– Не перевозбуждайтесь, – предостерег доктор Уолкнер. – Я осмотрю вас после обеда, договорились?
– О да! – сказала она с лучистой улыбкой. – Вы можете осмотреть меня в любое время. Фейт, – добавила она, когда мистер Уолкер удалился, – разве он не ангел? – Я кивнула. Он, безусловно, был интересным мужчиной, и, похоже, хорошим человеком. – Подумать только, – продолжала Лили, – я встретила этого божественного мужчину только благодаря тому, что ударилась головой. Ну, а как Питер? – спросила она. – Как ваши дела?
– Он возвращается домой завтра, – ответила я.
– Не забыла про роскошное нижнее белье? – встревожилась Лили.
– Не думаю, что оно мне понадобится, – с улыбкой ответила я.
На следующее утро я поднялась в половине четвертого, приняла душ и надушилась новыми духами «C'est La Vie!». Я приехала на работу в пятнадцать минут пятого взволнованная и счастливая. «Все обернулось к лучшему», – сказала я себе и принялась за изучение диаграмм и таблиц.
– Итак, нас ждет чудесный день, – радостно начала я, как обычно, в половине девятого.
– О чем это она? На улице мороз.
– Понемногу теплеет.
– Что за чушь – за окном минус два!
– И хотя вероятность выпадения осадков составляет шестьдесят процентов…
– Восемь, семь…
– Ничего страшного, если прольется немного воды.
– Шесть, пять…
– Дождь – это всего лишь дождь.
– Два, один…
– И к тому же без него не было бы радуги, не правда ли?
– Она что, травку курила?
– Так что одевайтесь потеплее, захватите на всякий случай зонтики – и счастливого вам дня.
– Ноль.
– Спасибо, Фейт, – сказал Терри, а Татьяна жеманно улыбнулась, сидя рядом с ним на диване. – Ты – светлая душа. – Я улыбнулась в ответ. – А теперь, – сказал он, следя за бегущей строкой, – важное, но, боюсь, тревожное сообщение о наличии фторида в воде, которую мы пьем. Должны ли местные власти обладать правом обязать компании-производители воды добавлять этот сомнительный химический продукт в наш богатый вомбатом[146] крем для лица «Клинтон»… – Терри осекся и в замешательстве бросил косой взгляд на камеру. – Приватизация строений, изучение нервных тканей, оборки из барсучьего меха… птичка… – попытался он продолжить, замолчал, бегая глазами по бессмысленным строчкам, скользящим по экрану беспрерывным и совершенно бессвязным потоком. – Размер бюста, – медленно прочел он, нервно проводя пальцем под воротником. – Конфиденциальные взносы налогоплательщика… набережная Ливингстон… лак для волос…
Я не могла отвести изумленного взгляда. Он ерзал на розовом студийном диванчике, его лицо пылало.
– Что за чушь?! – услышала я шепот Даррила над ухом. – Лиза, в чем дело?
– Розовый военный вертолет…
– Но я не понимаю, что происходит, – прохныкала она. – Все тексты перепутались.
Слушая перебранку за кадром, я неожиданно перевела взгляд на Татьяну. На ее губах притаилась знакомая тонкая улыбка.
– Боже мой, Терри, – промурлыкала она в эфир, – похоже, дело у тебя сегодня не ладится.
– Вообще-то я…
– Возможно, проблемы со зрением – это неудивительно в твоем возрасте, – дерзко бросила она. – Покажись врачу. Ну а мы, уважаемые зрители, перейдем к следующей теме – новый взгляд на проблемы общественного транспорта. У нас в гостях мэр Лондона Кен Ливингстон, с которым мы и поговорим о субсидировании метрополитена. Доброе утро, Кен, – обворожительно улыбнулась она. – Добро пожаловать к нам в студию!
Я бегом поднялась к себе и набрала номер Софи.
– Ты видела Терри? – выпалила я.
– Да! – она захихикала. – Какой позор! Мне чуть не стало его жаль, – добавила она. – А ты читала сегодняшнюю «Дейли Мейл»?
– Нет. А что там?
– Я!
Я схватила газету, быстро просмотрела и вдруг увидела огромную фотографию Софи в элегантном брючном костюме. Заголовок гласил: «Большая удача Грега ДАЙКА!» Софи Уолш, недавно уволенная из «Утренних новостей» после разоблачения секретов ее личной жизни, подписала годовой контракт с Би-би-си на двести тысяч фунтов. По особому распоряжению Генерального директора Грега Дайка лесбиянка, не отрицающая своей сексуальной ориентации, будет представлять теперь новую телевизионную версию передачи «Лабиринт морали» на Би-би-си. Критики уже говорят о ней, как о преемнице Джереми Паксмана.
– Софи! – воскликнула я. – Ты – звезда!
– Это ты помогла мне, Фейт, – сказала она.
– Нет, это Терри и Татьяна.
– Да, – рассмеялась она. – Пожалуй, они тоже. Больше никаких старушек-прорицательниц, – ее голос звенел от счастья, – поделок из старых чулок и прочей чепухи. Никаких испорченных текстов на телесуфлере и выходов в эфир ни свет ни заря. А главное, моя сестра наконец-то подала на алименты в Агентство защиты детей.
– Ура!
– А ты как, Фейт? У тебя все в порядке? Я видела тебя по телевизору, и мне показалось, ты счастлива.
Я покрутила обручальное кольцо на пальце.
– Да, я очень счастлива, – призналась я. Мы с Питером еще не рассказали детям о том, что он возвращается. Мы хотели сделать им сюрприз. Родители забрали их на неделю, чтобы съездить покататься на сноубордах, так что когда вернутся, они обнаружат, что он уже дома.
Итак, пятого января я сидела в гостиной вместе с Грэмом и ждала Питера, который должен был приехать с минуты на минуту. В холодильнике лежала бутылка шампанского и все для ризотто из морепродуктов – его любимого блюда. Я подписала открытку с сердечком на наш свадебный юбилей. И так как завтра было шестое, Крещение, когда все рождественские украшения уже должны быть сняты, я решила не рисковать. Хватит с нас плохих примет и событий, решила я и сняла с елки фею. Потом отцепила гирлянды, разноцветные игрушки и сияющие звезды. Вдруг Грэм залаял и бросился к двери, потому что кто-то повернул ключ в замке.
– Питер! – Я обвила руками его шею, он обнял меня за талию. – Питер! – повторила я. Грэм подпрыгивал рядом, норовя лизнуть его в ухо. – О, Питер! – повторила я еще раз.
Он снял пальто, взял меня за руку и повел наверх.
– О, Фейт! – Мы молча стояли, обнявшись, посреди спальни в мерцающем свете свечей. – О, Фейт, – прошептал он снова, – мы чуть не потеряли все это…
– Знаю.
– Все так… запуталось.
– Да, – я погладила его по волосам, – но теперь все хорошо.
Потом мы еще полчаса лежали в постели. Грэм тоже запрыгнул к нам и блаженно улегся посередине, положив морду на лапы.
– Я люблю тебя, – сказала я, гладя собаку по шелковистым ушам.
– Я тоже тебя люблю, – сказал он.
– Мамочка и папочка оба любят тебя, – сказала я.
Грэм глубоко и довольно вздохнул.
