— Ди ищет предлог, чтобы поколотить тебя. Не искушай его, заставляя преследовать тебя, потому что, когда он тебя поймает… что ж, ты, наверное, пожалеешь, что он не такой милый, как мы.
— Ты всегда угрожаешь людям смертью и пытками за завтраком? — рявкаю я, отстраняясь от его руки.
Он смеется у меня за спиной.
— Конечно, утро не было бы добрым без хотя бы одной смертельной угрозы или драки.
Я топаю по коридору, делая мысленные зарубки на расположение других дверей. Полоска дверей резко обрывается, открываясь в остальную часть квартиры, и я останавливаюсь, вытаращив глаза.
— Вы все сумасшедшие, — рассеянно бормочу я.
Он прижимается к моей спине, исходящий от него жар и твердое тело заставляют меня замереть. Я чувствую его губы у своего уха, дыхание на моих волосах.
— Ты даже не представляешь насколько.
Я не обращаю на него внимания, слишком занятая созерцанием окружающего меня великолепия. Если я думала, что спальня выглядит как с картинки в демонстрационном зале, я понятия не имела… черт, я даже не представляла, что места могут выглядеть так.
Справа — окна от пола до потолка, занимающие два этажа, и двери, ведущие на что-то похожее на террасу с бассейном и баром. Слева — входная дверь со считывающим устройством рядом, а за ней — подвесная стеклянная лестница, ведущая на другой уровень.
Войдя в комнату, я оглядываюсь по сторонам. Все здесь выполнено в золотых, белых и черных тонах. Мраморный пол с черными вставками скрипит под ногами, ведя в гостиную. В пол утоплен огромный диван, и когда я говорю «огромный», я имею в виду достаточно большой, чтобы вместить целую команду игроков в регби. Он стоит в четко очерченном квадрате и на вид из настоящей кожи, и, черт побери, перед ним расположен источник открытого огня. Рядом со мной телевизор, который занимает всю стену. Перед диваном — стеклянный стол, занимающий всю стену, с цветами и украшениями поперек него, и рояль.
Рядом — кухня открытой планировки с островом из белого и серого мрамора и черными барными табуретами на золотых ножках. Кухня больше, чем вся моя квартира, оборудована всеми необходимыми приспособлениями и технологичными штуковинами, какие только можно себе представить. Большие подвесные люстры свисают с потолка, а холодильник и духовка — блестящие, черного цвета. Золотые цветы прекрасно расположились в вазе. Райдер кружится тут же вокруг стола.
— Открой ящик, — приказывает он, и ящик открывается, позволяя ему бросить что-то внутрь.
Конечно, у них здесь чертов «умный дом».
С потолка свисают хрустальные люстры, белые стены украшены произведениями искусства. Все так чисто, безупречно и идеально… и кричит о деньгах. Каждый позолоченный край, каждая ваза и деталь должны были произвести впечатление.
Черт, у них даже есть ступеньки в то, что выглядит как пруд в углу. Как живет другая половина. Я качаю головой, когда Кензо толкает меня вперед, и спотыкаюсь, прежде чем резко повернуть голову, чтобы посмотреть на него. Он ухмыляется, сверкая ровными белыми зубами.
— Засранец, — ухмыляюсь я и оборачиваюсь, чтобы увидеть, что все они смотрят на меня.
Я и так не в своей тарелке, что чувствую себя крошечной и ничтожной. Моя одежда дешевая, но черт с ней. Они украли меня, они знали, кто я. Я откидываю голову назад и бросаю на них надменный взгляд, когда подхожу к столу, где Гарретт держит кружку с чем-то, что пахнет кофе. Дизель тоже там, его обутые в сапоги ноги упираются в стеклянный стол, когда он щелкает зажигалкой в руке.
Райдер оборачивается, ставит блюдо на стол, садится на стул и аккуратно кладет салфетку на колени. Сегодня он в другом костюме — сером, в тонкую полоску, с гребаным жилетом, материал туго обтягивает его впечатляющие бедра, когда он откидывается назад, потягивая напиток из чертовой чайной чашки.
В его руках она смотрится крошечной, но при этом очень подходит ему. Его глаза следят за мной, анализируя каждое мое движение, пока я неловко стою, прежде чем решаю выбрать стул и плюхнуться на него, забыв о правилах приличия. Водрузив свои босые ноги на стол, я скрещиваю руки на груди и, прищурившись, смотрю на него.
