Что это такое, как это назвать, Вера не знала. Но это было самое сильное чувство из всех, какие она знала до сих пор. Оно болело у нее внутри так же, как все у нее внутри болело после этой ночи.
Не глядя больше на забор, скрытый сиреневыми кустами, Вера пошла по дорожке к дому.
Воспоминание оказалось таким неожиданно сильным и ясным, что Вера вздрогнула, когда оно – то ли во мгновенье, то ли, наоборот, долгой волною – прошло по ее душе. Ей показалось даже, что тот пронзительный запах сирени ворвался в комнату. Хотя этого уж точно не могло быть: за окном стояла осень. Да оно и закрыто было, окно.
Вера встала, на цыпочках прошла в дальнюю, самую маленькую комнатку. Когда-то здесь была родительская спальня, а после Тимкиного рождения стала детская.
Она остановилась на пороге, глядя на спящего сына.
Ничего в нем не было от того человека, совсем ничего! Он был похож на своего деда и больше ни на кого. Хотя… Вера ведь и не помнила, каким он был, Алексей Гайдамак. Какого цвета были его глаза, какой формы губы… Она помнила только отчетливое, ясное чувство, которое появилось у нее внутри вместе с его появлением: что так, как он, выглядит жизнь. В этом ее правда.
Но внешне Тимка не был на него похож совершенно.
И непонятно было, зачем вдруг пришло воспоминание о той ночи.
«Со мной что-то должно произойти, – подумала Вера. – Нет, не то. Я должна что-то сделать со своей жизнью. Так больше нельзя!»
С этой мыслью она и уснула. Может, наутро эта мысль должна была уйти, как уходят многие горячечные, воспаленные ночные мысли. Но сейчас она казалась Вере непреложной.
За продуктами Вера выбиралась редко. Много ли ей одной нужно было продуктов? К тому же года два назад она поняла: времена, когда ее фигура оставалась безупречной без всяких с ее стороны усилий и даже без всякого ее внимания, прошли, и, видимо, прошли навсегда. И кусок колбасы, наскоро проглоченный на ночь, мгновенно добавляет лишние килограммы.
Понимать это было неприятно. Но видеть, как над талией нависают «крылышки», было еще неприятнее. И Вера сначала села на японскую диету – две недели ела то несоленую рыбу, приготовленную на пару, то паровую же капусту, вкусом напоминавшую вареные тряпки, то клейкий рис, – а после диеты стала есть хоть и вкусно, но мало.
Поэтому продукты она покупала редко, зато в дорогом супермаркете, который недавно открылся неподалеку от дома.
Вера катила тележку между полками и изучала этикетки на баночках и коробочках. Впрочем, все это продуктовое изобилие она рассматривала довольно рассеянно. Ей казалось глупым и каким-то даже неприличным чересчур внимательно изучать еду. К тому же у нее был быстрый взгляд, поэтому она, и не сильно вглядываясь, сразу определяла, что ей надо купить, а что нет.
Покупателей было много: офисный день закончился полчаса назад, и Вера попала в магазин в общем потоке. Она уже собиралась идти к кассам, но вдруг что-то привлекло ее внимание. Она даже не сразу поняла, что именно – какой-нибудь необычный товар, что ли? Необычное скользнуло по самому краю ее зрения, но почему-то за этот край зацепилось.
Обернувшись, Вера поняла, что внимание ее привлек не товар.
Рядом с полкой, уставленной бесчисленными соусами, стоял мужчина. Он держал в руке пеструю бутылочку и читал надпись на этикетке.
Что и говорить, на такого мужчину мудрено было не обратить внимание! Он был безупречен. Вера даже оторопела, когда это поняла. Он был высокий, стройный, элегантный. Он был прекрасно подстрижен – не коротко, не длинно, аккуратно. Он был одет в очень дорогой костюм. Ботинки его, тоже очень дорогие, сияли так, что сразу становилось понятно: он приехал сюда не троллейбусом. Но главное было все же не в этих, сразу бросающихся в глаза чертах…
И костюм его, и ботинки, и прическа – все это, явно не случайное, совсем не производило впечатления чрезмерной продуманности, тщательной выстроенности. И на бутылочку с соусом он смотрел таким взглядом, что у Веры даже сердце екнуло. Это был тот самый взгляд, какой и должен быть у мужчины, когда он изучает этикетку на соусе. Или программу телевидения. Или меню в ресторане.
Взгляд был в меру заинтересованный. Вот именно в меру – не рассеянно-мечтательный, но и не слишком сосредоточенный. Не мелочный это был взгляд! Сразу было ясно, что мужчина с таким взглядом правильно понимает иерархию предметов и явлений.
Вера смотрела на него, замерев в проходе между полками. Привелось же такого увидеть!
«А почему, собственно, привелось? – вдруг подумала она. – И почему только увидеть? Он же чей-то, этот мужчина! Дарит кому-то цветы и бриллианты, спит с кем-то, ходит с кем-то в рестораны… Так почему не со мной?»
Месяц, неделю, да еще дня три назад подобная мысль показалась бы ей дикой. А сейчас сразу же всплыла в памяти насмешливая цыганка с ее вопросом: «А ты какого поведения, тяжелого?»
Развернув тележку, Вера направилась прямиком к полке с соусами.
– Извините, это у вас что, карри? – спросила она. – Вы его уже пробовали?
Мужчина поднял глаза. Они были приятного карего цвета.
– Это не карри, – сказал он. – Называется «австралийский соус». Еще не пробовал.
– Тогда и я возьму, – сказала Вера.
– Но ведь я не пробовал, – повторил он. – Не могу вам посоветовать.
– А здесь такое изобилие, что лучше брать наугад, – улыбнулась Вера. – Тогда не ошибешься.
Улыбка у нее была особенная, и она это знала. Когда Тимке было пять лет, он говорил, что от маминой улыбки хочется кувыркаться. Вряд ли у кого-нибудь из мужчин, кроме маленького Тимофея, возникало впоследствии такое желание. Но от Вериной улыбки оживлялся даже Дима и даже во времена его пламенной страсти к преферансу.
– Оригинальная логика! – засмеялся мужчина. – Хотя, впрочем, совершенно правильная.
Он поставил соус в свою тележку. Вера уже изучила собранный там продуктовый набор, пока незаметно наблюдала за ним. Набор был таким же, как взгляд, стрижка, костюм и обувь, – очень мужским и безупречным: красная и белая рыба, стейки из мраморного мяса, очищенный и вымытый картофель в пакете, свежие помидоры и огурцы, оливковое масло, черная икра в стеклянной баночке, бутылка красного вина и бутылка виски. Вере понравилось, что виски он покупает хотя и дорогое, но не коллекционное, которое стоит неприличных денег.
Вообще, его выбор очень ее обнадежил. Ясно было, что товарищ купил продукты не для того, чтобы из них был приготовлен настоящий семейный обед, который может приготовить только женщина. То есть женщина у него, конечно, вполне может быть, но живет она не с ним. Понятно также, что он живет один не первую неделю. Мраморное мясо и картофель свидетельствовали о том, что речь идет не о единственном холостяцком перекусе, а о системе питания. Система Вере понравилась – в меру правильная, не примитивный фастфуд, но и не бабское выстряпывание изысканных блюд для себя, любимого.
