— Так в чем дело? — снова повторил я свой вопрос.
— Сколько мы будем делать вид, что у нашей группы все по-прежнему нормально? — в сердцах воскликнула Лера. Я открыл было рот, чтобы ответить, но та махнула рукой. — Впрочем, это уже неважно… Я хочу сообщить вам, что уезжаю из города, — сказав это, Лера окинула нас тревожным взглядом, в котором, тем не менее, читалось предупреждение — только попробуйте сказать что-нибудь против!
— Но… как? — спросил я, совершенно не готовый к таким новостям.
— Для мня это тоже довольно-таки неожиданно, — с легкой грустью сказала Лера. — Но Сашу, моего парня, переводят в другой город. Ну, вы знаете, он же военный… Я приняла решение ехать с ним, так как ехать довольно-таки далеко, а мне бы не хотелось с ним расставаться, понимаете?
— А как же колледж?
— Напишу заявление о переводе, буду учиться в другом, — было видно, что решение уже давно обдумано.
Во рту появилась какая-то горечь. Конечно, я понимал, что все, что мы делали вместе — не навсегда, но чтоб вот так внезапно…
— Буду скучать, — буркнул я, стараясь сильно не эмоционировать.
Лера виновато уставилась на меня.
— Я понимаю, что всегда ратовала за группу больше, чем все остальные, но жизнь повернулась вот так… — я понимал то, что он не договорила. Группа уже развалилась. Бороться тут уже не за что.
— Надеюсь, у тебя все сложится. Не забывай писать! — я улыбнулся Лере, показывая, что все в порядке.
Когда она покинула каморку, мы с Машей остались вдвоем. Раньше я бы все на свете отдал за то, чтобы остаться с ней наедине, но теперь мне было грустно находиться среди кучи музыкальных инструментов, которые не дождутся своих музыкантов.
— И это все? — спросила Маша, потерянно оглядываясь по сторонам. — Мы теперь не будем играть?
— Ну почему же? Никто не запрещает этого делать, — сказал я, взяв ее за руку. Я нежно посмотрел в ее глаза. — У тебя всегда будет преданный слушатель. Играй для меня.
Маша улыбнулась, и в следующее мгновение наши губы слились в нежном поцелуе.
Полгода спустя
Пальцы быстро перебегают по клавишам, прыгают с одной на другую. Создается ощущение, что они еле касаются клавиш, но музыка звучит громко, мощно и вместе с тем нежно. От звучания этой мелодии мурашки бегут по коже. Маша определенно наработала некоторое мастерство, это стоит признать. Но еще, наверное, дело в этом большом белом рояле — само собой, из синтезатора такие мощные звуки не извлечешь. А здесь не музыка, а сплошное наслаждение.
Пальцы дрогнули в последний раз и плавно опустились вниз, заканчивая свой стремительный бег. Тут же со всех сторон послышались аплодисменты.
— Ты пялишься на меня, — покраснев, сказала Маша, не поворачивая головы в мою сторону.
— Не пялюсь, а любуюсь, — сказал я, опираясь на рояль. — Я же сказал, что останусь твоим верным слушателем, поэтому ты от меня теперь не отвяжешься.
Она подняла голову и смущенно улыбнулась.
— И все равно ты меня отвлекаешь! Иди вон лучше бабушку с дедушкой развлекай! — Маша неопределенно махнула рукой в сторону, где за столиком сидела толпа людей.
Я в шутку округлил глаза, будто бы чего-то испугавшись.
— Пожалуйста, не заставляй меня снова говорить с ними! Твой дедушка опять будет показывать свои странные фокусы с картами, я не выдержу! — воскликнул я.
Маша звонко рассмеялась. У меня приятно защемило сердце — как же я обожал этот смех! Несмотря на то, что мы встречались уже больше шести месяцев, все внутри меня каждый раз трепетало от ее смеха.
— Но ты же подыграл ему, да? — веселясь, спросила Маша.
— Само собой! Удивлялся, как ребенок, впервые оказавшийся в лунапарке! — усмехнулся я.
Маша нежно дотронулась до моей руки. Я поймал ее ладонь и задержал в своей.
— Ну-ка, Машенька, сыграй еще что-нибудь, очень хорошо получается! — к нам подошел Машин папа и легонько приобнял дочь за плечи.