— Я хочу вернуть свои ботинки.
Эти ботинки обошлись мне в небольшое состояние и являются одной из немногих вещей, на которые я когда-либо тратилась и которые покупала для себя.
Он отпивает из чашки и ставит ее на блюдце на столе. Это странно завораживает и возбуждает, когда мужчина обхватывает губами такую изящную чашку. Не то чтобы я когда-нибудь собиралась говорить об этом этому придурку.
Дизель наклоняется вперед, его темные глаза прикованы ко мне, когда он заправляет свои длинные светлые волосы за уши. Как обычно, Гарретт игнорирует меня.
Дизель — чертов бешеный пес, Райдер — высокомерная задница, а Кензо — очаровательный психопат… Я не могу понять Гарретта. Он, кажется, хочет полностью игнорировать тот факт, что я здесь. Он даже не смотрит на меня. Кензо садится рядом со мной и берет две кружки.
— Кофе?
— Черный, — отвечаю я, и он наливает мне. Я обхватываю кружку руками, морщась от боли, которую доставляет рана.
Райдер, конечно, замечает это. Не думаю, что существует что-то, чего этот человек не замечает. У него глаза как у ястреба.
— Так тебе и надо, раз ты ведешь себя как ребенок и разрушаешь свою комнату.
Он только что сделал мне выговор… словно я чертов ребенок? Мне хочется выплеснуть кофе ему в лицо, и он прищуривает свои холодные глаза, словно читает мои мысли.
— Не испытывай меня. Из-за твоей вспышки гнева сегодня ко мне придут люди, чтобы привести комнату в порядок. Тебя нельзя оставлять одну, поэтому ты останешься с Кензо.
— Тюремным надсмотрщиком? — я горько усмехаюсь, потягивая кофе, который, к моему раздражению, чертовски хорош.
— Для твоей защиты, и да, чтобы ты не навредила себе или не попыталась сбежать, — сухо отвечает Райдер, беря столовые приборы и начиная нарезать еду. — Ешь, ты, должно быть, проголодалась. — Затем он игнорирует меня, как будто я всего лишь досадная помеха. Если это правда, то почему он схватил меня? Это потому, что это был бизнес, чтобы покрыть долг? Предупреждение другим? Я не знаю, и, честно говоря, мне все равно.
Кензо кладет мне на тарелку еду — полноценный английский завтрак, но я чувствую себя слишком паршиво, чтобы есть. Неужели они думают, что шикарная квартира и хорошая еда заставят меня прекратить попытки сбежать? Неужели они действительно ждут, что я приму это?
Да, я могу утверждать, что именно это они и делают. Они привыкли, что им повинуются, что люди делают то, что им говорят.
— Твоя рука все еще кровоточит, милая птичка? — спрашивает Дизель, подпирая подбородок рукой и наблюдая за мной. От меня не ускользает, что Кензо сидит между ним и мной.
Они сделали это нарочно, но зачем? Почему их волнует, что Дизель сделает со мной? В конце концов, они сказали, что я принадлежу им и они могут делать со мной все, что им заблагорассудится. Игнорируя его, я поворачиваюсь к Райдеру, зная, что у него есть ответы.
— Мой бар… — начинаю я.
Он поднимает на меня взгляд своих холодных глаз, замораживая меня на месте. Большинство людей наблюдают за вами, но они не уделяют вам всего своего внимания. Только не Райдер, он пригвождает вас на месте анализируя все; пока я не убеждаюсь, что он знает, что капля пота стекает по моей спине, а мои руки слегка дрожат от страха, несмотря на мою браваду. Он все это замечает, наблюдает за мной, использует против меня. Это человек, который любит тотальный контроль.
— Ну и что с ним? — он бросает вызов, его голос ровный и не выходящий за грани приличия. В этом человеке нет ничего грубого, все так прекрасно, но под всем этим… все еще скрывается гадюка. Смертоносная, меткая змея.
— Что с ним будет? — интересуюсь я.
— Скорее всего, продадим или уничтожим, — бесстрастно отвечает он. Сжав пальцы поврежденной ладони, я сдерживаюсь, чтобы не броситься на него и не попытаться задушить ублюдка. Это мой бар.