Вот это – сто процентов – страннейшее изменение в его поведении. Мало того что он проигнорировал дачу. Он дал мне машину. Даже туда. Постоянно мне ее дает. Лишь бы отделаться от меня. Ну, не иначе он мне действительно изменяет. Что пишут форумы про мужчин, разлюбивших машину?
– Банки кончаются только к весне. Так что, – Янка продолжала с ноткой счастливого садиста в голосе, – если не заберешь сама, она поедет к тебе. А ей тяжести таскать – сама понимаешь, нельзя.
– Я… я заеду. Завтра, – тут же сдалась я. Буду завтра сидеть за маминым столом, давиться смородиновым вареньем и уклоняться от вопросов о моей жизни. Высижу максимум часа три. Как раз до того момента, как мама перейдет к инструкциям. И она, и Яна обожают давать мне инструкции. Они даже говорят с одинаковыми интонациями – менторскими, строгими. Только вот говорят разное. Одна учит меня смирению и призывает не дурить, другая настоятельно требует, чтобы я изменила мужу. Почему-то я слушаюсь вторую.
– Ну, как знаешь. Мне пора, звони. – Яна засуетилась, в голосе ее появилась досада. Будто я ее отрываю от дел своими разговорами.
– Вообще-то ты мне звонила. От работы меня оторвала, – едко уточнила я.
– Ты чего такая гадюка сегодня? Яду скопила? Девать его некуда?
– Как твой муж поживает?
– Нормально поживает, – нахмурилась Яна. – Работает.
– Разведись с ним.
– Ты мне что, решила совет дать? Дождись, пока я у тебя его спрошу.
Я снова отключилась, на сей раз любимая сестричка не стала перезванивать. Я посмотрела на часы. Рабочий день неумолимо клонился к вечеру, пора было потихонечку выкатываться домой. Но не хотелось. Одно дело сидеть на работе и предаваться безделью. Другое – предстать перед Лешкой. Больше всего я боялась посмотреть ему в глаза. Мне казалось – он сразу все поймет. И выкинет меня из окошка. Прямо в сугроб. Проблем-то больших не будет, мы живем на первом этаже. Выбросит, закроет форточку и больше никогда обо мне не вспомнит. Ужас. Но еще больше, чем этого, я боялась, что он, когда я приду, не обратит на это никакого внимания. Так и будет читать новости в Интернете. Потом попросит котлет. И все. Вот будет ужас. Поэтому я сидела и сидела, упорно игнорируя требования трудового законодательства.
– Ты домой-то идешь? – спросила наконец Верочка, девушка из-за стола напротив.
– Придется, – вздохнула я.
Верочка – добрая душа. Мы с ней всегда вместе ходим обедать, а за соседними столами мы просидели вот так добрую пятилетку. Если Карина лютовала и торчала в нашем отсеке, мы переписывались по «аське»[3]. Только без «о-о!», это было бы слишком заметно. Верочка знала все о моей затее с изменой мужу. На самом деле, хоть она, кажется, была против, но М@стера_д_д мы с ней выбрали вместе. Он ей показался относительно приличным парнем. Сама она жила с каким-то жутким типом, который писал диссертацию и считался гением. Он ее писал, кажется, уже лет восемь. Верочка зарабатывала немного, но он, ее гений, был неприхотлив. Правда, выпивал. Я его никогда не видела. Не думаю, что он бы мне понравился.
– Идешь? – спросила она, стоя уже в пальто.
Я вздохнула и выключила компьютер.
* * *
В целом писатели вели себя хорошо. Главным образом потому, что выбора и возможностей вести себя плохо писателям дадено не было. Незачем баловать творческую интеллигенцию излишней свободой. Их график был составлен умело, с тем чтобы свободными оставались только поздние вечера. Обеды не в счет, они проходили под строгим контролем принимающей стороны – библиотекарей. И хотя разведка донесла, что великий русский писатель Захарчук все же раздобыл себе где-то водки, в целом мероприятие двигалось вперед без заносов. Чего, кстати, не скажешь о транспорте. Тамбовская область оказалась весьма занесенной снегами и почти совсем не расчищенной.
