и шепчет:
— Я люблю Артура…
— Милая, — подпираю лицо рукой, — не разыгрывай хотя бы передо мной спектакль. Любит она, ишь ты.
— Это его ребенок, — бьет кулачком по столу.
— Если его, — слабо улыбаюсь, — то меня можно поздравить. Я буду бабушкой.
— Возможно, не только бабушкой…
— Прости? — недоуменно вскидываю бровь.
— Ребенок должен родиться в полной семье… С папой и мамой, — шмыгает и со светлой надеждой смотрит на меня, — в законном браке.
Тупая и наглая дрянь. И что мужчины находят в подобных экземплярах? В висках пульсирует кровь. Давление повышается.
— Я думаю, что Артур признает официально своего ребенка, — постукиваю пальцами по столешнице. — И в твоих интересах не пытаться сейчас с ним заигрывать, Карина, а то он в силах лишить тебя твоего дитя, и я не буду его осуждать…
— Он не…
— Посмеет, Карина, — недовольно цыкаю я. — И сделает это все по правилам, через суд, у тебя ведь, вероятно, ничего нет за душой. Мой тебе совет быть тише воды, ниже травы, если ты, конечно, дорожишь ребенком, а не видишь в нем только возможность развести Артура на деньги. Я сама мать и поэтому считаю, что ребенка должна быть мама.
— Я буду хорошей мамой… — прижимает ладонь к животу. — И я уже люблю своего малыша.
— Иди, — закрываю глаза.
— Но…
— Иди, Карина, — повторяю я.
Карина встает и обиженно цокает каблучками прочь. Дожидаюсь, когда она выйдет из ресторана, и набираю по памяти номер, о котором никто не знает.
— Тань, я же сказал, что если будет что-то на твоего мужа, то сам тебе позвоню, — гудки обрываются недовольным мужским голосом. — Чист, твой супружник. Никаких баб. Ни молодых, ни старых.
— Лёш, надо за девочкой одной присмотреть, — делаю глоток чая, провожая хрупкую фигурку Карины, что шагает по тротуару. — И как обычно, плачу наличными.
Пока я, вся красная и опешив раскрываю рот в немых возмущениях на “получай удовольствие”, мелкий засранец говорит в трубку:
— Привет, Лен. Я по делу. Нужна квартира, срочно.
— Вот пакостник, — обескураженно шепчу я, а бариста мне подмигивает.
— Кто ищет? О, Лена… — скалится в улыбке, — прекрасная женщина, которая переживает развод с мужем-тираном, — обращается ко мне, прикрыв смартфон, — сколько комнат?
— Одна? — неуверенно отвечаю я.
— Одна, — повторяет бариста. — Да, Лен, срочно. Ага, и как обычно, покрасивше и подешевле. Не фыркай мне тут, я же знаю, что у тебя всегда есть варианты. Ты же у нас умница.
Я опять рот открываю. Да кто же такому хитрецу откажет? Никто.
— Вот видишь, а бурчала, — смеется бариста. — Адрес? Скинь сообщением, я не запомню. И нет у меня ручки. Все, давай, целую.
Откладывает телефон и самодовольно улыбается:
— Ну вот, говорил же, повезло тебе со мной. Будет тебе уголок для гордой и одинокой.
— Жестоко.
— Нет ничего оскорбительного в гордой и одинокой, — приглаживает волосы и опять очаровательно улыбается, — особенно для меня.
— У меня вопрос.
— Какой?
— Почему мужчины изменяют?
— Довольно философский вопрос, загадочная незнакомка, — бариста стучит пальцами по столешнице и задумчиво смотрит на меня. — А что ответил твой муж?
— Потому что мог.
— А он у тебя честный, да? — хмыкает бариста.
— Все так просто?
— Да, — пожимает плечами и улыбается. — Решил, что имеет право, а вот почему у него появилась такая уверенность, это хороший вопрос.
— Ты мне не помог, — отставляю кружку с кофе и тоскливо смотрю в окно.
— Я тебе еще подкину не очень приятного, — бариста вздыхает, — измены зачастую к любви не имеют никакого отношения. Это женщины изменяют с чувствами и эмоциями, а мы нет.
— Чудовищно, — шепчу я.
— Но я не такой, — смеется бариста, когда я перевожу на него взгляд. — Честное слово.
— А женщинам больно…
— Да, поэтому мужчины, — поддается ко мне, — вполне могут принять решение не смотреть по сторонам, чтобы не делать больно близкому человеку, но могут об этом забыть. Почему твой муж мог забыть, что тебе нельзя делать больно?
— Разлюбил?
— Я увидел в его глазах отчаяние, — бариста щурится. — Такую богиню разве можно разлюбить?
— Притормози.
— Ты знаешь, я был лучшим на курсе пикапа, — обнажает зубы в самодовольной улыбке, но ты крепкий орешек. Я начинаю в себе сомневаться, и это тоже больно.
— Мы тут про моего мужа говорим…
И тут я понимаю, что имени баристы до сих пор не знаю.
— Как тебя зовут?
— Илья, — он понижает голос до восторженного шепота. — Это случилось, мы перешли на новый уровень знакомства. Подожди… — обмахивает лицо ладонью, — я очень волнуюсь… Раз-два-три… А как тебя зовут?
Ну, невозможно сдержать смех. Он мастерский отвлекает меня от тоски и мыслей о разводе.
— Вита.
— А полное?
— Виталина.
— В самое сердце, — прикладывает руку к груди, закатывает глаза и откидывается на спинку, запрокинув голову. — Я все ночами гадал, как тебя зовут… Виталина… Илья и Виталина…
— Прекрати, — глотаю тихий смешок, и на столе коротко вибрирует телефон, который хватает Илья.
— Поехали, — решительно встает. — У нас есть адрес. И как раз с сестрой познакомлю.
— Собственно, вот, — улыбается Лена.
Лена старше Ильи лет на пять, но они очень друг на друга похожи. Оба зеленоглазые, с милыми конопушками на бледных лицах и улыбчивые. Лена немного напряжена и с недоверием то и дело поглядывает на меня. И неудивительно, ее младший брат притащил с собой взрослую женщину.
— Миленько, — подытоживает Илья, оглядывая крохотную квартиру-студию на десятом этаже в новостройке.
Квартира меньше нашей с Артуром гостиной, но тут миленько. Все такое компактное и нет лишнего свободного метра. Диван, шкаф и небольшая кухонная зона. Реально угол для гордой и независимой.
— Я еще не успела ее вбить в базу и выставить, — Лена перекидывает сумку на плечо, наблюдая за тем, как Илья нагло заглядывает в кухонные
