— А вы в курсе, что вы — комбустиолог[5]? — спросил Чесноков с набитым ртом.
— Я? — оторопел Миллер. — Первый раз слышу. Я вообще в ожогах не разбираюсь, даже не помню, как площадь определять.
— Придется вспоминать. На период массовых поступлений вы отвечаете за пострадавших с термическими поражениями. Криворучко главный вообще, вы — по ожогам, Татьяна Всеволодовна — по переливанию крови. Она так ругалась, когда я ей об этом сообщил! Она же невропатолог, кровь последний раз лет двадцать назад переливала, а сейчас вообще методика другая. Но ничего, я к ней нашу процедурную сестру послал, она у меня обучена…
— Чесноков! — возмутился Миллер. — Вы что, не знаете, что хирург гибнет на трех вещах — на водке, женщинах и переливании крови?! Какая еще процедурная сестра?
Переливание крови является сугубо врачебной процедурой. Как говорил миллеровский преподаватель физиологии — это вам не фигня какая-нибудь, а пересадка ткани. При всей простоте проб на совместимость крови донора и реципиента, закон требует, чтобы их проводил дипломированный врач, прошедший специальные курсы. Занятие это нудное. Сначала нужно получить кровь в отделении переливания под роспись, потом взять пробу крови у пациента и прокрутить ее на центрифуге. Потом требуется еще раз определить группу донорской крови, содержащейся в пакете, смешать ее каплю с каплей сыворотки больного на стекле и в пробирке, выждать пять минут и проверить, нет ли агглютинации, то есть створаживания, а потом записать переливание в истории болезни и в двух журналах. Ясно, что желающих заниматься всем этим было мало, и отдуваться приходилось Чеснокову, как самому молодому. Вот он, значит, и нашел выход — подлизался к пожилой процедурной сестре, которая раньше, работая в сельской больнице, иногда вынужденно занималась совмещением крови. Поддавшись уговорам Чеснокова, она и в клинике взяла эту работу на себя. Ему оставалось только расписываться.
— Да вы что, Анне Петровне не доверяете? — удивился Чесноков.
Миллер сполоснул чашки и убрал их в шкаф.
— Если она ошибется, в тюрьму сядете вы, Стас. Ладно, пойдемте в приемное. Ну вы и гусь. В городе теракт, я, второй человек в клинике, сижу, ничего не знаю, а вы уже всем распорядились. Может, вы и кафедру возглавите вместо меня? Вы в институте как учились?
— На тройки в основном.
— Значит, будете прекрасным руководителем.
— Просто я давно тренируюсь на рынке; там, если всех в кулаке не держать, без прибыли останешься. Вы тоже научитесь. Мобильный только не выключайте, и все нормально будет.
В приемном все уже было готово. Больных подняли в отделения, из реанимации выкатили резервные аппараты ИВЛ[6], в комнате дежурного врача сидели анестезиологи с интубационными наборами наготове.
Возле диспетчерской страдал нейроофтальмолог, который, оказывается, числился главным специалистом по боевым отравляющим веществам.
— Я окулист! — набросился он на Миллера. — Откуда мне знать все эти зарины, заманы, фосгены? Хоть бы предупредили заранее, методичку какую бы выдали!
— Давай махнемся. Ты будешь ожоговедом, а я военным токсикологом.
— А смысл?
— Я не понимаю ни в том ни в другом, так, может быть, ты хоть ожоги знаешь?
Они вышли на крыльцо — посмотреть, не везут ли уже больных, а заодно и покурить.
Стоял теплый осенний вечер, солнце давно закатилось, в белом низком небе едва виднелся узкий серп месяца. На улице гудели застоявшиеся в пробках машины, нетерпеливо позванивали трамваи, и казалось странным, что вот-вот этот обычный гул будет перекрыт воем медицинских сирен.
Окулист сжал в зубах беломорину с таким видом, будто хотел не выкурить, а съесть ее.
Хлопнула дверь, и на крыльце появился Криворучко.
Он пыхтел, шумно переводил дух и тут же притопывал от нетерпения, соображая, куда бежать дальше.
Валериан Павлович был выдающимся стратегом и энергичным тактиком. Другими словами, он мог придумать прекрасный план действий, а потом активно мешать его исполнению, лично контролируя каждую мелочь и внося сумятицу в ряды коллег, перестающих понимать, за что же они отвечают. И в этой атмосфере хаоса Криворучко чувствовал себя как рыба в воде.
— Ты чего тут прохлаждаешься? — набросился он на офтальмолога. — По агентурным данным, террористы применили химическое оружие, так что иди давай, листай справочники. А ты, Дима, можешь расслабиться, пожара там вроде нет. Ожоговые не предвидятся.
— Эх, зря я не поменялся! — пожалел офтальмолог. — Но, Валериан Павлович, что же мне делать? Я…
— Да ладно, успокойся! — Криворучко неожиданно захохотал. — Сейчас позвонили, дали отбой. Никакого теракта, просто конкуренты подложили в супермаркет хлопушки с сероводородом. Но потренироваться лишний раз не вредно.
Он взял у Миллера сигарету, затянулся и посуровел:
— Выяснилось, что никто ив вас не знает своих специальностей по гражданской обороне. А если бы, не дай Бог… Что бы мы делали после газовой атаки или пожара?
— Но существуют специализированные центры, — сказал Миллер. — Токсикология есть в Институте скорой помощи, в Военно-медицинской академии, еще в паре больниц. И ожоговых центров несколько. Туда пусть и везут.
— Избаловались вы, ребятки. А если на соседней улице трагедия случится, да еще в час пик, когда по всему городу пробки? Пока до Купчино довезут, только патологоанатом будет нужен. Время такое, что мы должны быть готовы ко всему.
Пообещав исправиться и овладеть искусством лечения ожогов, Миллер отправился в операционные, хотя Криворучко настойчиво приглашал его навестить начатую бутылку коньяка.
— Хочу посмотреть, как они там расконсервировали запасной блок, — объяснил Дмитрий Дмитриевич.
В оперблоке все выглядело непривычно. Широкий коридор оказался заставлен аппаратами ИВЛ, сломанными операционными столами, передвижными лампами и прочим барахлом, вытащенным из резервной операционной.
Теперь предстояло все поставить на место, и старшая сестра Ирина Анатольевна последними словами ругала Криворучко, который не разобрался в ситуации и заставил женщин заниматься тяжелой и бессмысленной работой.
— Классическая ситуация: не спеши выполнять приказ начальства, его могут и отменить, — засмеялся Миллер. — Зато нам закрыли прием до десяти вечера.
— Радость-то какая! — фыркнула старшая сестра. — Сейчас бездельем маяться, чтобы потом всю ночь ишачить! — И, показывая пример подчиненным, она налегла плечом на наркозный аппарат.
По стандарту, все медицинское оборудование оснащено колесиками и является передвижным. Но у этих древних приборов колесики давно проржавели, а кое-где и отвалились, так что транспортировка действительно была трудным делом. Оборудование отчаянно скрипело, оставляло на плитке пола глубокие царапины и норовило рухнуть на грузчиков поневоле.
