— Мы всегда одиноки, разве ты до сих пор этого не поняла?
Талли и не заметила, как ее мать проснулась. Облачко пришла в себя и смотрела на дочь печальными глазами.
— Привет, — сказала Талли, улыбаясь и вытирая слезы. — Что с тобой случилось?
— Меня избили.
— Я не спрашиваю, как ты попала в больницу. Я спрашиваю, что с тобой случилось.
Облачко поморщилась и отвернулась.
— А, ты об этом… Твоя драгоценная бабушка, похоже, никогда тебе не рассказывала. — она вздохнула. — Ну а теперь это точно не имеет значения.
Талли тяжело вздохнула. Это был первый осмысленный разговор с матерью за всю ее жизнь, и Талли чувствовала себя на грани открытия, способного многое объяснить, открытия, ускользавшего от нее все эти годы.
— Думаю, это все же имеет значение.
— Уходи, Талли. — Облачко уткнулась лицом в подушку.
— Только после того, как ты расскажешь мне, почему… — Голос Талли дрожал, когда она задавала свой вопрос. — Почему ты никогда не любила меня?
— Забудь обо мне.
— Честно говоря, мне бы очень этого хотелось. Но ты — моя мать.
Облачко повернулась и несколько секунд смотрела на Талли. Талли увидела в глазах матери грусть.
— Ты разбила мне сердце, — тихо произнесла Облачко.
— А ты — мне.
Облачко на секунду улыбнулась.
— Я хотела…
— Чего же?
— Я хотела бы быть такой, какой ты хотела меня видеть, но я не могла. Тебе лучше оставить меня в покое.
— Но я не знаю, как это сделать. Даже после всего, что было, ты — все равно моя мама.
— Я никогда не была твоей мамой. И мы обе это знаем.
— Я все равно буду возвращаться, — сказала Талли, вдруг осознав, что это правда. Они обе, возможно, сломлены, она и ее мать, каждая по-своему, но они связаны друг с другом странными, крепкими узами. И их танец, как бы больно ни было от него обеим, не закончен, далеко еще не закончен. — И когда-нибудь ты будешь готова меня принять.
— Как тебе удается столько лет не расставаться с этой мечтой?
— Держусь за нее обеими руками. — Талли хотелось добавить «что бы ни случилось», но эти слова ей напомнили о Кейт, а эти воспоминания были слишком болезненными.
Дороти горестно вздохнула и закрыла глаза.
— Уходи.
Талли еще долго стояла, вцепившись руками в металлическое изголовье кровати. Она видела, что ее мать только притворяется спящей, и уловила момент, когда она заснула на самом деле, и послышался тихий храп. После этого Талли подошла к стенному шкафу и достала оттуда одеяло. И тут взгляд ее упал на стопку одежды, аккуратно сложенную в дальнем углу нижней полки. Рядом стоял бумажный пакет, какие дают обычно в продуктовых магазинах. Он был закручен сверху.
Талли накрыла мать одеялом и вернулась к шкафу.
Она не могла бы сказать, что вдруг заставило ее рыться в вещах Облачка, что именно она рассчитывала там обнаружить. Сверху было то, что она и ожидала увидеть, — несвежая, поношенная одежда, старая обувь, дешевый туалетный набор в пластиковом пакете, сигареты и зажигалка.
А в уголке пакета, на самом дне, Талли увидела его: кусочек лески, связанный в кольцо, а на нем — две макаронины и одинокую синюю бусинку.
Ожерелье, которое сделала Талли для матери в воскресной школе и подарила Облачку много лет назад, в тот день, когда они уехали из дома бабушки в потрепанном фургоне «фольксваген». Так, значит, мать хранила ее подарок все это время.
Талли не стала касаться ожерелья. Она побаивалась в глубине души, что находка существует только в ее воображении. Повернувшись к матери, она снова подошла к ее постели.
— Ты хранила его, — задумчиво произнесла Талли, словно ей только что открылось что-то новое, что-то пока еще не понятое ею.
В душе снова затеплилась надежда — не надежда отчаявшейся маленькой девочки, а зрелое чувство усталой, умудренной опытом женщины, отлично понимающей, кем они с Облачком были друг для друга все эти годы. И все же она по-прежнему жила в ее сердце, несмотря на боль и разочарование, — надежда.
— Ты ведь тоже знаешь, как удержать мечту, правда, Облачко?
Она села на пластиковый стул у кровати. Теперь у нее появился вопрос, который она обязательно должна задать своей матери. И Талли была намерена получить на него ответ.
Где-то около четырех часов утра сон сморил Талли, и она заснула прямо на стуле.
Ее разбудил звонок сотового телефона. Талли медленно выпрямилась, потирая затекшую спину. Она не сразу поняла, где находится.
Ну да, в больнице Харборвью.
Талли встала. Кровать ее матери была пуста. Она открыла двери шкафа.
Пусто. Смятый бумажный пакет валялся на полке.
— Черт побери!
Сотовый снова зазвонил. Талли посмотрела на определившийся номер и ответила, опускаясь на стул:
— Привет, Эдна.
— Голос звучит ужасно, — послышалось на другом конце провода.
— Была тяжелая ночь. — Ей вдруг очень захотелось коснуться найденного вчера ожерелья, чтобы убедиться, что оно ей не приснилось. — А сколько сейчас времени?
— Шесть часов. А ты сейчас сидишь?
— Так случилось, что да.
— Ты по-прежнему берешь отпуск на конец ноября и весь декабрь?
— Чтобы мои сотрудники насладились отпусками со своими семьями, — с усмешкой добавила Талли. — Да, по-прежнему.
— Я знаю, что ты обычно занята в это время с этой своей подругой…
— Но не в этом году.
— Отлично. Тогда, может быть, ты захочешь отправиться со мной в Антарктиду? Я делаю документальный фильм о глобальном потеплении. Думаю, это очень важная тема, Талли. И участие кого-то с твоим статусом не повредит.
Предложение было словно послано Богом в ответ на ее желание убежать куда-нибудь подальше от собственной жизни. Дальше Антарктиды трудно себе что-нибудь представить.
— Как долго это продлится?
— Шесть недель, в крайнем случае семь. Ты можешь летать туда-сюда, но поездка обещает быть чертовски интересной.
— Звучит замечательно. Мне как раз надо смотаться из города. Когда выезжаем?
Кейт стояла обнаженная перед зеркалом в ванной, изучая свое тело. Всю жизнь она вела настоящую войну с собственным отражением. У нее всегда были слишком пышные бедра, как бы сильно она ни теряла в весе, а живот после двух родов выглядел обвисшим. Кейт даже делала специальную гимнастику, но она не очень-то ей помогла. Около трех лет назад она перестала носить блузки без рукавов — обвисли предплечья и грудь. С тех пор как родились близнецы, она начала носить более плотные и менее сексуальные лифчики и подтягивать бретельки, чтобы грудь заняла положенное ей место.
