Загрузив продукты в холодильник, Лиза налила в бокал охлажденного белого вина, сбросила туфли и босыми ногами прошлепала к стеклянным дверям, за которыми начиналась гостиная. Благодаря резному мраморному камину, нисколько не изменившемуся со времен первых хозяев дома, лепным карнизам с фестонами и высоким, характерным для английского ампира окнам, охваченным двумя балконами с черными витыми перилами, комната сохраняла все признаки старого аристократического салона. В эклектичную коллекцию мебели, большую часть которой Лиза привезла из отдаленных уголков земного шара, входили самые разнообразные экспонаты, от великолепного тайского сундука до комплекта из двух расшитых вручную марокканских диванов, яркого мексиканского ковра-гобелена а-ля Фрида Кало и весьма эффектного итальянского стола, который обошелся ей почти в пять тысяч евро. В центре комнаты, посреди пестрой россыпи индийских шелковых подушек, смирно лежала искусственная медвежья шкура, а на ней стоял журнальный столик, гордость хозяйки. Если верить продавцу этого в высшей степени необычного предмета, он появился на свет в девятнадцатом столетии и служил потайным входом в гарем на Занзибаре. Правду говорил торговец или врал, но Лиза влюбилась в этот столик в один из нескольких памятных дней, которые проводила на острове с Тони. Теперь ее драгоценное приобретение уютно устроилось в сделанной на заказ ореховой раме, место рядом с великолепной ручкой из черного железа занял лепной горшок с цветущим кактусом, а всю остальную поверхность защищало стекло.
Обнаружив, что в гостиной душно, как она и ожидала, Лиза открыла оба окна, впустив свежий воздух, а вместе с ним и шум машин, и отправилась в ванную, где было гораздо тише и прохладнее, чтобы подготовить себя и ее к предстоящему вечеру.
Едва переступив через порог, Дэвид понял, что Лиза уже дома. Одного запаха в квартире, какого-то цитрусово-мускусного, смешанного с ароматом, который исходил от нее одной, было достаточно, чтобы он убедился в этом и чтобы на лбу разгладилась морщинка, а в мыслях рассеялась тревога. Признается ли он, что приехал позже, чем ожидал, потому что проделал долгий путь к своей старой квартире в Пимлико и только тогда вспомнил, что больше там не живет? Пожалуй, нет. Лиза подумает, что он тоскует по старой жизни, или скучает по Катрине, или теряет нить происходящего. И, хотя в первых двух предположениях была доля истины, а третье, вероятно, тоже нельзя было исключать, сейчас он находился именно там, где ему хотелось. Вместе с Лизой, которая изменилась, с его точки зрения, в лучшую сторону, хотя когда-то он ни за что не поверил бы, что такое возможно. Дэвид понимал, что в глазах Лизы он тоже изменился. Но, к его удивлению, она упрямо повторяла, что его рассеянность и минуты погружения в себя, которые временами доводили Катрину до белого каления (разумеется, ближе к концу, когда она слишком мучилась, чтобы быть терпимой), очень милы и вызывают желание окружить его лаской. Дэвиду и самому хотелось бы относиться к этому именно так, но зачастую собственная несобранность раздражала не меньше, чем Катрину. Это беспокоило его гораздо больше, чем ему хотелось признавать. Дэвид начал задумываться, не впадает ли он в депрессию. Но как такое возможно, если он уже много лет не чувствовал себя таким счастливым, как сейчас? Сознаваясь в этом, Дэвид вовсе не хотел принижать Катрину. Конечно, они были счастливы вместе, но отношения, которые тридцать лет текли в одном и том же русле, не могли дать того заряда, который ощущаешь, отправляясь в путешествие по новым, неизведанным водам.
Услышав, что Лиза в ванной, Дэвид окликнул ее, обозначив свое присутствие, и пошел на кухню что-нибудь выпить. Сейчас он чувствовал себя гораздо расслабленнее, чем несколько минут назад; напряжение спадало, а мрак тревоги уступал место радужному настроению. Дэвиду нравилось, как по-домашнему он чувствовал себя в этой квартире, как будто приезжал сюда долгие годы. Так какого черта его сегодня вечером понесло в Пимлико? Старые привычки, пожалуй, и голова, забитая непомерным множеством забот. Как бы то ни было, это не важно. Главное, что сейчас он здесь, и от одного предвкушения, что с минуты на минуту к нему присоединится Лиза, улетучивались все тревоги и проблемы, омрачавшие его день.
Дэвид забрал выпивку в гостиную, плюхнулся на один из диванов и откинулся на мягкие подушки. Иногда казалось, что он прятал от мира какую-то часть своего существа, ожидая именно этого, и, возможно, в тот момент начиналась наконец его настоящая жизнь.
Ему вспомнилось, как они с Лизой встретились после посольской вечеринки в парижском кафе. Она тогда едва дождалась, пока на их столик в тихом уголке поставят кофе, и сказала:
— Это ошибка.
Он улыбнулся ей, и она смерила его любопытным взглядом.
— Я думал о том же, — объяснил Дэвид, — но теперь, сидя здесь, я понимаю, что совершил бы ее снова. — Ему захотелось взять ее руки в свои, но он сдержался. Слишком рано. Они больше не знали друг друга, так почему же его не покидало чувство, будто они по-прежнему близки? — Я не мог не увидеться с тобой, — проговорил он.
Лиза опустила взгляд.
Он смотрел на нее, впитывая каждую черточку ее облика, от кремовой нежности кожи до экзотического разреза глаз и изящества рук, и его не покидала уверенность, что он находится именно там, где должен находиться, хотя это было как никогда далеко от истины.
— Как тебе удалось вырваться? — спросила она наконец. — Разве охрана не следует за тобой повсюду?
Он рассмеялся:
— Я не настолько важная персона.
В ее глазах заплясали веселые огоньки.
— Но думается мне, что довольно скоро будешь.
Ее голос, такой мягкий, с легкой хрипотцой, звучал настолько знакомо, что Дэвиду казалось, будто он проваливается во временную дыру.
— Не будем этого исключать, — ответил он, иронично подняв бровь.
Лиза позволила себе на несколько коротких мгновений встретиться с ним взглядом.
— Я посылала открытку, когда тебя назначили министром, — проговорила она. — Вероятно, не следовало этого делать, но я думала, что, если ее доставят тебе в офис... — Дэвид удивленно смотрел на нее. — Ты ее не получил?
Он покачал головой.
— Кто-то из секретарей, вероятно, перенаправил ее на мой домашний адрес, — проговорил Дэвид, догадываясь, чем, по всей видимости, были вызваны подозрения Катрины. — Но давай не будем обо мне, — сказал он. — Расскажи о себе, кто ты теперь, что происходило в твоей жизни... Ты замужем?
Дэвид удивился, услышав отрицательный ответ, и втайне порадовался, что было с его стороны неправильно и неблагородно. Потом Лиза рассказала о своей рубрике, и он наконец понял, почему раздел «Образ жизни» вечно исчезал из воскресного приложения к газете, прежде чем он успевал до него добраться. «Бедная Катрина, — с грустью подумал он тогда, — столько лет прошло, а она по-прежнему так сильно переживает».
