Дима тяжело вздохнул, потер подбородок:
— Устал я уже ждать. Силы кончились.
Дмитрий смотрел в окно, не реагируя на то, что отец разливал водку в стаканы и двигал ближе тарелку с бутербродами к сыну.
— Выпей. Молодец, — одобрительно кивнул Соболевский старший. — Никогда не думал, что ты готов сдаться и выбросить белый флаг. Это на тебя не похоже, сын.
До Дмитрия долетали слова отца, но не задевали его совершенно. Даже возражать не хотелось. С безразличием он ответил:
— Значит, ты ошибался на мой счёт.
— Нет, не мог я так ошибаться. — Матвей видел, как плохо его сыну, но чем ему помочь — не знал. Все чувства Димы были понятны отцу, он и сам не раз испытывал подобное. Отчаяние поселяется в душе, и ты не можешь с ним бороться.
— Послушай меня. Думаешь, когда мы с Лианой вновь встретились, а потом стали встречаться, нам было легко? Лиана была недоверчивой ко всему, чтобы я не делал или говорил. Она боялась всего, я даже голос повысить не мог в её присутствии, она сразу замыкалась в себе. Мы с ней вместе по осколкам восстанавливали то хрупкое доверие, которое потом переросло в крепкое чувство. Иногда у нас не получалось и я, отчаиваясь, опускал руки, но…. Я знал, ради чего мы это делаем, и снова шел дальше, преодолевая все преграды.
— И ради чего же? — Дима пил водку и, не закусывал, слушая отца. Легче не становилось, спиртное не помогало забыться.
— Ради любви, Дмитрий. Все только ради неё. — Матвей настойчиво вкладывал в руку сына бутерброд, но тот отнекивался.
— Ради любви? — горько усмехнулся Дмитрий. — А есть ли она?
— С ума сошёл? — Соболевский старший разозлился на сына. — Есть, ты же сам любишь Гелю и это не мимолетное чувство.
— Это ты МНЕ говоришь о моих же чувствах? — скривил губы Дмитрий.
— Да, тебе! Геля похожа на Лиану, а жена долго не могла мне довериться. Мы стали встречаться, но в то время я знал, что Лиана не любит меня.
— Серьёзно? — Дима перевел замутненный взгляд на отца. Неужели он жил с ней и знал, что жена не любит его?
— Да, Дима. Между нами было много разных чувств: влюбленность, страсть, даже дружба, а вот любви не было. Она пришла гораздо позже.
— Когда? — спросил Дмитрий, подперев подбородок рукой. Разговор увлек его.
— После того, как стало известно о беременности Лианы, в один из вечеров, она подошла, села рядом и сказала, что поняла, что тоже любит меня. Мы долго говорили обо всем, перестали скрывать друг от друга свои страхи, неуверенность. И Лиана сказала, что именно сейчас стала испытывать ко мне любовь, а не быть просто благодарной за помощь, за тепло и ласку, которые я ей дарил.
Дмитрий фыркнул:
— Думаешь, все дело в том, что у нас нет детей?
— Нет, я не о том. Если бы я сдался раньше, у нас бы сейчас ничего не было. Ни семьи, ни Захара, ни любви, которая и скрепила всех нас.
Где-то в глубине души Дмитрий был согласен со словами отца, но боли это не уменьшали.
— Я и не собирался сдаваться, — Димка помолчал и добавил: — просто мне сейчас плохо.
— Терпи! — Матвей хлопнул сына по плечу: — Мы, Соболевские, всегда крепки духом. — Мужчина подмигнул сыну, а Димка в ответ улыбнулся отцу. Не широко, всего лишь поднял уголки губ вверх, но это было лучше, чем видимое до этого безразличие.
Отодвинув водку и тарелку с бутербродами, Дмитрий поднялся из-за стола.
— Ладно, спасибо за разговор, папа. Пойду я спать. — Молодой человек ушел к себе.
— Иди, сын. — Матвей остался на кухне один, размышляя о том, что из-за собственного упрямства он сломал жизнь своему сыну. Не нужно было настаивать на свадьбе детей, стоило прислушаться к словам Лианы. А он упрямился, и чего добился? Сын страдает.
Матвей убрал со стола, умылся и зашел в спальню. Юркнул к жене под одеяло и обнял её. Лиана не спала, ждала его.
— Совсем ему плохо?
— Да, — Матвей тяжело вздохнул:
— Нужно было тогда послушать тебя, когда ты отговаривала меня не настаивать на свадьбе Гели и Димы.
Лиана не стала говорить, что предвидела этот результат. Женщина прижалась щекой к руке мужа, которой он поглаживал её плечо и сказала:
— Они справятся.
— Надеюсь, — шепнул мужчина. — Если я в следующий раз буду настаивать на своем, упрямиться и спорить, огрей меня чем-нибудь тяжелым, хорошо?
Лиана негромко засмеялась:
— Договорились. Спи, давай.
— Уже, — и вскоре раздалось ровное дыхание Матвея.
Лиана уснула позже, решив, что обязательно поговорит с дочерью на днях. Хватит уже мучить Димку, пусть разбирается в себе.
Утром капитану Якушеву позвонил лечащий врач Спиридонова.
— Егор Васильевич ночью ненадолго пришел в себя.
Якушев тут же спросил:
— Можно его допросить?
Доктор не скрывал своего неодобрения:
— Сейчас он спит, не стоит его беспокоить. Дайте ему пару дней, чтобы окончательно прийти в себя. Он ещё слишком слаб.
Якушев не слушал аргументов врача.
— Чем раньше мы узнаем, как все было, тем быстрее мы поймаем преступника. Я приеду после обеда.
— Хорошо. — Не попрощавшись, доктор положил трубку.
После процедур Ангелина спустилась в реанимацию и, увидев плачущих родителей Егора, почувствовала, как сильно сжалось сердце от чудовищного предчувствия:
— ЧТО????
Лидия Владимировна улыбнулась сквозь слезы:
— Егор пришёл в себя.
Геля выдохнула:
— Слава Богу!
Одной тяжестью на душе меньше. Если бы с Егором что-нибудь случилось, она бы себе этого никогда не простила.
Вернувшись в палату, Ангелина собрала контейнеры в пакет. Туда же сложила и вещи. Димка сегодня приедет или по-прежнему будет игнорировать её?
Через час в палату заглянул Дмитрий, и Геля бросилась к нему. Обняла, поцеловала:
— Привет, я соскучилась!
Дмитрий отстранился от жены и просто взял старый пакет с вещами и вышел из палаты. Геля была в растерянности. Неужели Димка, такой любящий, понимающий не простил маленькой оплошности? Неужели из-за этой ерунды разрушится их семейная жизнь? Раньше бы Геля даже подумать про такое не могла, а сейчас… Сейчас все изменилось. Неужели все, что связывало их с Димой, уходит безвозвратно?
— Егор Васильевич, — доносился чей-то голос.
Спиридонов пытался открыть глаза и покрутить головой, но ничего не получилось.
— Егор Васильевич, — снова пробивался мужской голос, — пора просыпаться.
Спиридонов вновь попытался открыть глаза, покрутил головой, но ничего не вышло. Снова. Он хотел дотронуться до переносицы и понял, что не может поднять руку, чтоб дотянуться до неё. Что такое?