– Да, то есть… – смешался он. – Вообще-то не очень.
– Но ты все-таки выпил его – ради меня. – Таня чмокнула его в лоб. – За это спасибо.
Она унесла поднос.
Без нее библиотека вдруг как-то потускнела.
Она сказала, что долг перед Николасом ее личное дело.
Это неправда.
Танек сделал своим должником его, Джоэла. Благодаря Николасу в его жизни появилась Таня. За этот долг ему никогда не расплатиться, даже если этот ублюдок будет каждый день привозить ему по новой пациентке.
– Черт бы вас всех побрал. Ладно, будем думать про Галатею.
* * *
– Что ты здесь делаешь? – возмущенно поинтересовался Джоэл, входя в палату.
– То же самое я хотел бы спросить у тебя, – огрызнулся Николас.
– Я здесь работаю.
– В одиннадцать часов вечера?
Джоэл взглянул на график температуры.
– Она просыпалась?
– На минуту. Ей казалось, что она умирает. И еще она спрашивала про дочь.
– Она не знает, что ее муж и дочь погибли?
– Пока нет. По-моему, у нее и без того забот хватает.
– Даже слишком. Ей предстоит сложная операция, а потом психологический шок. – Либер поморщился. – Ты же намерен усложнить мою задачу тяжелой душевной травмой. Боюсь, она такой нагрузки не вынесет. Что она собой представляет?
– Она не из железа.
Танек вспомнил, какой была Нелл Калдер рядом с дочерью.
– Мягкая, беззащитная. Безумно любила дочь. В этом заключался весь смысл ее жизни.
– Очень славно. – Джоэл устало провел рукой по вьющимся каштановым волосам. – А другие родственники у нее есть?
– Родители умерли.
– Профессия?
– Никакой.
– Совсем хреново.
– Она три года училась в художественном училище, потом перевелась на педагогический факультет в Гринбрайарский университет. Там же познакомилась со своим будущим мужем, Ричардом Калдером. Он учился в аспирантуре на экономическом. Жених, судя по всему, был завидный: талантливый, красивый, честолюбивый. Нелл бросила университет, вышла за него замуж, а в следующем году у них родилась дочь.
– Почему она перестала заниматься искусством?
Николас покачал головой.
– Пока не знаю. Мне еще предстоит это выяснить.
– Да, задача не из легких.
– Но ты берешься?
– Берусь, однако ты об этом еще пожалеешь.
Операция, которую я сделал Тане, по сравнению с этим случаем – детская игра. Придется тебе раскошелиться. Я тут как раз обустраиваю свою новую виллу на берегу озера…
Николас страдальчески поморщился:
– Ну, это уж чересчур!
– Женщина догадывается, что с ее родными дело неладно. Тянуть больше нельзя. Ты должен сам сообщить ей, что она осталась на свете совсем одна.
– Почему же именно я?
– Не хочу, чтобы мой облик ассоциировался у нее с травматической вестью. Я должен олицетворять для нее надежду и новую жизнь. Сообщи ей о случившемся и исчезни. Вряд ли она захочет когда-либо увидеть тебя вновь.
– Что, старая игра в доброго и злого следователя?
Джоэл удивленно приподнял брови:
– Не знаю. Я хуже, чем ты, разбираюсь в полицейских процедурах. Но, думаю, главную идею ты уловил. – Настроение у Джоэла явно повысилось. – Сверхчеловек должен быть в белой мантии. Завтра я снижу ей дозу транквилизатора, так что ты сможешь с ней поговорить.
– Большое спасибо.
Джоэл посерьезнел:
– Будь с ней помягче. Ведь это для нее страшный удар.
Хорошего же он обо мне мнения, подумал Николас и резким тоном сказал:
– Форма изложения тут роли не играет. Я могу быть сладкоречив, как Иисус Христос, но легче ей от этого не станет.
– Я сразу же дам ей успокоительное.
– И страдания как рукой снимет?
– В этом и состоит призвание врача. Недаром же я выбрал себе такую профессию. Уродство и болезнь – источник боли. А я помогаю человеку от боли избавиться. – Джоэл направился к двери. – Разумеется, нельзя забывать и о барышах. – Он коварно улыбнулся, кинув на Николаса взгляд через плечо. – Лечение обойдется тебе недешево. Уж я тебя обчищу как следует, можешь не сомневаться.
Весело насвистывая, хирург зашагал по коридору.
* * *
– Немедленно иди спать, – приказала Таня, появившись в дверях библиотеки.
– Да-да, сейчас, – рассеянно ответил Джоэл. Он разглядывал набросок лица на бумаге. Пред тем, как ввести данные в компьютер, Либер всегда делал эскиз карандашом.
– Не «сейчас», а немедленно.
Таня решительно направилась к столу. На ней не было ничего, кроме старой майки, когда-то принадлежавшей Джоэлу. Почему это женщины смотрятся так сексуально в мужской одежде?
– Уже глубокая ночь, – сказала Таня. – Если не выспишься, не сможешь завтра оперировать.
– Следующая операция у меня только вечером. – Джоэл устало покачал головой. – А перед этим я должен втолковать Нелл Калдер, что ей придется несколько месяцев пролежать в постели без движения. Представляешь, как она обрадуется? У нее будет масса времени, чтобы подумать и о муже, и о ребенке.
Таня разглядывала рисунок:
– Это ее будущее лицо?
– Да. Вот проверяю пропорции. Смотрю, получится ли. Должен же я ей что-то показать. У этой женщины, кроме нового лица, ничего в жизни теперь не будет.
– Ничего, ты сумеешь сделать чудо. – Таня положила ему руку на плечо. – Ведь я знаю, Джоэл Либер, что у тебя золотые руки.
Он снова склонился над рисунком, буркнув:
– Шла бы ты спать. Не мешай работать.
– Я даю тебе два часа. – Таня отошла от стола. – Потом вернусь и уведу тебя отсюда.
Джоэл проводил ее взглядом. Таня никогда не болталась по дому без дела – она всегда твердо знала, куда идет и зачем.
– Красивые у меня ноги, правда? – обернулась она с улыбкой. – Это очень кстати. Донна сказала, что ты в женщинах больше всего ценишь ноги.
– Вовсе нет. Я это выдумал, чтобы ее утешить. У Донны грудь, как у мальчика.
Таня укоризненно покачала головой:
– Опять врешь.
Она вышла из библиотеки, а Джоэл, сделав над собой усилие, вновь углубился в работу. Через два часа Таня вернется. К тому времени он должен отсюда убраться. Эта улыбка, эти длинные ноги – слишком большое искушение. Зачем ей стареющий работоголик, уже испортивший жизнь одной женщине?
Не думай о Тане. Думай о Галатее.
* * *
На сей раз Нелл увидела перед собой не Танека, а другого мужчину.
Молодое лицо, широкие скулы, сломанный нос, голубые глаза, коротко подстриженные светлые волосы.
– Привет, я Фил Джонсон.
– Кто?
– Буду вашей сиделкой.
Он похож не на сиделку, а на футболиста, подумала Нелл.
Белый халат чуть не лопался на широченных плечах.
– Вам лучше? Врач снизил дозу обезболивающего, так что сознание должно проясниться.
