Неистовые ласки Виктора еще больше возбудили Франческу. От бедер по всему телу пробежала незнакомая ей раньше острая горячая волна, такая сильная, что Франческа почувствовала, как слабеют ее ноги. Покачнувшись, она приникла к Виктору, страстно желая, чтобы он полностью подчинил ее себе, овладел ею. Все ее эротические фантазии последних нескольких недель стали явью. Запустив пальцы в его густые черные волосы, она вновь и вновь повторяла его имя, дрожа от его прикосновений. Ничего, кроме этого человека, не существовало сейчас для нее в этом мире.
Поглощенный своей страстью к Франческе и сверх всякой меры возбужденный ее горячими ответными ласками, Виктор тем не менее не совсем утратил ясность мысли. Откуда-то из подсознания шел сигнал, что продолжать в этом духе здесь было бы глупо и несправедливо по отношению к ним обоим. Он должен сейчас же прекратить эти взаимные страстные ласки, немедленно остановить и себя, и Франческу, потому что было совершенно очевидно, что она и малейшей попытки не сделает, чтобы обуздать его. Ее желание было столь же горячим, сколько и его; она была его пылкой союзницей. Как ни мучительно было для Виктора прекратить их объятия, он, наконец сделал это. Оторвав свое лицо от ее груди, он потянул вниз свитер и запахнул на Франческе мешковатую куртку. Все это он проделал с максимальной бережностью и нежностью. Стараясь успокоить девушку, он медленно провел рукой по ее волосам, прижав ее лицо к своему подбородку.
— О, Виктор! Виктор! — воскликнула она тоном, в котором явственно прозвучало разочарование.
— Я знаю, бэби, — хрипло ответил он. — Я знаю. Потом. Я обещаю тебе, бэби. Я весь потом.
Они стояли, обнявшись, пока постепенно самообладание не вернулось к ним. Отстранившись, оба потрясенно посмотрели в глаза друг другу. Виктор почувствовал, как сжалось его сердце. Вновь это был тот же шок узнавания, который он испытал, впервые увидев Франческу. Слабое воспоминание шевельнулось в мозгу, но исчезло прежде, чем он успел его четко зафиксировать перед мысленным взором. Ее лицо, повернутое к нему, все еще слегка измененное медленно отступавшим порывом страсти, было прекрасно. Виктора глубоко тронули отразившиеся на нем эмоции. Пристально глядя на девушку, он поднял руку и легко прикоснулся к ее щеке. Их молчание несло в себе больше, чем можно выразить словами. Он медленно утвердительно кивнул, как бы подтверждая свое последнее обещание и взаимность их чувств. Потом Виктор наклонился, поднял их варежки и перчатки и, взяв Франческу за руку, без слов вывел из павильона.
Вместе, рука в руке, они пошли вниз по холму, пораженные силой их взаимного сексуального желания. В каком-то оцепенении они шагали узкой тропкой, петлявшей между сосен в направлении Виттингенгофа и усадьбы, едва видневшихся далеко внизу, в долине. Подняв глаза к небу, Виктор понял, как долго они были в горах. Солнце уже давно село, темнело прямо на глазах, и воздух стал обжигающе-холодным. Они вошли в лес, где было еще темнее, и Виктор успокаивающе сжал руку Франчески. Он пошел быстрее, увлекая девушку за собой, стремясь как можно скорее попасть в тепло дома. Внезапно он произнес, усмехнувшись:
— Мое чувство времени оставляет желать много лучшего! Я совершенно утратил представление о нем, пока ласкал тебя. Должен заметить, мэм, что вы испортили мой внутренний часовой механизм своими чрезмерными прелестями.
Их дружный смех нарушил морозную тишину.
Сырой холодный туман постепенно окутывал лес. Его жемчужно-серая масса становилась все более плотной. Виктор еще ускорил шаг, и они уже почти бежали на последнем участке тропинки, выходящем к опушке. Когда они вышли из леса, сумерки уже совсем сгустились. Холодная голубизна неба перешла в свинцовую синеву. Все еще держась за руки, они продолжали бежать по длинному заснеженному лугу в направлении Шлосса. Ярко сиявшие вдалеке окна замка были такими приветливыми!
— Я думаю, что мы вовремя выбрались, — произнес Виктор, слегка замедляя шаг. — Мне бы очень не хотелось оказаться в горах, когда окончательно стемнеет.
— Это опасно. В темноте легко заблудиться. — Последние слова Франческа договаривала, когда они уже вошли в дом. Спустившись по каменным ступеням, они прошли в гардеробную. Франческа повесила куртку на вешалку и продолжила: — Диана всегда предупреждает меня, чтобы я возвращалась до заката. Наверное, сейчас она уже беспокоится. Нам надо поскорее подняться к чаю.
— Конечно, — согласился Виктор, освобождаясь от своей парки. Он сел, стянул тяжелые прогулочные сапоги и сунул ноги в уютные черные замшевые шлепанцы. Встав, он глянул в зеркало, провел расческой по волосам и аккуратно подтянул вниз свой черный кашемировый свитер. Повернувшись к Франческе, он совершенно неожиданно рассмеялся.
Она озадаченно посмотрела на него.
— Что такое?
Виктор покачал головой, как бы удивляясь сам себе.
— Я просто подумал о всех тех возможностях, которые у нас были с тобой… — Он ничего больше не сказал, а только криво улыбнулся, и на красивом лице появилось выражение самоосуждения. — Мне кажется, что мое отношение к тебе было несколько двойственным.
— Почему?
— Проблемы с Арлен, с разводом. Беспокойство по поводу «Конфидэншл». Занятость картиной. Решение никем не увлекаться. И, я думаю, твой возраст тоже во многом повлиял на мое поведение.
— Мне будет двадцать в мае, — произнесла она, как бы защищаясь.
— А мне сорок в июне, — спокойно отпарировал он, внезапно осознавая эту реальность. — Я слишком стар для тебя, Франческа. Боже мой, двадцать лет! В твоем возрасте я был уже женатым человеком — еще до того, как ты родилась. Мои сыновья старше тебя. Послушай, детка, между нами разница в целую жизнь. На этой земле не осталось ничего, чего бы я не видел, не делал и не познал. Фактически на ней нет больше ничего нового для меня. И я чертовски устал от жизни, если хочешь знать правду. — Виктор печально покачал головой и тяжело вздохнул. В его словах прозвучало сожаление, когда он продолжил: — Это несправедливо по отношению к тебе, Франческа. Рядом с тобой должен быть человек примерно твоего возраста, а не старый распутник вроде меня.
— Что за глупости! — раздраженно воскликнула она. Сердитый взгляд, который она бросила на Виктора, внезапно изменился, став настороженным и пронизывающим. — Вы хотите сказать мне, что жалеете о том, что произошло?
— А вот это просто исключительно глупый вопрос, — мгновенно отреагировал он. Отметив смешанное выражение паники и боли на лице Франчески, он притянул девушку к себе и поцеловал глубоким нежным поцелуем, желая успокоить. Какое-то мгновение назад он действительно испытывал нечто похожее на угрызение совести по поводу разницы в их возрасте. Но, возможно, она была права. Возраст не имел никакого значения. Те чувства, которые они испытывали по отношению друг к другу, были, безусловно, важнее всего остального. Он прошептал в ее спутавшиеся под его рукой волосы: — Я не сожалею о том, что мы сделали, дорогая. Но сожалею о том, что нам пришлось так немилосердно прерваться.
