Я шла по ступеням наверх, а панические мысли не покидали мою голову. «Нет, не может быть, – твердила я себе, – мама не могла мне такого предложить. Это невозможно. Я сегодня же расскажу о Роберте, и мама поймет меня».
* * *
Ужинали в большой столовой в гробовом молчании. Удивительно, но за столом собрались все. Даже папа остался дома, а мама не поехала к сестре.
– Винтроп, можешь быть свободен, – обратился к лакею папа, когда мы уже приступили к десерту, и я почти успокоилась, что тяжелая тема не будет поднята. Но, видимо, зря надеялась. Слуга тихо прикрыл за собой дверь.
– Софи, – папа перевел тяжелый взгляд на меня, – Амалия сказала мне, что ты категорически отказалась рассматривать возможность принять предложение герцога Мелвилля. Это правда?
– Да, папа, – тоненько пискнула я.
– Я могу поинтересоваться почему? – папа пристально смотрел на меня. Мама отрешенно ковыряла ложечкой десерт.
– Герцог слишком стар для меня, – дрожащим голосом ответила я. Почему я объясняю родителям такие очевидные вещи? – Ему шестьдесят. И я совершенно не знаю его.
– Это поправимо, – возразил отец. – Когда объявите о помолвке, у вас будет несколько месяцев, чтобы узнать друг друга.
– Папа, мама, – я перевела растерянный вопрошающий взгляд на маму, – я не хочу замуж за герцога. Вы не понимаете…
– Чего мы не понимаем?! – вдруг резко вскричал отец, подскочив из-за стола. – Мы не понимаем, почему наша любимая старшая дочь отказывается подчиняться воле родителей?!
Я с ужасом смотрела на отца. Таким злым я его еще не видела. Он словно сошел с ума. Лицо исказилось от гнева. Глаза потемнели, а губы сжались так, что рот превратился в тонкую узкую щель. Руки настолько сильно сжимали бокал, что казалось, он сейчас рассыплется на осколки. Я всегда считала папу сдержанным и невозмутимым, настоящим джентльменом. И характер у него был даже мягче, чем у мамы. Это мама всегда первой шпыняла папу, пилила за безденежье, за проигрыши на скачках. Но сейчас близкий человек превратился в разъяренного незнакомца. Слезы мгновенно выступили у меня на глазах, в носу защипало.
– Роланд, успокойся, – миролюбиво произнесла мама, – ты напугал девочку.
– Наша девочка слишком свободолюбива и избалованна! – рявкнул отец. – Школа, экскурсии, пикники, подружки, курорты… А когда от нее потребовалось сделать что-то для семьи – «нет, я не могу»!
Я сжалась в кресле и дрожала как от озноба. Слезы бежали по щекам.
– Я ухожу в клуб. Пока меня не будет, поговори с дочерью, Амалия, – бросил он. – Надеюсь, ты ее уговоришь…
Отец, даже не взглянув на меня, вышел из столовой. Мы с мамой остались одни. Я боялась поднять голову. Слезы тихонько капали на салфетку. Впервые столкнувшись с грубостью и непониманием родителей, я не знала, что делать. Оказывается, они не такие, как я себе вообразила. Нет, не может быть! Мама меня поймет. Она – женщина, и она говорила, что очень любила папу, когда выходила за него замуж.
– Девочка моя, – голос мамы немного дрожал, она тоже нервничала, – пойдем к тебе в комнату. Поговорим.
Я подняла заплаканное лицо. В глазах мамы светилось сочувствие. Да, маме я могу все рассказать. Я слегка взбодрилась.
Мы поднялись в мою спальню. Мама отослала горничную, и мы устроились друг напротив друга.
– Чего ты боишься, Софи? – мягко спросила мама. – Все девушки хотят замуж. А стать герцогиней – это большая честь. Тебя будут величать «ваша светлость». Ты будешь сказочно богата и уважаема. У тебя будет много красивых платьев, драгоценностей, экипажей…
Мама говорила на каком-то непонятном мне языке. Какие экипажи и драгоценности? Какое влияние? Какое уважение?
– Мне это не нужно, мама, – прервала я поток ее излияний и тяжело вздохнула, – я не хочу связывать свою жизнь со стариком.
– Да, – мама согласно кивнула, – я тебя понимаю. Но в браке со старым мужчиной есть свои преимущества.
Я удивленно вскинула брови:
– И какие же?
– Он не будет тебе изменять, например, – улыбнулась она. – Он будет тебя любить и лелеять, как свою маленькую принцессу. И если повезет и он умрет раньше тебя, то ты останешься молодой богатой вдовой.
Я нахмурилась. Никогда не думала, что мама может быть такой циничной и расчетливой. Это же грех – желать смерти. Даже такому неприятному человеку, как герцог. Да я бы никогда!..
Я внимательнее всмотрелась в ее лицо. Морщинки и скорбно опущенные уголки губ встревожили меня. Грустные глаза, отяжелевшая фигура. Когда мама превратилась в эту унылую усталую женщину? Почему я не заметила этого раньше? Где я была? И тут же себе ответила: я была в школе, я была в эйфории от своей любви и ничего вокруг не видела. Я помнила маму всегда ласковой и добродушной. Мое детство было счастливым. По-настоящему. Что же случилось? И когда?
– Софи, – опять мягко заговорила мама, – мы с папой очень любим тебя и желаем только счастья. Поверь. (Я скептически поджала губы.) Ты еще слишком молода и неопытна и не понимаешь своей удачи. Если бы ты приняла предложение герцога…
Я отрицательно мотнула головой.
– Нет, ни за что! – отрезала резко.
Восемнадцать лет я слушалась родителей. Они были для меня непререкаемым авторитетом, их мнение было законом, пожелание – руководством к действию, обязательным к исполнению. Повиновение и уважение к ним было у меня в крови. Я всегда была послушной дочерью, но сейчас я взбунтовалась.
Мама немного растерялась, видя, что ласковые уговоры на меня не действуют и я не поддаюсь.
– И откуда он узнал обо мне, этот герцог? – в сердцах бросила я через некоторое время, чтобы хоть как-то разрядить тягостную атмосферу в спальне.
– Герцог видел тебя на балу в Олмаке неделю назад, – ровно ответила мама. – Он подыскивает себе новую жену, ему срочно нужен наследник. Вчера герцог нанес нам визит.
И, увидев мои поднятые в удивлении брови, добавила:
– Ты в это время была у портнихи. Он знает о нашем бедственном положении и готов закрыть глаза на отсутствие приданого. Наоборот, он сам дает за тебя сто тысяч фунтов.
– То есть все сводится к деньгам, – горько произнесла я. Цифра меня никак не впечатлила. В восемнадцать лет, что сто тысяч, что одна, для меня имело одинаковое значение. Гораздо обиднее было сознавать, что родители меня просто продают.
– София, мы разорены, – тяжело вздохнула мама.
– А откуда тогда деньги на мое представление ко двору? На платья? Украшения? – я недоуменно развела руками.
– Мой отец дал. Я пообещала ему удачно выдать тебя замуж.
– Удачно – это за шестидесятилетнего старика? – воскликнула я, вскочила и заметалась по комнате.
– А меня кто-нибудь спросил? – обернулась к маме. Мама молчала и только смотрела грустными глазами. И тогда я решилась.
