял ее теплую ладонь в свою и мягко сжал.
А после, так и не размыкая наших рук, потянул ее за собой в сторону моря.
— Теперь самое время гулять по песку. Я же тебя только ради этого и привез сюда, — мило улыбнулся девушке, а та улыбнулась мне в ответ.
— Сделаю вид, что поверила.
Вот так — смеясь и держась за руки, мы ушли в сторону заката.
Глава 12. Катя
Мы ушли очень далеко, теперь уже точно попадая на другую планету. Длинная береговая линия представляла собой сплошной песок, по которому, кстати, было очень комфортно идти с моей больной ногой, а дальше море и свет луны.
Дикий пляж и мы вдвоем, а вокруг никого. Идеальное место, чтобы хотя бы как минимум поцеловаться. Но Женя вообще не предпринимал никаких попыток сблизиться со мной.
Развернулись обратно в сторону отеля, когда я заподозрила неладное.
Вся моя кожа — горела. Не надо быть южанином, северянином или москвичом, чтобы понять, что твоя жопа горит в прямом смысле этого слова.
Поначалу я, молча терпела, но чем ближе мы приближались к отелю, тем сильнее кожа болела от трения об одежду. Мне кажется, я даже пару раз застонала, а потом и вовсе сильно замедлила шаг.
За всю дорогу обратно, мы с Мельником не проронили ни слова, он лишь аккуратно взял меня под локоть, помогая идти, а находясь в коттедже, скомандовал:
— Раздевайся.
— А больше тебе ничего не надо? — сходу психанула я.
— Вырубай язву, раздевайся и иди под прохладный душ, — подошел ко мне и приложил свою руку к моему лбу. — Охренеть, да у тебя жар.
Пока я следила за движениями парня, тот открыл шкаф и достал оттуда чистую простынь и протянул мне:
— Обмотайся в это, когда будешь выходить. Не беспокойся, на твои горячие прелести я не посягну. На тебя если залезть сверху, то поджариться как котлета можно. А я пока схожу на ресепшн и спрошу у них что–то от солнечных ожогов.
Женя уверенно развернулся и вышел из номера, а я не стала терять времени даром и направилась в ванную.
Не знаю, что хуже — когда тела касается одежда или капли воды, каждая из которых причиняла боль. Злилась на саму себя, ведь знаю, что нельзя так делать — солнечные ожоги опасны.
Выбралась из душа и сразу обмоталась в простынь, которая прикрывала меня от груди до пяток, оставляя голыми лишь плечи и руки. Тело потряхивало и знобило, хотя я ощущала, как оно пышет жаром. Чувствую, ночка будет долгой…
Женя вернулся как раз, когда я расположилась на кровати. Единственное положение, в котором было более–менее комфортно — на боку.
— Ты как тут? Принес тебе пену от солнечных ожогов и жаропонижающее, — и лег напротив меня на кровать.
— Зубы стучат, — честно призналась я.
— Держи. Это жаропонижающее, — протянул мне две таблетки, подошел к мини–бару и достал оттуда бутылку воды. — И запей.
Я запила таблетку водой и прикрыла глаза.
— Не расслабляемся, — деловито сказал парень, — мне нужно нанести тебе пену от ожогов на тело. Наверное, лучше будет, если ты сядешь и спустишь простыню ниже.
— Пф, даже не надейся на это, — сказала я вяло, больше для проформы, уже заранее осознавая, что все мои колкости пустые.
— Ежиха, ты же вроде не глупая. Все просто — твою кожу надо спасать. Если сейчас намажем тебя — уже завтра будет легче. В противном случае — завтра ты превратишься в змею в период линьки.
Сопротивляться было действительно глупо — здесь больше некому мне помочь, поэтому я, как хорошая девочка, принимающая свою судьбу, села на кровати, спиной к парню и приспустила простынь, оголяя спину до самой поясницы. Еще никогда я не раздевалась полностью перед парнем, но мне было настолько плохо, что стало плевать на наготу.
Сзади просела кровать — очевидно Женя пытался расположиться поудобнее. А затем я услышала приятное шипение, и моей спины коснулось что–то мягкое и нежное.
— Ни хрена себе, — буркнул парень. — На тебе пена просто за секунду плавится. Уверен, если сейчас на твою спину разбить яйцо, то оно превратиться в яичницу.
— Смотри, чтобы у тебя ничего в яичницу не превратилось, — вяло усмехнулась я.
Женя тихо засмеялся и продолжил наносить пену на всю мою спину, вплоть до самого копчика. Мне нравился смех Мельника, он был мягким и нежным и сразу отзывался в моем сердце, которое начинало биться сильнее.
— Скажи, ты вот так всегда попадаешь в неприятные ситуации? Тогда на базе у Вадима, сейчас тут. Боюсь спросить, что было в тот месяц, когда мы не виделись?
— У моего тела аллергия на твое общество, поэтому со мной происходят неприятности только когда ты рядом.
— Какая же ты все-таки Бука, — цыкнул языком Женя. — Посиди так пару минут, пускай пена до конца впитается.
— А потом что? — спросила я.
— Потом ты встанешь, и я нанесу пену тебе на ж… на попу.
— Ну уж нет, на это я не пойду.
— Вот опять, — вздохнул Женя. — Ты думаешь, я жоп не видел? Поверь, ничего нового я под простыней не увижу.
Я встала и скинула простынь, оголяя свою филейную часть.
— Не произноси ни слова, моя гордость сейчас находится ниже плинтуса, — сквозь зубы сказала я, а Женя принялся распределять пену. На удивлении молча.
— Готово. Теперь перед.
Выхватила у него из рук баллончик и ушла в ванную, напоследок сказав:
— С этим я и сама справлюсь.
В отражении на меня смотрела миссис помидор. А кожа все равно будет слазить, грустно подумалось мне. Кое–как нанесла пену, подождала, пока та впиталась, заново замоталась в простыню и вышла в комнату. Женя скептически оглядел меня, но ничего не сказал, лишь закрылся в ванной, а я улеглась на кровать.
Вот это денек, глаза слипались от усталости, кажется, я только прикрыла их, а тут уже и Женя лег рядом.
— Как ты? — тихо спросил он, выключая свет ночника и погружая комнату в темноту.
— Как будто по мне на тело кипяток вылили, — так же тихо ответила я. — Расскажи мне что–нибудь?
— Что ты хочешь знать? — Женя лежал напротив меня и в полумраке смотре в лицо.
— Я собираюсь жить с тобой под одной крышей, но совершенно ничего о тебе не знаю. Расскажи, что посчитаешь нужным.
Парень задумался на секунду, а потом выдал:
— Я умею играть на фортепиано.
— Ты шутишь! — удивилась я.
— Нет. Моя мама — актриса театра и с самого детства видела меня великим музыкантом. Поэтому каждые понедельник, среду и пятницу, с семи лет я ходил на уроки музыки. Сольфеджио, все дела.
— Никогда бы не подумала.
— Да, об этом даже парни не знают, так что, считай, что я доверил тебе самый сокровенный секрет.
— Я сохраню его, — важно сказала я. — А дальше что?
