Затем Таннер поднялся, и с лица его исчезло грозное выражение.
– Иди ко мне, – приказал он.
Уловив в его голосе страстные нотки, Ди расцвела улыбкой и поспешила выполнить его просьбу.
Таннер грубо обхватил ее своими ручищами, и его губы с силой впились в ее рот. Ди прижалась к нему всем телом. Разжав объятия, Таннер хрипло промолвил:
– Я не мог больше ждать ни секунды.
Его партнерша выразила не меньшую готовность. Таннер полез рукой к ней под юбку, и оба они повалились на диван. Но едва их губы слились в страстном поцелуе, зазвонил телефон.
Таннер замер, но телефон не умолкал. Таннер со стоном оттолкнул Ди и нашарил трубку.
– Таннер, – рявкнул он.
– Это Хэл.
– Черт побери, Хэл! Ты как нельзя кстати – вечно все испортишь.
– Таннер, для тебя и впрямь настали черные дни. Так что застегни ширинку, – добавил Гавард, – и приходи в мой офис.
– Что, все так плохо? – пробормотал Таннер.
– Совершенно верно.
– Я не собираюсь нестись к тебе сломя голову, чтобы это услышать. Говори сейчас, прямо по телефону.
– Хорошо, Пол, пусть будет по-твоему. – Хэл помолчал. – Ты банкрот, полный банкрот.
Таннер похолодел:
– Неужели ничего нельзя сделать?
Хэл коротко вздохнул:
– Ничего. У тебя всего месяц, чтобы собрать необходимую сумму, прежде чем твои кредиторы прихлопнут тебя как муху.
– Спасибо на добром слове, Гавард, – проревел Таннер и бросил трубку на рычаг.
Ди, сидевшая рядом на диване, вздрогнула.
– Поли, что случилось?
Его глаза превратились в узкие щелки.
– Убирайся с глаз долой! Сейчас же!
Минуту спустя он был уже один. Ну все, его терпение лопнуло. Он передал этим русским все, что они требовали, и не просто одно или несколько имен, а целый список – всех, кого знал. Даже тех, кто давно оставил службу в разведке. Но на этот раз они заплатят ему все до цента.
Сняв трубку, Таннер набрал номер.
В конце концов, он первая скрипка.
* * *
К тому времени когда шасси коснулись посадочной полосы, Блэр чувствовала страшную усталость – скорее моральную, чем физическую. Иногда ей удавалось задремать, но она тут же вздрагивала и пробуждалась с непонятным чувством тревоги, никак не связанным с полетом.
Они высадились в молчании. Хант помог ей снять чемодан с верхней полки, но по дороге через аэровокзал к автостоянке не обмолвился с ней ни словом.
Блэр стояла рядом, пока он брал автомобиль напрокат, и внутри у нее все кипело от возмущения. «Что я здесь делаю? – спрашивала она себя и тут же отвечала: – Я здесь ради Джоша. Я делаю это ради Джоша. Надо просто помнить об этом, и все будет в порядке».
Калеб обернулся к ней и нетерпеливо промолвил:
– Идем.
– Я давно вас жду, – подхватила она.
– Нам придется довольствоваться небольшой машиной, но это все, что они могут предложить.
– Не важно, – произнесла Блэр охрипшим от долгого молчания голосом.
Когда они вышли на улицу под солнце Денвера, автомобиль их уже ждал.
Калеб любезно открыл дверцу, пропуская Блэр, и она села на переднее сиденье. Она была так близко, что он чувствовал аромат ее волос; ему захотелось зарыться пальцами в ее шелковистую каштановую гриву и закрыть глаза.
Стряхнув с себя наваждение, Хант вполголоса выругался и захлопнул дверцу. «Ты просто самец, тебе сейчас любая сгодится». Но в глубине души он знал, что это не так, и от этого злился еще больше.
Знал он и другое: скоро что-то произойдет. И случится это с его подачи. Да, он вел себя как последний осел, и, следовательно, ему первому придется пойти на перемирие. Но Калеб никак не мог сделать первый шаг. Женщина, сидевшая рядом с ним в машине, казалась такой недоступной, холодной, высокомерной, что внушала ему страх.
Калеб ничего в жизни не боялся и презирал трусов. «Расслабься, Хант. Плыви по течению – все наладится само собой».
Блэр чувствовала себя ужасно. Враждебное поведение Калеба, его сумрачный вид действовали ей на нервы. Он смотрел прямо перед собой, стиснув зубы, по обеим сторонам его рта образовались суровые складки, идущие от крыльев носа к уголкам губ. Глаза спрятаны за темными стеклами солнцезащитных очков, руки сжимают руль.
Что же в нем такого особенного? Никто из ранее известных ей мужчин, включая и ее мужа, не мог с ним сравниться. Сидя рядом с ним в тесном автомобиле, она чувствовала прикосновения его бедер, когда он переставлял ногу с газа на тормоз и наоборот. Эти невинные прикосновения вызывали в ней бурю ответных эмоций. В какой-то момент ей даже стало жарко. Сохраняя непроницаемое выражение лица, она уставилась на дорогу.
– Проголодались?
Внезапный вопрос застал ее врасплох. Она обернулась к нему. И хотя лицо его было по-прежнему сурово и непроницаемо, Блэр почувствовала перемену в его настроении – голос звучал менее враждебно. Блэр перевела дух.
Может, это сигнал к перемирию?
Она продолжала молчать, и Калеб снова заговорил, отвечая на ее невысказанный вопрос:
– Послушайте, я знаю, со мной нелегко иметь дело, но… – Он сделал паузу, обдумывая следующую фразу. – Черт, я хочу сказать, что мы…
И снова умолк – по-видимому, слова не шли у него с языка. Блэр притихла и ждала, сцепив руки на коленях.
– Черт подери, Блэр, вы же понимаете, о чем я, – сказал Калеб, уставившись на дорогу.
У Блэр пересохло во рту. Похоже, он просит у нее прощения. Значит, надо сделать ответный шаг. Кроме того, он снова называет ее по имени.
– Да, понимаю, – ответила она, – и полностью с вами согласна. – Голос ее дрогнул. – Я… я постараюсь выполнить свою часть задания.
Глаза их встретились, и его взгляд скользнул ниже, к впадинке между ее грудей в вырезе блузки.
Блэр невольно вжалась в сиденье. Он поднял глаза, и они были холодны и бесстрастны, как у доктора.
Они улыбнулись друг другу.
– Мир? – негромко спросил он.
Она кивнула и отвела взгляд.
– Мир. Пока не выполним задание.
– Вернемся к вопросу о еде. Вы наверняка голодны, потому что ничего не ели в самолете.
Блэр скорчила недовольную гримаску:
– Не люблю перекусывать в самолетах.
Он усмехнулся:
– Понимаю. Надо быть слишком голодной, чтобы съесть то, что там предлагают.
– Да, а я не настолько голодна.
– По вам и видно, – пробормотал он себе под нос.
Поймав на себе его оценивающий взгляд, Блэр обиженно заметила:
– Вы говорите прямо как моя мама.
– Вот как?
– Она считает, что я слишком худая.
– Я с ней согласен – кожа да кости.
Взгляды их снова встретились, но на этот раз Блэр ничего не могла прочесть в глубине его черных глаз. После некоторого молчания Калеб произнес:
