Короче, Вера застала меня за жестким аналом с той шмарой. Я… Да что я? У меня были потребности, которые моя нежная чистая девочка не могла удовлетворить. Ну а как? Что, мне надо было с этой грязью к своей жене сунуться? Да бред. Я бы вообще предпочел, чтобы она держалась от этой моей стороны подальше. И вообще не знала о ней! Ради нее же. Такой романтичной и трепетной. Ведь… ну где она, а где весь этот изврат.
А она не поняла моих мотивов. А она стояла, и улыбка медленно умирала на ее губах, пока та сука что-то там верещала, собирая с пола свои манатки.
Моя жена пришла сказать, что беременна. Как в дешевой мыльной опере все получилось.
Потом, конечно, когда оцепенение прошло, Вера заговорила про развод. Естественно, я не собирался ее отпускать. Тогда я правда не понимал, как это для нее больно. И даже злился, дескать, что за придурь?! Потом понял, да. Переосмыслил. И твердо решил, что все у нас теперь будет по-другому. Может, что-то бы из этого и получилось, скорее наверняка. Но это было действительно очень херовое время. Я задерживался на работе — Вера себя накручивала. А потом ее на сохранение положили. А меня буквально в тот же день под белы рученьки увели.
Три дня допросов дальше было. Пытки. Я не сломался и только этим себя спас. Себя — да, а нас… нет. Поздно было. Закрываю глаза и каждый раз вижу ее белое, сливающееся с наволочкой лицо.
— Извини. Я тут… Короче, дела были. Как ты?
— Я? — Вера моргнула… Перевела взгляд в окно, в которое с мерзким звуком скребла ветка. — Я тебя ненавижу.
Она тогда это в первый раз сказала. Ни когда застала, ни после, когда мы ссорились, а тогда. И что-то тогда же в ней навсегда сломалось.
— Как малыш?
— Нет его больше.
— Как нет?
— У меня выкидыш.
Больше самих слов меня пугали ее пустые глаза.
— Я не знал…
— Знал бы, если бы до тебя можно было дозвониться.
— Вер…
— Слышать ничего не хочу. Просто уйди.
— Семен Валерьевич! — вернул меня в настоящее голос владельца медицинского центра. Я сидел у него в кабинете и ждал новостей, но, похоже, все, к чертям, прослушал.
— Повтори, пожалуйста. Чет я отвлекся…
— Я поздравлял вас, — губы Пятса растянулись в искренней улыбке. — Повторный анализ на ХГЧ положительный. Вы совершенно точно беременны.
Я хмыкнул. Немного пришибленно провел ладонью по голове. И вроде бы уже понимал, что да, беременны… Это еще на прошлой неделе стало известно, а сейчас только подтвердилось, но все равно. Осознание пришло только теперь, да и то, наверное, не до конца я почувствовал, что все-таки стану батей.
— А сколько эмбрионов прижилось? В смысле…
— Это мы узнаем только после УЗИ, которое как раз собираемся проводить. Не передумали? Может быть, поприсутствуете? Или предложите Вере Ивановне?
— Нет. Вере сейчас не до этого.
Во взгляде Пятса, конечно, мелькнуло удивление, но он очень быстро взял себя в руки. Матиас вообще неплохо держался, да. Учитывая обстоятельства. Но я в любом случае не собирался перед ним распинаться и что-то ему объяснять.
— А вы?
— Ну не знаю, — почему-то занервничал, впрочем, никак это внешне не проявляя. — Давайте. Это же не займет много времени?
— Нет, минут двадцать. Максимум. Сейчас позвоню девочкам, предупрежу, что вы зайдете.
Матиас даже провел меня до нужного кабинета. Казалось бы, где это видано, чтобы генеральный этим занимался. Но Пятс правильно понимал, кто к нему обратился, и чем чревато, если вдруг что. Вот и старался. Благо в рамках и не лебезя, чего я терпеть не мог.
Наша сурмама, тридцатичетырехлетняя крепкая женщина, которую нам посоветовали здесь же, в центре, уже лежала на кушетке. Момент был неловкий, хотя ее ниже пояса и заслонили специальной ширмой — УЗИ-то было датчиковое.
— Ну, что, приступим. Так-так. Ну, что мы видим? Одно плодное яйцо локализировано по задней стенке… Второе…
Второе. Значит, все же оба эмбриона прижились. Я до боли всматривался в экран, на котором можно было различить две вытянутых горошины, и чувствовал, как холод за грудиной чуть отступает. Ведь если бы ничего не получилось, у нас не осталось бы вариантов. Ни яйцеклеток, ни эмбрионов. Ничего, что можно было бы… Твою мать. Я буду батей.
