Минуту или две она продолжала стоять на коленях, глядя на закрытую дверь. Затем, надев на себя одежду почти так же быстро, как до этого сняла ее, она бросилась вниз по винтовой лестнице и выбежала через парадную дверь галереи.
* * *
Она спешила домой. Ей нужно сегодня же улететь из Нью-Йорка, и она должна предупредить Анджелу о Домингезе. Трудно даже вообразить, что может сделать этот человек. Человек, одержимый такой навязчивой идеей, может в любое время впасть в исступление. Она бежала по первому этажу своего дома, выкрикивая имя сестры, и Анджела показалась на лестничной площадке второго этажа.
— Кики, я здесь, наверху. В чем дело?
Кики побежала по лестнице, но пошатнулась, как бы потеряв способность двигаться дальше. Анджела сбежала по ступенькам и помогла ей подняться наверх.
— Кики, что случилось? Куда ты делась вчера после бала? Ты не больна?
— Я ходила повидаться с ним — с твоим Ником Домингезом!
— Но зачем? Мы с ним все вчера вечером уладили.
— Я хотела сказать ему, чтобы он держался подальше от тебя.
— Зачем тебе понадобилось вмешиваться? Какое право ты имела вмешиваться? Как ты смела?
— Потому что он тебе не подходит. А я вчера видела вас двоих вместе. Ты смотрела на него, как будто это было второе пришествие Христа.
— Какое тебе дело? Кто ты такая, чтобы выступать в роли судьи?
— Я тебе скажу, какое мне дело. Я видела, как ты всю жизнь себе испортила из-за двух мужчин, сделав два раза неверный выбор. Ты так одурманена им, что не соображаешь, что делаешь!
Анджела попыталась что-то сказать, но Кики перебила ее, кипя от бешенства.
— Мне нужно было выручить тебя из беды, ведь так? А ты теперь хочешь этого… этого ненормального… с его манией! Он не для тебя! Ты Анджела дю Бомон, Анджела Девлин, а он — никто! Он меньше, чем никто. Он человек третьего сорта, точно так же, как твой…
— Ах, Кики, он любит меня так, как меня никто никогда не любил. Ни Дик, ни Зев, никто. Он обожает меня, разве ты не понимаешь? Кики, разве не мечтает любая женщина о том, чтобы ее вознесли на пьедестал? Он любит меня сильнее, чем я когда-либо мечтала. И, Кики, я хочу этой любви! Я жажду ее, ох, как я жажду ее! И она у меня будет!
— О, ты считаешь, что у тебя может быть все, не так ли? Положение звезды. Романтическая любовь. Но этого не может быть. Ты не можешь иметь все!
— Кики, — прошептала Анджела. — Ты что, действительно думаешь, что у меня было все? И ты, именно ты, мне это говоришь!
— Ну конечно, ты хочешь иметь все. Все, что было у меня! Сначала папа. Ты постаралась отнять его у меня. А потом, когда он ушел, — мама. Тебе всегда было необходимо и у нее быть на первом месте. Потом я начала работать в театре, и ты позаботилась, чтобы и там взять верх надо мной. А затем я стала кинозвездой, но ты стала тоже знаменитой кинозвездой. Что же касается Ника, ты хочешь его просто потому, что он напоминает тебе о твоем отце. Ну так вот, ты его не получишь! Ты сама так выразилась: нельзя трахаться с собственным отцом!
— Кики! — Анджела схватила ее за плечи. — Кики! Что там произошло?
Ярость Кики, казалось, улетучилась, и теперь она стояла, вялая и апатичная, отвернув свое лицо от Анджелы.
— Что, Кики? — повысила голос Анджела. — Что случилось?
— Ничего. Ничего не случилось, черт возьми. Мы почти не разговаривали. — Она все еще никак не хотела смотреть на Анджелу.
Анджела, руки которой еще оставались на плечах Кики, потрясла сестру.
— Посмотри на меня, Кики!
— Я была наверху… в его квартире. И это какая-то ненормальность. Везде твои фотографии… крупные планы… в этом что-то болезненное!
— Что ты сделала, Кики? Что произошло между вами? Что ты сделала, Кики? — выкрикнула Анджела.
— Что, ты думаешь, я сделала? Что, ты думаешь, произошло? Ты боишься, что я трахнула твоего драгоценного Ника? — Она вырвалась из рук Анджелы.
Анджела тупо смотрела на нее, все еще не уверенная в том, что между ними произошло.
— Мне кажется, я бы убила тебя…
— Не будь дурой! Ты всегда была дурой, всегда, всегда. Я велела ему держаться подальше от тебя. Я ему сказала, что дело в классовых различиях, что такая женщина, как ты, не может иметь ничего общего с таким мужчиной, как он. И я, чтобы там ни было, говорила это вполне серьезно. Я действовала в твоих интересах…
— Я тебе не верю. Не верю тебе и думаю, что никогда больше не захочу с тобой разговаривать. Когда ты вернешься из Калифорнии, меня здесь не будет, Кики… никогда больше не будет.
* * *
Верная своему слову, Анджела переехала из дома Кики в собственную квартиру. Она не знала, чему верить. Действительно ли что-то произошло между Ником и Кики? Или Кики, как она и сказала, просто велела ему держаться подальше от нее? Ей хотелось пойти и спросить его, но она не могла заставить себя сделать это. Почему он сам не пришел успокоить ее, сказать ей, что любит ее? Являлось ли его молчание каким-то знаком? Или, может быть, он принял слова Кики близко к сердцу и поверил, что недостаточно хорош для нее? Она подождет. Проявит терпение. Но затем она спросила себя: если Ник придет и расскажет ей нечто отвратительное о Кики, кому тогда верить? Возможно, ей действительно не хотелось слышать правду.
Она считала проходящие месяцы. Один месяц… два месяца… три месяца… Она все еще не имела вестей ни от Ника, ни от Кики…
Анджела нашла мать сидящей в солярии: сквозь огромные окна та смотрела на выпавший вчера снег.
— Как насчет света? — спросила Анджела, включая лампу на столике.
— Анджела! Ты меня испугала. Ты что, по такому снегу сама вела машину?
— Нет, я не на машине. Утром я приехала поездом, чтобы повидаться с мальчиками. А сюда взяла такси. Почему ты сидела в темноте?
Мари улыбнулась.
— Я даже не заметила, что стемнело. Час назад, когда я сюда пришла, было светло. Так ты приехала на поезде? И тебя не узнали? Не приставали?
Анджела, засмеявшись, покачала головой.
— Я была в этой шляпе — моя шляпа в стиле Греты Гарбо — и темных очках. А поезд был почти пустым. Кроме того, в последнее время я работала в театре. А это не такая большая известность, какую получаешь, работая в кино. Что ты делала, мама? Просто сидела и смотрела на снег?
— Да. Я вспоминала ангелов, которых вы, девочки, бывало, лепили из свежевыпавшего снега, — какими они были хрупкими.
— Как Эдвард?
— По-прежнему. По-прежнему, как всегда.
— Не понимаю, почему ты не везешь его во Флориду или Калифорнию. Похоже, у тебя депрессия, мама. Солнышко тебя подбодрит.
