Примерно через минуту открылась дверь, и первое, что заметила Габи, — белый халат. А затем — фамилию, вышитую синими буквами. Габи собиралась заговорить, но внезапно потеряла дар речи.
— Здравствуйте, Габи, — сказал Тревис. — Как поживаете?
Габи уставилась на него, гадая, что он тут делает. Она уже намеревалась что-то сказать, когда вдруг поняла, что глаза у Тревиса синие. А она думала, что карие. Странно. И все же…
— Полагаю, это Молли, — произнес он, прервав ее мысли. — Привет, малышка… — Тревис присел на корточки и погладил собаку. — Нравится? О, да ты красавица. Как дела, детка?
Звуки его голоса вернули Габи к реальности; она вспомнила их минувшую ссору.
— Вы… вы ветеринар? — пробормотала она. Тревис кивнул, продолжая чесать Молли за ухом.
— Унаследовал отцовскую профессию. Он открыл эту клинику, а я работаю здесь с тех пор, как закончил колледж.
Не может быть. Из всех возможных вариантов ветеринаром оказался именно Тревис. Господи, почему этому дню не суждено было стать самым обычным и заурядным?
— Почему вы ничего не сказали тогда, вечером?
— Я сказал. Посоветовал показать Молли ветеринару, если помните.
Габи прищурилась. Этому человеку, кажется, нравилось ее злить.
— Вы ведь понимаете, что я имею в виду.
Тревис взглянул на нее снизу вверх:
— То есть почему я не сказал, что я и есть ветеринар? Я пытался, но вы не позволили мне объяснить.
— Вам, во всяком случае, следовало предупредить…
— Сомневаюсь, что вы были в настроении меня выслушивать. Но это все пустяки, право же. Я не сержусь. — Он улыбнулся. — Давайте посмотрим вашу крошку, ладно? Я помню, что вам нужно вернуться на работу, поэтому постараюсь побыстрее.
Габи почувствовала, как при этих словах — «я не сержусь» — в ней вновь закипает гнев. Захотелось уйти немедленно. К сожалению, Тревис уже начал щупать живот Молли. И потом, подумала Габи, она вряд ли сможет встать быстро, даже если попытается, потому что ноги у нее словно парализовало. Раздосадованная, она скрестила руки на груди — от этого движения как будто воткнули нож в спину, — а Тревис тем временем достал стетоскоп. Габи прикусила губу. Слава Богу, удалось подавить стон.
Тревис взглянул на нее:
— Вы нормально себя чувствуете?
— Да.
— Точно? По-моему, вам больно.
— Все в порядке, — повторила она.
Пропустив ее тон мимо ушей, Тревис сосредоточился на собаке. Он перемещал стетоскоп и слушал, потом исследовал один из сосков, затем с щелчком натянул резиновую перчатку и быстро произвел внутренний осмотр.
— Да, она, несомненно, беременна, — заключил он, снимая перчатку и бросая в корзину. — Судя по всему, примерный срок — семь недель.
— Я же вам сказала. — Габи гневно взглянула на соседа. Она с трудом удержалась, чтобы не напомнить о Моби.
Тревис встал и убрал стетоскоп в карман, потом взял бумаги и перевернул страницу.
— И кстати, могу официально заявить, что Моби тут ни при чем.
— Ах так?
— Да. Скорее всего виноват лабрадор, которого я как-то видел поблизости. Кажется, он принадлежит старику Кейсону, хоть я и не уверен. Может быть, это собака его сына. Насколько я знаю, парень вернулся в город.
— Почему вы так убеждены, что это не Моби?
Тревис принялся делать пометки; Габи показалось, что он не расслышал вопроса.
Он пожал плечами:
— Ну, хотя бы потому, что Моби кастрирован….
Бывают минуты, когда мозг перегружен настолько, что слова становятся непонятны. Габи мгновенно вспомнила свое маловразумительное бормотание, слезы и внезапную вспышку ярости. У нее и впрямь сохранилось смутное воспоминание о том, как Тревис пытался что-то объяснить. Она не знала куда деваться от стыда.
— Кастрирован? — прошептала она.
— Ну да. — Он взглянул на нее поверх бумаг. — Два года назад. Здесь, в этом кабинете.
— О…
— Я пытался вам сказать. Но вы ушли раньше… Мне было неловко… В воскресенье я хотел зайти и объясниться, но не застал вас.
Габи ляпнула первое, что пришло в голову:
— Я была в спортзале.
— Да? Отличная идея.
Габи с усилием разъединила руки.
— Полагаю, я должна извиниться.
— Я не сержусь, — повторил он, и Габи почувствовала себя еще хуже. — Послушайте, я знаю, вы спешите, поэтому давайте поговорим насчет Молли, хорошо?
Она кивнула, ощущая себя девочкой, которую учитель поставили угол, и по-прежнему думая о своей субботней тираде. То, что Тревис вел себя так приветливо, было невыносимо.
— Период беременности продолжается девять недель, значит, осталось еще две. Таз довольно широкий, так что не беспокойтесь. Поэтому я и просил ее привезти. У колли иногда бывает узкий таз. Вам не нужно ничего делать, помните лишь о том, что скорее всего собака ощенится в каком-нибудь темном и прохладном месте, поэтому постелите в гараже старые одеяла. Насколько я помню, попасть в гараж можно с кухни?
Габи снова кивнула и почувствовала себя маленькой-маленькой.
— Просто оставьте дверь открытой, и она начнет туда наведываться. Так сказать, готовить гнездо. Это абсолютно нормально. Обычно щенки появляются в какое-нибудь тихое время суток. Ночью или когда вы будете на работе. Помните, что все это совершенно естественно и беспокоиться не о чем. Малыши сразу же примутся сосать, на этот счет тоже не волнуйтесь. Думаю, одеяла придется выбросить, так что не стелите в гараже ничего особо ценного.
Она кивнула в третий раз, почувствовав себя еще меньше.
— Больше вам ничего не нужно делать. Если вдруг возникнут проблемы, привезите Молли в клинику. Если что-то случится в нерабочее время — вы знаете, где я живу.
Габи откашлялась.
— Хорошо.
Тревис, не дождавшись продолжения, улыбнулся и шагнул к двери.
— Все. Можете везти ее домой. Я рад, что вы решили приехать. На инфекцию было не похоже, но все-таки хорошо, что я проверил.
— Спасибо, — промямлила Габи. — Мне очень жаль…
Он вскинул руку:
— Никаких проблем. Честное слово. Вы расстроились. А Моби в самом деле бегает где вздумается. Всякий мог ошибиться. Увидимся.
Когда он в последний раз потрепал Молли по загривку, Габи казалась самой себе шести дюймов росту.
Как только Тревис — доктор Паркер — вышел из смотровой, Габи долго ждала, чтобы удостовериться, что он достаточно далеко. Затем с трудом поднялась со стула и выглянула в коридор. Убедившись, что горизонт чист, Габи отправилась в регистратуру и расплатилась по счету.
Она знала наверняка лишь одно: пусть Тревис и готов ее простить, но она-то никоим образом не сумеет забыть то, что сделала. А поскольку поблизости нет достаточно большой скалы, под которую она могла бы забиться, лучше всего некоторое время избегать соседа. Не всю жизнь, конечно. Какой-нибудь разумный срок. Лет пятьдесят, например.