Пальцы дрогнули. Я на какой-то миг зажмурился — так стало страшно. Ну, какой из меня отец?! Всякие умники пишут, что мы подсознательно копируем модель поведения своих родителей. А я меньше всего хочу быть похожим на своего старика. Меньше всего, мать его! Годы спустя он как-то сказал:
— Вот! Толковый ты у меня парень вырос. А все почему? Да потому что я тебя… ить… в ежовых рукавицах держал.
И по столу хлопнул. Той самой рукой, которой меня ремнем хлестал так, что под пряжкой кожа лопалась. Такой уверенный в своей правоте! Такой, сука, уверенный, что я даже не стал ему возражать. А ведь вместо армии я вообще-то мог пойти в универ, выучиться на какого-нибудь айтишника и горя не знать. Жизнь бы по-другому сложилась. Я бы нормальным был. Без дерьма внутри, которое с возрастом все сильнее забраживало. Я бы Веру встретил, и вместо того, чтоб ее сломать, непременно счастливой бы сделал.
В себя вернулся, когда процедура закончилась. Медленно моргнул. Мазнул по лицу нашей сурмамы взглядом. Проверил я ее, конечно, по полной. И по части медицины, и так… Темненька, симпатичная, наверное. Матиас сказал, что деньги Анне были нужны на операцию сыну. Один раз она уже так подзаработала — что-то пошло не так. То ли одной операции оказалось недостаточно, то ли на реабилитацию не хватило. Короче, теперь вот опять нужна была крупная сумма. А нам — беспроблемная женщина. Все же законодательство в плане суррогатного материнства было далеким от совершенства. И всегда оставался риск, что сурмама откажется отдавать ребенка биологическим родителям.
Ну, и че она на меня пялится? Может, ждет каких-то вопросов? Так ведь все на старте еще обсудили. Я не всяких отморозков пытал так, как ее.
— Как вы себя чувствуете? — решил проявить участие. В конце концов, это было важно. В ней развивались наши с Верой дети.
— Неплохо, спасибо. Сегодня уже начало слегка подташнивать. Но ничего критического. Лимонов только страшно хочется. Целиком бы съела сразу несколько штук.
Я криво улыбнулся. А перед глазами почему-то промелькнула картина того, как я однажды ночью Веру застал. На кухне. Она не лимоны ела, а пресловутые соленые огурцы. Прям руками из банки доставала и по два, а то и три маленьких корнишона в рот запихивала. И на лице ее был экстаз. А ведь я спрашивал, не тянет ли ее на что-нибудь эдакое. Она не признавалась.
Помню, вернулся домой после того, как узнал про выкидыш, и вместо того, чтобы вымыться, как хотелось, перебил все банки с соленьями.
— А так я все предписания врачей соблюдаю, принимаю витамины в полном объеме. Вы не переживайте, Семен Валерьевич.
Ну, еще бы ты не принимала — подумал я. — Я ж тебя со свету белого сживу, если по твоей вине что-то с детьми случится.
— Отлично. И поосторожнее там, смотрите, — напутствовал. Анна преданно закивала.
Оставив ее переодеваться, попросил у доктора сделать мне копию записи с экрана. Я не сомневался, что когда придет пора, Вера обязательно захочет это увидеть.
А вечером заказал на адрес сурмамы кучу всяких цитрусовых, ну и так, кое-что из жратвы. Знал, когда она будет дома. Да в принципе о ее каждом шаге знал, да. Она была под полным моим контролем. Никто в нашем крае не охранялся так качественно, как эта барышня. И только это позволяло мне хоть как-то смиряться с тем, что моя самая большая ценность в жизни (разумеется, после жены) зависела от совершенно постороннего мне человека.
Закончив с делами и опечатав кабинет, я уткнулся в телефон. Вчера у Веры случился первый курс химии. Я никогда особо не задумывался над тем, как это проходит, но оказалось, все не так страшно. Просто капельницы. После которых Вера даже поужинала. И вообще остаток дня прошел как-то уж слишком буднично. Будто ничего вообще не случилось. Мы даже поцапались, как обычно. Вера твердила, что уже завтра выйдет на работу, а я, как всегда, был против. В итоге ее взяла. Все ж ей предстояло принять последний в этом учебном году экзамен.