Было холодно. Именно поэтому Олеся особенно тщательно следила, чтобы состав просветительской бригады не имел бесконтрольного доступа к горячительным напиткам. И все складывалось неплохо, не считая Захарчука.
– Писатели выступают, народ хлопает. Журналисты снимают, – докладывала Олесе помощница Танечка.
К вечеру первого дня начали поступать первые отзывы и впечатления.
– У нас в машине не работает печка!
– У меня в номере не течет горячая вода.
– Ишь ты, чего захотели. Горячая вода! Вам, беллетристам, мыться незачем. Вам не привыкать в грязи ходить. – Это, конечно, выступил все-таки набравшийся великий писатель. – Вы в деньгах купаетесь.
– Да как вы смеете! – возмутилась одна поэтесса, некто Кроликова, тоже, кстати, из малотиражных. Такими добирали делегации, если уж совсем никого не удавалось достать из «приличных». В Тамбов зимой, знаете ли, не всякий поедет. – У меня премия!
– А меня в школе проходят, – «уделал» ее Савва.
Олеся удивленно осмотрела его еще раз. Что-то она ничего об этом не слышала. Не дай бог, ее дочери такого вот кадра дадут читать. Что он, кстати, написал? Хоть знать бы. Впрочем, незачем. Не надо.
– Так, успокаиваемся. Душ починят. Или вас переселят. Савва, друг мой. Не изволите ли отужинать, да посытнее? Вам надо.
– Что вы говорите, – тут же завелся великий. – Вы тут нас совершенно не кормите! Совершенно.
– Как же. Вы ж весь день пьяный, – фыркнула поэтесса.
Впрочем, за ужином идейные разногласия были преодолены. Поэтесса выпила тоже немножко, Олеся разрешила. И они с Захарчуком весь вечер потратили на какие-то литературные дебаты. В поведении поэтессы, дерзком и непримиримом, начали прослеживаться эротические намеки. Поэтесса не была замужем и писала в основном о любви.
– Господи, как я устала! – воскликнула Танечка, когда первый день все же закончился.
– Да уж. Хорошего мало. Но бывало и хуже, – философски заметила Олеся, пожимая плечами. – Хотя бы появилась эта поэтесса, и этот деятель не пристает ко мне больше. А ей он, может, – бальзам на раны.
– Брр! Врагу не пожелаешь.
– Почему? Врагу как раз можно, – хмыкнула Олеся. – Себе – нет. А потом о них будут писать: «Самобытная творческая пара, союз двух талантливых людей».
– Слушай, а кажется, этот Захарчук женат, – усомнилась Танечка. – Точно. Женат. Жена у него живет в Питере, а любовница в Москве. Вернее, в Перловке, рядом с Мытищами. Он у нее останавливается, когда наезжает к нам.
– Час от часу не легче. Он еще и не наш. Откуда мы его вообще взяли? – Олеся расстелила постель. Спать она не хотела. Слишком устала, чтобы спать. Мысли крутились и крутились вокруг всякой ерунды. Дочка должна была писать контрольную. Матери надо будет выслать денег. Машка с кем-то переспала. Наверняка теперь обливается слезами и корит себя. Машка была – как бы это сказать… ветер. Не в том смысле, что в голове. Хотя и в голове, и в заднице – ветра гуляли. Просто такая вот сумасшедшая наша Маша. Одни глупости делает и всех любит. И заглядывает всем в глаза, думая, что люди никогда не врут и никогда не делают гадостей. Вот из-за этого-то Олеся всегда боялась за Машку. Из-за ее странной взрослой наивности. Из-за того, как сильно она привязывается к людям. К мужу, в частности. К мужьям привязываться опасно втройне, с ними надо особенно держать ухо востро. Но Машка – она всей душой, в ней какое-то ненормальное, опасное для жизни количество любви. И не в том слащавом фальшивом смысле, в котором принято теперь говорить о любви. Машка любила как собака, преданно, бездумно, безусловно. Кого из наших мужчин можно вот так любить? А он, ее муж, конечно, ничего этого не понимает. Ему бы только на Nissan Qashqai накопить. В этом его счастье.
