Он мрачно подумал, какого черта Логан и Мадлен вообще пригласили сюда Джулиану. Впрочем, он не мог возражать против ее присутствия здесь лишь потому, что когда-то у него с ней был роман. Если бы он попытался вышвырнуть ее из поместья по этой причине, еще, как минимум, дюжину других присутствующих женщин пришлось бы выгнать на том же основании.
Словно проследив за ходом его мыслей, Каролина бросила на него рассерженный взгляд. – Меня не удивляет то, что вы спали с моей кузиной, - сказала она. – Очевидно, вы спали, по меньшей мере, с половиной женщин здесь.
- И что с того? Какая вам от этого разница?
- Абсолютно никакой. Это всего лишь подкрепляет мое низкое мнение о вас. Как, наверное, неудобно иметь выдержку как у мартовского кота.
- Все лучше, чем быть ледышкой, – сказал он с презрительной усмешкой.
Ее карие глаза за очками расширились, и по лицу растекся румянец. – Что? Как вы меня назвали?
Резкость ее тона предупредила стоящую неподалеку пару о назревающей ссоре, и Эндрю осознал, что они оказались в центре внимания нескольких заинтересованных взглядов. – На улице, - произнес он, стиснув зубы. – Мы продолжим разговор в розовом саду.
- Пожалуйста, - согласилась Каролина недовольно, стараясь сохранять бесстрастное выражение лица.
Десять минут спустя им обоим удалось выскользнуть из дома.
Розовый сад, или как называла его Мадлен Скотт, ее «розовая комната», находился в южной части сада, окруженной столбиками и веревками, увитыми вьющимися розами. Земля была засыпана белым гравием, кусты нежно пахнущей лаванды окаймляли тропинку, ведущую к арочному входу. В центре розовой комнаты на пьедестале стояла массивная каменная урна, окруженная синими зарослями кошачьей мяты.
Воздух, напоенный экзотическими ароматами, никак не смягчил неудовлетворенности Эндрю. Видя, как стройная фигурка Каролины вошла в шелестящий сад, он едва мог сдерживаться, чтобы не накинуться на нее. Вместо этого он, молча и не двигаясь, стоял, и стиснул зубы, следя за тем, как она приближается.
Она остановилась от него на расстоянии вытянутой руки, закинув голову так, чтобы смотреть прямо ему в глаза. – Скажу вам лишь одну вещь, милорд. - От волнения голос ее натянулся, став напряженным и высоким. – В отличие от вас, я высоко ценю истину. И хотя я не возражаю против правдивых замечаний, неважно насколько они нелестны, я не согласна с тем, что вы там что сказали. Потому что это не так! Вы категорически неправы, и я не вернусь в дом, пока вы не признаете это!
- Неправ в чем? – спросил он. – В том, что вы – ледышка?
По какой-то причине это выражение привело ее в ярость. Он видел, как ее подбородок задрожал от негодования. – Да в этом, - прошипела она.
Чтобы разозлить ее еще больше, он наградил ее улыбкой. – Я могу это доказать, - сказал он сухим тоном. – Сколько вам лет… двадцать шесть?
- Да.
- И, несмотря на то, что вы красивее многих, у вас хорошая кровь и уважаемая семья, вы так и не приняли предложения ни одного мужчины.
- Верно, - сказала она, слегка удивленная комплиментом.
Он обошел ее кругом, оскорбительно оглядев с ног до головы. – И вы – девственница… не так ли?
Стало ясно, что вопрос смутил ее. Он с легкостью читал обиду в ее лице, а краску стыда было видно даже в освещаемой лишь звездным светом темноте. Ни одна приличная молодая женщина не должна даже думать о том, чтобы ответить на подобный вопрос. После долгой, молчаливой борьбы с собой она едва заметно кивнула.
От этого короткого подтверждения все внутри него сжалось и запульсировало в яростном возбуждении. Черт бы побрал ее, никогда еще он не находил девственницу желанной. И все же он хотел ее с неистовой силой… он хотел обладать ею и целовать каждый дюйм ее невинного тела… он хотел заставить ее кричать и стонать для него. Он хотел пережить те ленивые мгновения, когда они будут лежать вместе, потные и усталые от любви. Казалось, за право открыто прикасаться к ней, как и когда пожелает, он отдал бы что угодно. И, тем не менее, она никогда не будет принадлежать ему. Он лишился всех шансов на это много лет назад, еще до того, как они встретились. Возможно, если бы он вел совсем другую жизнь… Но он не мог освободиться от последствий прошлого.
Скрыв свое желание за насмешливой улыбкой, Эндрю развел руками, как бы показывая, что факты говорят сами за себя. – Красивая, незамужняя, двадцатишестилетняя и девственница. Из этого можно сделать лишь один вывод… ледышка.
- Не правда! Да во мне гораздо больше страсти, больше подлинных чувств, чем когда-либо будет у вас! – Глаза ее сузились, когда она увидела, что он откровенно забавляется. – Не смейте смеяться надо мной! – Она набросилась на него, подняв руки, словно собираясь атаковать.
С тихим смешком, Эндрю ловко ухватил ее за плечи, удерживая на безопасном расстоянии… пока не осознал, что она не пытается вцепиться ему в лицо, скорее хочет обнять его за шею. Изумившись, он ослабил хватку, и она тут же обхватила его затылок. Она прилагала все возможные усилия, использовала вес своего тела, пытаясь притянуть его голову вниз. Он без труда устоял, заглянув в ее личико с недоуменной улыбкой. Он был настолько больше ее, что любая попытка с ее стороны принудить его к чему-либо силой была смешна. – Каролина, - сказал он, голос его звучал неровно одновременно от смеха и желания, - вы случайно не пытаетесь поцеловать меня?
Она продолжала с силой тянуть его вниз, разгневанная и непреклонная. Она что-то шепотом говорила, шипя словно разъяренный котенок. - … вам покажу… вы пожалеете… я не холодная, вы наглый заносчивый негодяй…
Эндрю больше не мог этого выносить. Посмотрев на маленькую негодующую женщину в своих руках, он утратил способность разумно мыслить. Все, о чем он мог думать, это, как сильно он ее желает, и что пара украденных мгновений в розовом саду ничего не значит в порядке мироздания. Он почти сходил с ума от желания испробовать ее на вкус, прикоснуться к ней, прижать ее тело к своему во всю длину, а остальной мир пусть катится ко всем чертям. Поэтому он позволил этому случиться. Он расслабился, опустил голову, и дал ей притянуть свой рот к ее.
Что-то удивительное произошло с первым нежным прикосновением ее губ – невинно сомкнутых губ, потому что она не умела целоваться. Он почувствовал ужасное мучительное теснение в груди, его сердце сдавило и сжимало до тех пор, пока он не ощутил, как крепкая стена вокруг него треснула, и внутрь хлынул жар. Она была такой легкой и мягкой в его руках, запах ее кожи был в тысячу раз более соблазнительным, чем запах роз, хрупкая линия ее позвоночника выгнулась дугой, когда она попыталась прижаться к нему теснее. Ощущения нарастали слишком сильно, слишком быстро, он застыл от внезапной беспомощности, не зная, куда положить руки, боясь, что если вообще пошевелится, то раздавит ее.
