на край дивана.
– Прости, но не думаю, что из этого что-то получится.
Все еще пошатываясь и находясь на грани нервного срыва, я еще раз глубоко вздохнул. Сцепив пальцы на затылке, я встал рядом с ней. С ее щек еще не сошел румянец, а глаза были остекленевшими.
– Я понял. Ты думаешь, что мы не можем жить вместе под одной крышей без того, чтобы не вышибать друг другу мозги.
У нее вырвался возглас удивления.
– Я этого не говорила.
– Тебе не нужно говорить, принцесса. Твои реакции говорят мне обо всем, что я должен знать.
Пейдж, широко раскрыв голубые глаза, посмотрела в мои. Мне казалось, что она должна была быть ужасно шокирована, но в ее взгляде не было ни отвращения, ни гнева.
Черт. Играть с ней было почти слишком легко. И весело.
Не принимая во внимание ее физическую реакцию на меня, я знал, что она вспоминает о том, как много лет тому назад я впервые назвал ее принцессой. Я был испорченным десятилетним мальчишкой, а они с Элли переходили в девятый класс средней школы. Что-то изменилось между нами. Я больше не был их забавным маленьким подручным. Я был болезнью, от которой они, видимо, не могли избавиться. Они не хотели видеть меня рядом с собой, и, поскольку я был слишком маленьким для того, чтобы понять это, не говоря уже о том, чтобы выразить свое отношение к этому, я взбунтовался.
Пейдж была совсем не похожа на избалованную принцессу. Она была доброй, порядочной и скромной. Но ее семья принадлежала к обеспеченному среднему классу, а наша… ну, нет. Дав ей такое прозвище, я хотел уколоть ее. Только она совсем не обиделась. Она усмехнулась, глядя на меня, уголки ее губ приподнялись в легкой улыбке, и она взъерошила мне пальцами волосы. После этого я продолжил так называть ее, потому что таким образом я нередко заслуживал улыбку.
– Ты не можешь сказать, что ты не испытываешь интереса ко мне. Об этом говорят твои торчащие маленькие соски, умоляющие о том, чтобы их облизали, биение пульса на твоей шее, румянец на щеках, то, с какой жадностью твой взгляд падает на мою ширинку, когда я захожу в комнату.
Она закусила нижнюю губу и стремительно отвела взгляд.
– Нам нечего стыдиться. Между нами возникла химия. Просто и ясно, – продолжал я мягким, обольстительным голосом.
– Я не… – Она уперлась руками в бедра, выставив вперед грудь со все еще резко очерченными напряженными и затвердевшими сосками.
Я подавил смех. Она могла отрицать все, что угодно, но я был студентом-медиком четвертого курса. Я несколько лет изучал биологию и анатомию. У нее были все классические признаки. Она была возбуждена.
– Мы – практически родственники, Кэннон. Элли бы…
– Мы не родственники. Но да, Элли взбесилась бы, вот почему мы бы никогда не сказали ей.
– Этого не должно случиться. Никогда. – У нее дрожал голос. Слегка, но это было так.
Я пожал плечами.
– Говори что хочешь. Это было просто предположение. – И, очевидно, неудачное.
Отчасти я почувствовал облегчение от того, что она отвергла мой намек. Если бы я разбил Пейдж сердце, сестра задала бы мне трепку, но я сам не простил бы себя. Но играть с ней вот так, наблюдать за тем, как она реагирует на меня… этому я не мог сопротивляться.
Набрав в легкие воздуха, Пейдж постаралась взять себя в руки.
– Послушай, если ты не хочешь, чтобы я находился здесь, если ты думаешь, что мы не можем вести себя– Я многозначительно вскинул брови. – Я могу найти что-нибудь другое, чтобы перекантоваться до конца семестра.
Насмешливо хмыкнув, она выпрямила спину.
– Я смогу вести себя как взрослый человек, если ты сможешь. Это всего на два месяца.
То есть она признает, что дурное поведение ей импонирует.
– Это звучит разумно, – пробормотал я.
На самом деле это звучало чертовски угнетающе, но я не стал бы подталкивать ее. Если она желала отрицать, что увлечена мной, то что я мог поделать. И, учитывая мой послужной список в общении с женщинами, держать ширинку на замке было неплохой идеей.
В первую очередь я должен был держать под контролем свою карьеру. Было приятно ставить перед собой цели и работать ради их достижения. Когда я был ребенком, мы переезжали с одной захудалой квартиры на другую до тех пор, пока мама снова не вышла замуж, когда мне было восемнадцать лет, а когда я поступил в колледж, она переехала вместе с моим отчимом. После этого все устаканилось, но к тому моменту желание добиться большего так глубоко укоренилось во мне, что теперь меня ничто не могло остановить. Мне хотелось сделать еще больше, доказать маме, что я сам смог чего-то добиться.
Да, потребность трахнуться часто вынуждала меня заходить в клубы в поисках возможности быстро спустить пар с податливой партнершей. Встреча на одну ночь и краткосрочные связи, возникавшие время от времени, помогали унять у меня в паху жгучую потребность в любви. Но это никогда не отвлекало меня от моей цели в жизни. И после особенно болезненного разрыва я завязал с любовными отношениями, даже с краткосрочными. Начиная с этого момента я должен был придерживаться клинического подхода к сердцу, избегая рассматривать его как метафорическую сущность, что часто приводило к бурному разрыву.
– Я вовсе не собиралась разрывать нашу договоренность, – уже мягче сказала Пейдж. – Ты с ума сошел?
Покачав головой, я сел рядом с ней.
– Я не сошел с ума. Я возбужден? Да. Но не безумен.
Она мило улыбнулась мне, при этом в уголках ее глаз появились морщинки. Я ни в коем случае не мог сойти от нее с ума. Мне просто нужно было придумать, как выжить в следующие два месяца.
Кэннон вернулся домой сразу после полуночи. Я ненавидела себя за то, что ждала его, прислушивалась к нему, но я ждала и прислушивалась. Он пришел домой один, зашел в ванную – через тонкую стенку я слышала, как жужжит его электрическая зубная щетка, как течет вода, а потом дверь в его спальню закрылась.
Наша вечерняя встреча много часов не выходила у меня из головы. Теперь уже дважды я видела его обнаженным и знала, что никогда не вырву из памяти эти картинки. Мне не верилось, что он повзрослел и стал мужчиной. А эти его пухлые губы?
Твои торчащие маленькие соски, умоляющие о том,