— Да дай ты ей немного передохнуть, Миш, она же на праздник пришла, а не на работу! — послышался голос Машиной мамы. Ворчала она только в шутку, это было видно по счастливой улыбке на ее лице.
— Да ладно, мне не сложно! — Маша улыбнулась родителям. — И очень почетно быть музыкантом, выступающим на вашей годовщине!
— Да, арендовать рояль было хорошей идеей, — со знанием дела я провел рукой по гладкой поверхности инструмента. — С синтезатором было бы не то.
— Жаль, гитару забыли заказать, так у нас был бы собственный домашний оркестр, — улыбнулся Машин папа, глядя на меня.
— Да какой оркестр, нас же всего двое! — отмахнулась Маша.
— Ну, мы бы вон маме ложки вручили, и был бы оркестр!
Посмеиваясь, Маша вернулась к музыке. Я ласково приобнял ее за плечи и отошел, чтобы не мешать своей любимой музицировать. Сев за пустовавший столик, я завороженно принялся наблюдать за ней. Как она прекрасна в этом летящем летнем платье! Ветер слегка развевает ее волосы, готовый вот-вот испортить прическу, но не делает этого, словно бы тоже одурманенный мелодией, которую рождают пальцы пианистки. Я готов смотреть на нее вечно. Да, я определенно готов…
И день сегодня прекрасен. Вон какое небо ясное… Мой взгляд переместился на шатер, раскинутый над живописной поляной, а потом дальше — на столики, изящную посуду, гостей, одетых в светлое, на белый рояль. Гости, приглашенные на праздник в честь годовщины Машиных родителей, весело смеялись, разговаривали, многие стояли или сидели за столиками и с наслаждением слушали музыку, исполняемую Машей. Я готов слушать эту музыку вечно.
И я буду.
Мелодия закончилась. Я увидел, как Маша потянулась, медленно вставая со стула — кажется, она собирается сделать перерыв, а значит, тянуть больше нельзя. Когда я понял это, сердце в груди застучало как бешеное, руки дрогнули. Нет, отставить волнение! Все давно обдумано. Мое решение правильное, и оно полностью меня устраивает.
Не дожидаясь, когда Маша уйдет от рояля, я поспешно подошел к ней.
— Стой! — я придержал ее за локоть, увидев намерение двинуться к столику.
Она удивленно посмотрела на меня.
— Хочешь открыть стол заказов? — на ее губах мелькнула легкая усмешка.
— Может, чуть позже… — подыграл ей я. От волнения пересохло во рту. — Мне надо тебе кое-что сказать…
Я протер о пиджак ладони, на которых выступил пот, и достал из кармана небольшую коробочку, а затем опустился на одно колено. Краем уха я услышал перешептывания гостей. Пусть шепчутся, сейчас меня волнует только один человек — девушка, которая стоит передо мной, в удивлении прижав ладошку ко рту. Ох, как же это волнительно…
— Я думаю, для тебя не секрет, как сильно я тебя люблю, — дрожащим от волнения голосом произнес я. — И я готов повторять тебе это вновь и вновь, да и обсуждать много чего другого, с тобой очень интересно общаться, но сейчас у меня только один вопрос — ты выйдешь за меня замуж? — я открыл коробочку, стараясь, чтобы этот жест вышел не хуже, чем в какой-нибудь романтической комедии. Гости ахнули — что ж, видимо, эффект я все-таки произвел.
Маша все еще стояла, удивленно приоткрыв рот.
— Я… Я тоже тебя люблю, но… — она похлопала глазами, — ты уверен? Это такой серьезный шаг…
— Я много об этом думал, — сказал я. — Понимаю, о чем ты — знакомы всего ничего, чувства могут проходить, да и вообще — вдруг есть кто-то другой, тот, кто ждет за углом, кто тоже мог бы стать твоей любовью? Но мне не очень хочется об этом думать. Если честно, у меня никогда особо не ладилось с девушками. Я и не знал других толком, да и не хочу, ведь то, что мне нужно — уже у меня в руках.
Я увидел, как на глаза Маши наворачиваются слезы.
— Да, да, я выйду за тебя! — воскликнула она, бросаясь мне на шею.
Я подхватил ее за талию и радостно закружил. Гости ликующе закричали.
— Ура новой семье! — восклицали они. Мы почти не слышали того, что происходило вокруг, слившись воедино в поцелуе, через который мы пытались передать всю ту любовь, что испытывали по отношению друг к другу.
