По ступеням вальяжно и с чувством собственного достоинства спускался шеф.
Столкнувшись с офис-менеджером, Борис Степанович оторопело похлопал глазами и, стыдливо зардевшись, спросил:
– А вы здесь что?
Он почему-то решил, что Михайлова ждет именно его, так как больше никого в офисе не было.
– А я здесь вот, – в том же стиле пояснила сотрудница.
Надо было срочно придумать какое-то внятное обоснование тому факту, что она в десятом часу вечера только-только покинула рабочее место. В голову, как назло, ничего дельного не приходило, зато навязчиво всплывали пикантные подробности из переписки.
«Лучше бы я на баню с Ксюхиным протеже согласилась», – сокрушенно подумала Люда и подобострастно улыбнулась директору.
Бориса Степановича дома ждали жена, дочка Людмилиного возраста и приехавшая пару месяцев назад погостить теща. Старушка-мать загостилась уже так, что идти в родное гнездо не было никаких моральных сил. Теща никак не могла определиться с собственным отношением к богатому зятю, поэтому ее настроение колебалось по максимальной амплитуде: от «эти новые русские разворовали страну» до «сыночек, надежа ты наша и опора». Когда теща жила в Саратовской губернии, зять был готов любить ее, почитать и даже спонсировать ремонт дома, «чтобы соседи от зависти удавились». Но терпеть старушку на своей территории не было никакой мочи. Тем более что она, похоже, прижилась и возвращаться в отремонтированные саратовские хоромы не спешила.
– Ну, и как вообще? – неопределенно поинтересовался Жук, стесняясь собственных мыслей и планов. Кто ее знает, эту Михайлову. Баба она языкастая, как бы не опозориться.
– Вообще хорошо! – воодушевилась Люда. – Просто даже здорово. Вообще. Вот.
«Иди уже, не доводи до греха», – добавила она про себя и снова загадочно улыбнулась. Шеф был еще очень даже ничего, но совершенно не в ее вкусе. Тем более что, проработав с ним пять лет, Людмила знала про начальника все: набор болячек, характер жены и день рождения любовницы. Последняя была лет на десять старше Люды и работала в банке, где фирма имела свой счет. В общем, в личной жизни Бориса Степановича царила такая стабильность, что Люде там было просто нечего делать. Да и лезть туда незачем. Единственное, что может остаться от совместно проведенного вечера, – обоюдное чувство крайней неловкости, которое запросто приведет к увольнению одной из сторон. Жук не мог уволиться из собственной фирмы по объективным причинам, так что развитие событий прогнозировалось легко.
– Это хорошо, когда вообще хорошо, – поддержал интеллектуальную беседу Жук, задумчиво оглядев Людмилу. Под складками на лбу явственно угадывалось рождение свежей мысли, которую опрометчиво разулыбавшейся Люде требовалось немедленно придушить в зародыше.
– У меня идеи насчет рекламы аптек, – она округлила глаза, изобразив трудовой азарт. – Много мыслей.
– Хотите обсудить сейчас? – намекнул шеф.
– Нет! Лучше завтра, – отшатнулась носительница идей.
– Отлично, – Жук даже руки потер от удовольствия. В его тоне угадывалось облегчение, и Людмила немедленно обиделась: «Ишь ты, обрадовался. Можно подумать, его Квазимодо в темном углу подстерег. Обмельчали мужики, трусливые стали».
Эту печальную мысль отягощала еще более печальная: к завтрашнему дню придется выдать какую-то рекламную концепцию, раз уж брякнула, не подумав.
– Рыжиков, привет!
– Милка, я занят.
– Мне очень надо. Ну, на пять минут! И вообще, ночь на улице. Чем ты занят?
– Михайлова, ты достала. Чем ночью занимаются все нормальные люди, тем и я занят!
– Спишь? Так рано же еще!
– Если ты по ночам только спишь, то это твои проблемы! Давай выкладывай свое дело, – прорычал Рыжиков.
– Женька, ты умный?
– Не то слово! Все?
– Выдай мне гениальную идею по рекламе аптечной сети.
– Это заказ? – в голосе Рыжикова появилась заинтересованность.
– Нет. Благотворительная помощь. Я пообещала шефу идею, а у меня ее нет.
– Так придумай. Все, Михайлова, меня ждут.
– Женька! – взвыла Людмила. – Я не могу придумать. Мне вообще некогда. Забыл? Я книгу пишу!
– Сделай перерыв, займись работой, а то вылетишь из конторы как ракета, – заботливо посоветовал верный друг.
– У меня сейчас идет сбор материала. Я прерваться не могу никак. Знаешь, что придумала?
– Не знаю. А ты уверена, что мне стоит это знать? Может быть, в творческих планах должна быть какая-то тайна?
– Гордись, Рыжиков. От тебя у меня тайн нет. Я завела анкету на сайте знакомств и вовсю знакомлюсь. Там столько типажей. Кстати, ты не одинок в своем одиночестве. Знаешь, сколько мужчин только в нашем городе ищут пару? Страшное дело!
– Я, Михайлова, уже давно не одинок. У тебя все?
– Гони идею, и я отстану.
– Розыгрыш призов, скидки пенсионерам, карты на скидку. А вообще разработку рекламной стратегии нормальные люди поручают профессионалам, а не писателям-самоучкам. Я тебя удовлетворил?
– В общем – да. Но в последнее время я какая-то не совсем удовлетворенная жизнью, – поделилась с ним Людмила, желая развить тему. Ей вдруг захотелось пожаловаться, а заодно и погордиться отказом от бани и от вечера в обществе шефа. Но черствый Рыжиков ее флюиды не уловил.
– Спи спокойно, Милка. Смотри не нарвись в своем Интернете на маньяка. Помни, ты нужна читателям. И они, кстати, ждут от тебя не детектив, так что не рискуй своим драгоценным здоровьем.
– Не каркай, – пробормотала Люда, вспомнив пару писем, авторами которых были явно не вполне нормальные мужчины.
– Не буду. Надеюсь, ты больше не позвонишь. Во всяком случае – сегодня.
– Грубый ты, – буркнула Люда, но ответом ей послужили лишь короткие гудки.
Реакция шефа на «креатифф» была вполне ожидаемой. Он одобрительно помотал головой и послал новоявленную рекламщицу к специалисту. Специалистом в фирме был только Леопольд, поэтому Люда посчитала вопрос закрытым. В конце концов, организация рекламной кампании не входила в ее прямые обязанности, ей нужно было лишь держать Бубельчука в узде и периодически отгонять от начальства, загружая новыми проектами.
– Идите, работайте. И большое спасибо за проявленную инициативу, – Жук то ли изобразил нечто революционное, то ли просто погрозил кулаком.
– Рада стараться! – гаркнула Людмила и выскользнула из начальственных апартаментов. Ее ждали виртуальные принцы и нетленка.
Первое, что бросилось в глаза, едва только Людмила пересекла границу, разделяющую вотчину директора и приемную, – неестественная поза Оксаны. Секретарша грациозно прилегла на стол, положив туда же бюст и растопырив свеженарисованный маникюр. На хорошеньком личике застыла несвойственная Ксюше одухотворенность, ресницы хлопали, как форточка на сквозняке, а весь облик девушки излучал многообещающее кокетство.
