перед тем как переместиться в спальню. Там я открываю шкаф беру новое платье, плевать что тут нет ничего моего, но я потом верну, сейчас мне нужно в чем-то ухать. Собираю Ваську, который покорно сидит на подоконнике и ждет, никуда не прячется. Намеренно громко хлопаю дверками, веду себя вызывающе. Меня все бесит и выводит из себя. Поведение козлины, его помощь, доехала бы сама, благодетель мне нашелся!
Никак не реагирую и не благодарю когда он берет сумку и укладывает в машину. Гордо несу в переноске Василия. Демонстративно усаживаюсь на заднее сиденье. Василий в этот раз ведет себя хорошо, как будто понимает что сейчас не время для истерики.
Едем в полной тишине, едва сдерживаю слезы, упрямо проговариваю про себя, что все сделала правильно. Тогда почему на душе так тошно?
Алан заносит мои сумки в квартиру, ставит на пол. Смотрит какое то время, я же не выдерживая отворачиваюсь к окну, поворачиваюсь спиной. Не хочу его видеть.
Я слышу его шаги, он уходит, я же как только за ним закрывается дверь, бегу к окну и смотрю на то как он выходит из подъезда подняв воротник и размашистой походкой идет к машине. Жадно впиваюсь и лежу за каждым его шагом: то как он снимает с сигнализации свою громадину, потом садиться за руль.
По щекам текут слезы, мне хочется кричать чтобы он не уезжал, что я люблю его, но гордость не позволяет мне элементарно одернуть занавеску.
Глубоко вдыхаю и отхожу от окна, чтобы он не заметил что я провожаю его. Не хочу чтобы он видел как я страдаю. Встаю на носочки и наблюдаю чуть на расстоянии за тем как он открыв окно в машине сидит и курит. Он не уезжает, а я трогаю свои губы, понимая что они все еще болят поцелуев.
Ну почему ты не уезжаешь?!
Заем рвешь мне душу?
Я не могу принять такой вот формат отношений не могу!
Я же сгорю от ревности.
Когда его машина выезжает со двора, сажусь на пол и в голос рыдаю.
Я сама ушла! Сама! Так почему же так больно!?
Наверное потому что хотела услышать что он скажет мне что не будет никакой невесты, что любит от только меня, что он готов ради меня поменять многовековые традиции своей семьи.
Но это невозможно, потому и так больно, я всего лишь развлечение.
Алена
С большим трудом распахиваю глаза, но тут же прикрываю обратно. Голова тяжелая, спала я плохо. Мне снилось что я иду босиком сквозь пространство времени по сияющей мягкой тьме. «Я люблю тебя, пожалуйста, скажи что нет никакой невесты» эти слова я запомнила отчетливо прежде чем проснуться и провалиться в всеобъемлющую тьму, подавляющую сознание. Чтобы не стать частью тьмы, разлепляю тяжелые от слез веки. Надежда на то что все что со мной произошло было сном, растаяла как снежинка на асфальте.
Не понимая что со мной, подобно роботу на автомате, встаю и выполняю привычные действия: заставляю себя умыться, избегая смотреть на свое отражение в зеркале. постоянно набираю в ладони воды и сливаю, снова и снова.
Нахлынувшие воспоминания болезненно отзываются в тяжелой голове. Я разрушена, моя вселенная полностью уничтожена. Хочу разрыдаться, но с сегодняшнего дня я запрещаю себе плакать. Я буду сильной, забуду и перестану думать о нем.
Громкий стук в дверь.
Вздрагиваю. Но тут же прихожу в себя. Если это козлина, то меня для него нет дома и вообще в этой вселенной. Саднящая боль в груди не унимается. Кто-то настойчиво ломиться в квартиру. Входящий звонок, жмурюсь. Я не буду тряпкой, я не хочу с ним говорить. Беру сотовый и прежде чем нажать «отклонить» вижу входящий от Боровикова:
— Да…, - голос слабый, несмотря на то что я пыталась прокашляться прежде чем ответить
— Алена, ты дома?
— А что? — беру расческу и расчесываю неторопливо пряди, глядя в одну точку, избегая смотреть на себя в отражении мутного зеркала.
— А то, — снова стуки, — открой дверь, у вас тут темень в подъезде, хоть глаз коли, лампочки что ль все разом кончились…
Слова застревают в горле. Я как дура жду брата Айлин и в глубине души надеюсь и жду что с самого утра козлина явится и будет возвращать меня, а это всего лишь Боровиков.
Поворот замка и передо мной Борис в пальто нараспашку, в черных брюках, белой рубашке. Вместо знакомого тонкого аромата горьких трав холодный свежий цитрус. Вместо черных как смоль ресниц и карих глаз голубые. Вместо надежды отчаяние.
— Выглядишь хреново, — заполняя паузу Боровиков проходит, прикрывая за собой дверь.
— Зато ты смотрю бодрячком, — отступаю пропуская одногруппника.
— Ален дело есть, — его тревожный взгляд настораживает, — отец решил что меня его конкуренты похитили, служба безопасности говорит что нас вдвоем куда то транспортировали, у меня провал в памяти, нужно чтобы ты рассказала все что помнишь, начальник охраны подозревает что это связано с бизнесом отца, — Боровиков не сводит с меня любопытного взгляда, а я прокручивая в голове вспышки из нарезанных картинок памяти где я открываю глаза несколько раз в незнакомом для меня пространстве. Морщусь, потому что эффект галлюциногенов которыми нас накачали в клубе, мне неприятен.
— Мне к маме в больницу нужно, — мой голос сиплый, кашляю в кулак, пытаясь сбить дрожь в голосе, — и я тоже ничего особо не помню.
— Без проблем отвезу тебя после, но важно попытаться хотя бы, батек мне не верит, на тебя одна надежда, — Борис подходит ближе и обнимая за талию, упираюсь руками ему в грудную клетку. Отпускает. Стараюсь не смотреть на его лицо.
— Собирайся, внизу машина с водителем, — на автомате разворачиваюсь и иду в комнату, мои вещи не распакованы в сумке, открываю, достаю первое попавшееся, без эмоций натягиваю на себя. Чувствую себя тряпичной куклой.
Борис помогает мне сесть в машину, открывает дверь:
— Садись, — передо мной пелена. Вижу только как мужская фигура обойдя машину с обратной стороны плюхается рядом, а я немигающим взглядом смотрю в одну точку
Мы выезжаем со двора, водитель подобно неподвижному манекену следит за дорогой, плавный ход автомобиля начинает укачивать. Козлина никогда так не ездил. Его манера вождения агрессивная. Откидываю голову назад, закрываю глаза.
Бессилие, злость, обида и ревность заполняют сознание. Борис кладет руку на плечо, вдрагиваю, он убирает.
Открываю глаза и снова смотрю перед собой.
Мои мысли мечутся словно птицы в клетке. Я не буду умолять
