— Позови в приват Катерину, и пусть двух подружек приведет. Свободна, — говорю.
Перебираясь в вип-помещения, кролик не перестает сокрушаться по поводу моего странного вкуса. Хотя чему тут удивляться? В его возрасте я бы тоже не стал разбираться, кто передо мной — девчонка или мешок с силиконом, а сейчас не могу перестать вспоминать шрам инопланетянки, который та даже и не думала сводить. Могла бы затереть, чтобы и следа не осталось: средства есть, врачей знает — но что толку? Разве в шраме ее проблемы…
Врачей она, бл*ть, знает. Неужели так загорелось прыгнуть в кровать докторишки, что забыла о Григории и уговоре?
Нам очень вовремя приносят бутылку, и у меня появляется возможность отвлечься от мыслей о Жен. А может, сотри она шрам, Григорий бы и не подумал к ней прицепиться..
— Где девочки? — спрашиваю у официантки. — Они там синяки замазывают, что ли? Пусть сюда чешут быстрее.
— За себя говори, натурал ты наш от бога, — фыркает кролик, которому, видимо, синяки все удовольствие портят.
Тем не менее девочки появляются все красивые и блестящие. В скафандрах из тональника и консилера (не спрашивайте, откуда мне известны такие названия). По одной лишь Катерине не хочется постучать пальцем, дабы проверить, не посыплется ли от малейшего нажатия эта штукатурка. Хитрая она девчонка, и умная. Под любую ситуацию маску подберет. Люблю таких. Она мне подружек из приюта напоминает — те тоже умели глазками хлопать, а затем до крови кусаться. Может, так оно и есть, может, ее детство от моего не сильно отличается, да только делиться впечатлениями совсем не тянет.
Пока одна из девочек поит Яна коньяком со своих силиконовых сисек, Катерина целенаправленно строит мне глазки. Она танцует хорошо, но явно не лучше всех в клубе, оттого становится очевидным, что звал ее именно я, причем потому, что она мне нравится больше остальных. Еще пара порций коньяка, и ее ужимки перестают раздражать. Сверкающие наряды девчонок, едва прикрывающие стратегические места, кружат голову, и даже инопланетянка с ее этим, то ли Волосовым, то ли как его там, почти не вспоминаются. Неужели расплатившись одним лишь похмельем можно окупить забвение?
Через некоторое время — не знаю, как именно — Катерина оказывается у меня на коленях. То ли я слишком пьян, то ли я просто пропустил момент, когда танцы стали более контактными, но она извивается на мне, точно змея. Иногда заглядывает через плечо, улыбается. А я вдруг отчетливо понимаю, что совершенно ее не хочу. Даже прикасаться нет никакого желания. Красивая девчонка, компания которой мне приятна, но не больше. Хуже того: мне тошно знать, что она была бы не против продолжения знакомства… Мог бы я ее поиметь? Физиологически, полагаю, что да, но от одной этой мысли воротит… Я не хочу ни Катерину, ни любую другую.
Женщину, которую я на самом деле хочу, трахает какой-то докторишка. И я сам этого добился. Молодец, поступай так и дальше! У тебя отлично получается.
— Все, Катька, достаточно. Благодарю, — говорю девушке и дергаю кролика за рукав. — Пошли отсюда.
— Куда? — ошарашенно переспрашивает он.
Похоже, сегодня я гад, который ему второй раз уже удовольствие обламывает, только это совершенно меня не трогает:
— В банкомат!
Когда мы вваливаемся ко мне в квартиру с кучей денег, едва держась на ногах, за окном уже начинает светать.
— Какого хрена ты ломался и молчал, что у тебя есть кредитка? — спрашиваю.
— Так это не у меня, а у Адриана. Думаешь, отец дал бы мне карту с таким кредитом?
Пауза.
— Адриана?
— Ну да, — удивляется кролик. — Его пин узнать проще простого — он все в файлик выписывает, чтобы не забыть. Весь такой тошно-дотошный. И, поскольку по утрам он торчит в ванной минут по двадцать — хуже девчонки, ей Богу! — у него из комнаты… да какое там! У него всю комнату можно спереть — не заметит.
И, что самое удобное, камера банкомата не покажет ничего, кроме физиономии Адриана. Поди докажи еще, кто именно снимал наличность.
— Хреново быть твоим родственником. Сестру обобрал, брата обобрал…
— Зато я обаятельный, — улыбается кролик так, что каждый зуб разглядеть можно. — Слушай, если я сейчас не доберусь до туалета, то взорвусь!
И в три прыжка достигая двери ванной, начинает шарить по стене рукой. Но выключатель я сломал с концами, а до магазина электрики лень идти. Короче, сам-то я в темноте нормально ориентируюсь, но только Елисеев смиряется с мыслью, что и ему придется идти во тьму, заходит и закрывает за собой дверь, как раздается грохот и отборный мат.
Хмыкнув, швыряю сумку, в которой деньги из казино и снятая в банкомате наличность, на кровать, зашториваю окна и начинаю доставать стопки пятитысячных, дабы пересчитать. Но успеваю дойти только до тридцати, как из туалета, сбивая меня, доносится:
— Слушай, ты в такой темноте не промахиваешься? — орет кролик.
— Я никогда не промахиваюсь, — огрызаюсь в ответ.
Многозначительный смешок.
— Ну прости, что я неподобающе отозвался о твоем крошечном тридцатисантиметровом… эго. Но со светом все равно круче!
Что мне в этом парне нравится, так это то, что он и над собой посмеется, и других в лучших чувствах обхамить не забудет. Мы с ним несколько часов пересчитываем деньги и складываем их в кейсы, чтобы потом наконец отрапортовать Остроградову — “готовы!” и завалиться спать.
Сыграть под дурачка оказалось удивительно просто. Никогда этим раньше не промышлял, но когда от тебя не ждут ничего иного… Оказывается, мое «институтов не кончал» — может очень даже пригодиться в жизни. Например если назначаешь встречу с какой-нибудь высокомерной задницей. Да, Григорий охотно поверил, что я хочу попытаться уладить вопрос мирным путем, отдав ему деньги. Собственно, такова и была задумка Остроградова. Пока мы отвлекаем главного, Вадик и его ребята занимаются чем-то своим, в результате чего — опа — и нет мерзавца. Звучит дерьмово, скажете? Я тоже так считаю, но некоторые говорят, что у меня паранойя.
Сегодня я чувствую себя гангстером на мафиозных разборках. Даже черный галстук в шкафу среди носков откопал. Как он там оказался — не имею, кстати, ни малейшего представления, но нашелся — и пляшем. Стою в наглаженных брюках, начищенных ботинках, с сигаретой в зубах у окна и гляжу на паркующуюся под окнами ламборгини. А кролик у нас не трус. Дурак, может, но с нервами порядок.
— Думаешь, тачка заставит его почесаться? — спрашиваю у Елисеева, только тот входит в двери.
Кейсы уже стоят около входа, готовые к транспортировке. Я понятия не имею, что задумал Вадим, но надеюсь, что прощаться навсегда со стопочками банкнот, которые я так любовно перебирал прошлой ночью, не придется.
— Мне похрен, — внезапно раздражается Ян. — Он чуть не убил моего отца и угрожал моей сестре. Я хочу, чтобы он сдох.
